Течение стало слабеть, вынося нас к берегу. Река наконец устала бороться с нами. Я почувствовала под ногами податливый грунт берега. Мы были спасены. Я продолжала крепко держать Чарли. С трудом мы выбрались на сухую поверхность.
Первое, что я увидела, были ноги Марка. Мой муж стоял на краю набережной, уперев руки в боки, и ждал, ждал нас! Значит, он выжил. Сейчас я его убью.
— Alors? (Итак?) Это было весело, non? — произнес он.
Все еще находясь по колено в воде, вылезая на берег и обдирая ноги о прибрежные камни, я не мигая смотрела на него. Я никогда не забуду выражение лица Марка, его огромные дикие глаза, в которых плясал огонь возбуждения. Тогда я поняла, что я замужем за безумцем.
— Марк, — проговорила я низким голосом, выпрямляясь на нетвердых ногах. — Чарли едва не утонул.
Но я думаю, он не слышал меня из-за собственного смеха. Да, он смеялся, смеялся надо мной.
— Энни, ты же в одежде!
Я посмотрела на себя. Моя полупрозрачная юбка была вся в грязи и липла к ногам.
— Конечно, я одета! — прокричала я в ответ, срываясь на плач. — Мне пришлось прыгнуть в воду, чтобы спасти нашего сына!
Марк тут же оборвал смех. Возможно, смысл моих слов наконец дошел до него. Возможно, он понял, что могло случиться? Но ничего подобного.
— De quoi tu parles, Энни? О чем ты говоришь? Ты сильно сгущаешь краски. — Он пожал плечами и, словно желая найти подтверждение своим словам, произнес, глядя на Чарли, стоявшего у меня за спиной: — Разве же не здорово было?
Немного успокоившись, я повернулась к нашему сыну. Чарли стоял, обхватив себя руками, часто дышал и дрожал от холода. Его зубы выбивали барабанную дробь, а губы на белом, словно снег, лице казались почти черного цвета.
— Да, Чарли, скажи папе, как тебе было весело!
Несколько секунд он молчал, глядя то на меня, то на Марка, то на воду. Мы ждали в напряженном молчании. Жестоко ставить своего ребенка перед необходимостью выбора, перед необходимостью встать на чью-либо сторону. Но тогда для меня было совершенно очевидным, что Марк — полный кретин. Самое же замечательное в детях то, что они совершенно непредсказуемы.
— Было клево.
Больше Чарли не произнес ни слова. Как я говорила, мальчики должны становиться мужчинами.
Только после того, как я выбралась на берег, отпихнув руку Марка, который хотел мне помочь, я заметила, что у меня сильно кровоточит нога и кровавые следы остаются на траве. Должно быть, я поранила ее, когда прыгала в воду.
— Как тебя угораздило пораниться, Энни? — встревоженно спросил Марк, наклонившись к моей ноге. — Oh la la! — Он покачал головой. — Ты должна быть осторожнее. В следующий раз лучше надень свои сандалии, non?
ГЛАВА ПЯТАЯ
К зиме охотничий сезон был в самом разгаре. Из леса до нас постоянно доносились окрики охотников, захлебывающийся лай собак, преследующих свою жертву, и ружейные выстрелы.
Таким образом, отправиться в лес на прогулку означало подвергнуть себя опасности быть застреленными по ошибке.
Вечером каждого воскресенья сын мэра, здоровяк Андре, со своими друзьями приезжал в центр нашего городишки. От захватывающей погони их розовые щеки становились еще розовее. Они жали друг другу содранные до крови руки, направляясь отметить удачную охоту пивом. Их добычей, как правило, был олень, или, в случае, когда удача действительно им улыбалась, в кузове их грузовика, рядом с ружьями, лежала туша дикого кабана. Андре сам походил на зверя. Это был здоровенный парень, с густой темной шевелюрой, огромными ручищами и такими толстыми пальцами, что я всегда удивлялась, как он может спускать курок. Смех у Андре был таким громоподобным, что мог разбудить и мертвого. Чарли дал ему кличку le Géant — Гигант.
К началу зимы наши финансы затянули лебединую песнь. Но работы по обустройству дома оставалось еще очень много. И у нас еще не было отопления.
Месье Мартен качал головой и смеялся во весь свой беззубый рот, грозя нам пальцем:
— Attention hein, les australiens. Ça va geler! (Осторожно, ну! Австралийцы. Дело идет к морозу). Вы просто не сможете прожить зимой без отопления, — предупреждал он. — Ведь температура может опуститься ниже пятнадцати градусов, как было год назад.
— Минус пятнадцать, — прошептала я тогда. — Он что, серьезно, Марк?
Разумеется, месье Мартен не шутил.
Нам пришлось купить большую старую печку. Марк попросил Гиганта и его друзей-охотников помочь ему занести эту громоздкую штуковину в наш дом. Когда Андре оказался в прихожей, доски на полу прогнулись и заскрипели от натуги. Если бы потребовалось, он мог и один спокойно занести эту печку.
— Voilа! (Вот так!) — воскликнул Марк, когда они наконец установили печь на ее место. — Теперь нам будет тепло зимой.
От раскатистого смеха Гиганта в окнах затряслись стекла.
В то время я уже с болью начала осознавать, что моя учительская карьера совсем не так успешна, как мне хотелось бы. Битва продолжалась, но она уже была проиграна. Мои ученики оказались милыми ребятами, насколько вообще могут быть милыми подростки, но они хотели только кататься на машинах, курить по углам и болтать по мобильнику. «A quoi sert? А зачем?» — начинали стонать они всякий раз, когда я пыталась начать с ними беседу на английском. И в конце концов, как и они, я стала задавать себе вопрос: «Действительно, а зачем?» Единственно, что они слушали, — это мои многочисленные истории об Австралии. Я успевала их рассказать прежде, чем они теряли интерес, и им нужно было снова отправляться покурить. Переписку по SMS эти ребята явно предпочитали живым формам общения. Однажды я даже всерьез подумала давать им уроки по телефону, рассылая SMS с заданиями. Сама система давно уже не оправдывала их ожиданий, и я была лишь ярким пятном на общем невыразительном фоне, некоторым развлечением, попавшимся на пути в нелегкой жизни этих ребят, скорее Мэри Поппинс, чем Сидней Пуатье.
Даже поездки в школу и обратно стали для меня сущим кошмаром. Конечно, вид за окнами авто оставался все таким же захватывающим, но теперь, глядя на черные деревья, простирающие свои голые, переплетенные ветви к сумеречному небу, я чувствовала, как меня охватывает какой-то мистический страх. И Чарли молча сидел рядом со мной, подавленный надвигающейся тьмой. Я помню, как однажды вечером, когда солнце уже опустилось за горизонт, мы ехали по дороге в Лерма.
— Ух ты! — внезапно воскликнул Чарли, напугав меня так, что я резко затормозила. Колеса завизжали, цепляясь за холодный асфальт, и машина резко остановилась. — Смотри!
Прямо перед нами, ослепленный светом фар, замер олень. Он, не мигая, смотрел на нас. Я никогда не видела оленя так близко. Я видела много кенгуру у себя дома в Австралии, но оленей — никогда. Я подумала об Андре и его приятелях, об этих тупых мужланах, которые с грохотом проносятся по городку на своих грязных джипах. Об этих упакованных в камуфляж кретинах, дудящих в клаксоны своих автомобилей от радости, что добыли очередной трофей.
