Бетти уже преподавала там в течение трех лет. Таким образом, я в один день получила должность и обрела подругу. Она сразу дала мне дельный совет купить специальные утепленные стельки. А уже через месяц мы вместе снимали квартиру.
И вот одним вечером, через два года после описанных выше событий, мы решили немного развеяться и найти кого-нибудь, кто хотя бы угостит нас выпивкой. Мы только что внесли деньги за квартиру, а потому снова были на мели. Преподавание в Париже не такое уж прибыльное занятие. Но тогда мы были молоды, свободны, все еще влюблены в саму идею жизни в городе всех влюбленных, а значит наше плачевное финансовое состояние не имело особого значения.
Так мы и встретились, я и Марк. Он угостил нас.
* * *
Я пребывала в шоке. Дежавю в самом чистом виде! Да, я снова видела Марка таким, каким он был тогда, давно. На меня снова смотрели эти голубые глаза, глаза Чарли, а волосы Марка снова были черными, без седых вкраплений.
Но у меня даже не было шанса что-либо сказать, так как я почувствовала сильный удар локтем под ребро. Я резко повернулась. Рядом со мной стояла девушка. Ее лицо, это лицо… Копна волнистых рыжих волос, словно огненный шар, освещающий правильное, точеное личико, словно у королевы, и острый взгляд зеленых глаз были до боли знакомыми.
— Энни Макинтайр, ты что, совсем замечталась?
Это была Бетти, только моложе. Только тут я поняла, что мы снова оказались в маленьком ирландском пабе «Китти О'Ши» на узенькой улочке за зданием Оперы.
Я повернулась к Марку, продолжая осторожно проводить пальцами по его лицу, отчаянно пытаясь найти хоть какое-то логическое объяснение произошедшей со мной метаморфозе. Понять, что это — игра света или, может быть, плохая шутка, которыми когда-то грешил Марк? Но по его глазам я видела, что это не шутка.
Чарли назвал бы это виртуальной реальностью. Да, это было в каком-то смысле так. Хотя Марк и я продолжали находиться в гостиной, одновременно мы пребывали в другом месте и в другое время. Мы словно наблюдали за собой со стороны по старому домашнему видео. Одновременно мы сами были непосредственными его участниками, тогда и сейчас, оказавшись в трехмерном пространстве. Мы не могли остановить воспроизведение или покинуть эту реальность. Марк и я потеряли дар речи, столь сильный эмоциональный удар лишил нас способности мыслить трезво. Нас, но не Бетти.
— Стоит оставить тебя одну на минуту…
Ее внимание переключилось с меня на Марка. Он же в задумчивости смотрел на Бетти. Их взгляды встретились, и Бетти опустила глаза. Она снова оглядела Марка, его куртку и джинсы, остановившись на ботинках.
— Потрясные ботинки!
У Бетти всегда хромало чувство юмора. На Марке были старые, потертые ковбойские сапоги. Настоящие кожаные сапоги с вытянутыми приподнятыми носами и каблуками. Похожие сапоги, наверное, носил Нил Даймонд, что вполне было бы нормально для него, но Марк сам носил их не снимая. Я уже забыла о тогдашнем стиле Марка в одежде, если это вообще можно было назвать стилем. Правда, меня волнует то, что даже сейчас он не считает, что с его манерой одеваться все было так плохо.
Должно быть, я запаниковала при виде его сапог, тех старых сапог, в которых потом Чарли, когда ему было четыре, вышагивал по комнате с игрушечным пистолетом в ковбойской шляпе и от которых я с трудом избавилась, когда Чарли вырос из них, хотя даже его отец не смог этого сделать.
Да, именно эти нелепые старые сапоги стали причиной первой волны настоящей паники. Мне нужен был воздух. Я потянулась к Марку, схватила его за рукав и едва слышным шепотом проговорила:
— Нам надо убираться отсюда!
Тем временем Бетти молча посмотрела на меня, хотя ее взгляд задержался на моем лице лишь на секунду.
— Постой-ка, Энни! Кто этот ковбой? — Ее рука оказалась на моем запястье. — Ты же не уйдешь с ним?
Но было слишком поздно. Я уже ушла.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Мы шли по узким улочкам холодным серым парижским днем. Знакомый влажный запах поднимался от тротуара, заставляя мое тело дрожать, когда мы пытались пройти путь, которым шли в тот первый вечер. Тогда Марк предложил мне подвезти меня домой. Мы шли и шли, плутая по серым унылым улицам, в тени старых каменных строений, мимо отелей, баров и кафе. Была суббота, и мимо нас то и дело проходили шумные компании.
Мы снова оказались там, где были двадцатью минутами ранее, опять миновав старый театр с замысловатым каменным фасадом девятнадцатого века, который находился на улице Дану. Это была узкая улочка, начинавшаяся сразу за углом от паба «Китти». Через пятнадцать лет непросто найти то место, где ты когда-то оставил машину.
Наверное, холод ночи и ледяной обжигающий мартовский воздух утомил и угнетающе подействовал на наши чувства. Схожие ощущения испытываешь, восстанавливаясь после операции, когда твое тело пребывает в каком-то оцепенении и всего несколько шагов по палате отнимают у тебя все силы. Ведь вроде бы мы очнулись, но все так же продолжали находиться в мрачном безвременье, в Париже.
И где же, где же сейчас находится Чарли? Его лицо стояло у меня перед глазами. Я видела его взгляд, видела, как он дрожит, и эта дрожь передалась мне.
Марк двигался впереди, все ускоряя и ускоряя шаг. Я пыталась не отставать, но мои туфли были слишком тесными, да и каблук был довольно высок, в результате чего я до крови стерла кожу на лодыжке, где застегивались ремешки туфель. В походке Марка было нечто — это была пружинистая походка молодого человека. А может, причиной его поспешности стала паника, которая и толкала его вперед? Тем не менее мы никуда определенно не продвинулись. К тому же было так холодно, что я обхватила себя руками, стараясь сохранить те крохи тепла, что оставались под одеждой.
— Марк?
Он продолжал идти.
— Марк, пожалуйста! Остановись!
Тогда он повернулся, замерев на месте прямо посреди улицы, и вскинул руки к небу:
— Je sais pas! Я не знаю, куда идти.
Я не понимала, о чем он. Имел ли он в виду дорогу к машине или дорогу домой, к Чарли?
— Где он, Марк?
Марк смотрел на меня в упор, качая головой.
— Je sais pas, Энни! Я ничего не понимаю!
От жуткого холода мои зубы уже отбивали барабанную дробь, и я не в силах была совладать с собой. Это оказалось последней каплей в чаше моего терпения. Уставившись на тротуар, я почувствовала, как горячие слезы полились у меня по щекам.
— Allez… Ну перестань, Энни.
Марк прошептал, но я не могла ослышаться — в его голосе тоже был страх. Я боялась взглянуть на него, увидеть страх в его глазах. Не поднимая глаз, я проговорила:
