— Что будешь сегодня делать, как отмечаешь свой день рождения? — простодушно поинтересовался Норман. Джек застонал.
— Пожалуй, совершу самоубийство. Так ты приведешь сюда Джорджа или нет?
— Конечно, Джек. И еще раз с днем рождения тебя, — с чувством произнес Норман. Лежавший на диване страдалец закрыл глаза и ничего не ответил. Восхищение, которое питал к нему Норман, было трогательным, но в данную минуту Джеку хотелось лишь одного: чтобы хотя бы ради дня рождения проклятая боль сжалилась над ним и отступила, и он снова вернулся бы к жизни. К жизни, в которой есть женщины и секс.
Сидя за письменным столом в рабочем кабинете, расположенном несколькими этажами выше, Валери перебирала образцы тканей. Они были ей нужны для телешоу. Одни из них станут иллюстрацией к ее рассказу о том, как своими силами переделать гостиную, другие — как обновить интерьер к Рождеству. Некоторые из присланных образцов превзошли ее ожидания. И вот теперь эти образцы и пачки фотографий занимали весь стол. Все было в идеальном порядке, поскольку Валери всегда заранее готовилась к передачам. Войдя к себе в кабинет, она первым делом посмотрелась в зеркало, чтобы разглядеть крошечные капельки крови, о которых сказал Джек. Они были почти незаметны. Она смыла их, а про себя подумала, что с его стороны было крайне невежливо об этом упоминать. Особенно если принять во внимание то, как выглядел он сам. Джек Адамс всегда производил на нее впечатление типа излишне самоуверенного. Всякий раз, когда она видела его, он неизменно выглядел так, что хоть прямо сейчас фотографируй для обложки глянцевого журнала. Сегодня же он выглядел так, будто обитал где-то в пещере или его выбросило на берег после кораблекрушения. Правда, его явно мучила боль. Впрочем, вскоре Валери выкинула его из головы. Для нее куда важнее было приготовиться к предстоящему эфиру. Ей остается поработать еще пару часов, а потом она встретится с дочерью в ресторане «Ля Гренуй», где они в обеденный перерыв отпразднуют день рождения обеих. Обед в изысканном французском ресторане был их ежегодной традицией. Сегодня это будет единственное застолье по случаю ее дня рождения.
Валери не слишком обрадовало, когда Мэрилин, ее безупречная секретарша, доложила, что утром про ее день рождения сообщили по телевидению, причем не один раз. Этого только не хватало! Теперь ее настоящий возраст известен не только радиослушателям, но и тем, кто утром за чашкой кофе смотрел выпуск телевизионных новостей! Значит, ее тайна перестала быть тайной. Нисколько не утешило Валери и то, что Мэрилин доложила ей, что сегодня также день рождения у бывшего футбольного защитника и популярного спортивного комментатора Джека Адамса. Валери не стала говорить ей о том, что только что видела этого героя в лифте, согнувшимся пополам от боли. Впрочем, какое ей дело, что у него тоже день рождения и сколько там ему сегодня исполнилось! Скверно уже одно то, что ей стукнуло шестьдесят и весь проклятый мир об этом знает. Что может быть хуже? Всем теперь известно, что она старуха, и даже предсказания Алана Стара о любви и успехе в будущем году бессильны ее утешить. Да и кто знает, будет ли все так, как он предрекает? Ее возраст — вот реальность, которая угнетала, давила тяжким грузом. Для Валери Уайатт ее шестьдесят лет были как девяносто.
Глава 2
Эйприл Уайатт выкатилась из постели, первые несколько секунд с трудом понимая, что за день сегодня. Прозвенел будильник. Она вскочила на ноги и поплелась в ванную. Было всего четыре часа утра. В пять она планировала быть на рынке Южного Бронкса, а к шести намеревалась попасть на овощной рынок. Ей нужно было купить массу продуктов для своего ресторана. Эйприл уже начала чистить зубы, когда вспомнила: у нее же сегодня день рождения! Обычно она не обращала особого внимания на этот день, но в этом году расстроилась. Ей исполнялось тридцать, и этот факт ее не обрадовал. Она терпеть не могла круглых дат — они вынуждали ее сравнивать себя с другими людьми, а в традиционные стандарты Эйприл Уайатт никак не вписывалась. К тридцати годам ей полагалось быть замужем, иметь детей и/или успешную работу, может быть, даже обзавестись собственным домом. У нее был ресторан, но не было мужа или даже любовника. Детей Эйприл не имела и даже не предполагала обзаводиться ими. Нет, значит, нет. Зато она была по уши в долгах. Пару лет назад, заняв у матери деньги, она открыла ресторан своей мечты, который теперь стал главной отрадой и смыслом ее жизни. Дела шли неплохо, но она все еще продолжала отдавать матери долг. Та никогда не напоминала ей о деньгах, но Эйприл хотела полностью с ней рассчитаться как можно скорее. По идее, она сможет это сделать в ближайшие пять лет, разумеется, если ресторан будет приносить такой доход, как сейчас. Дом с квартиркой наверху, где она жила и где устроила свой офис, находился в районе Нью-Йорка, в котором когда-то были многочисленные производственные помещения для заморозки и фасовки мясной продукции. Всего несколько лет назад здесь были трущобы. Неудивительно, что дом нуждался в ремонте. У Эйприл давно чесались руки привести его в божеский вид, однако сейчас на поддержание его внешнего вида она тратила минимальные суммы, какие только ей удавалось выкроить. Основные средства были вложены в сам ресторан. Ее собственная квартирка наверху представляла собой форменную свалку.
По общепринятым стандартам из того, что полагалось иметь к тридцати годам женщине, у нее была работа, но кроме этого — ничего. Ни мужа, ни детей, ни собственного дома, лишь куча долгов. Зато у нее была мечта. Не случайно она назвала свой нью-йоркский ресторан собственным именем. Каждый вечер он был полон посетителей и за три года своего существования получил несколько прекрасных отзывов в прессе. И, самое главное, он на сто процентов был ее детищем. Ресторан олицетворял собой все, о чем она когда-либо мечтала, и, что приятно, у него уже есть постоянные посетители. Эйприл сама закупала продукты, была шеф-поваром, сама подходила к столикам посетителей. Колдуя у разделочного стола или у плиты, она чувствовала себя счастливой. Время от времени она выходила в зал, чтобы пообщаться с самыми преданными завсегдатаями заведения. Она сама подбирала вина, в ресторане был довольно обширный выбор вин по вполне умеренным ценам. Те, кому нравился ее ресторан, считали, что это лучшее в Нью-Йорке заведение подобного рода.
Ее отец был преподавателем истории Средних веков в Колумбийском университете, но, проучившись там год, Эйприл ушла — с ощущением, что провела отнюдь не самый лучший год своей жизни, и больше не вернулась на студенческую скамью, вопреки желанию родителей. Ее призвание было иным: стать шеф-поваром. Эйприл никогда не разделяла страсти матери к гламурному образу жизни, ее интересовало лишь то, что происходило на кухне, в кастрюлях и на сковородках. Роскошные свадьбы и интерьеры ничего для нее не значили. Зато она обожала готовить вкусную еду, которая нравилась всем.
