Я замолчал и будто впервые увидел, что говорю не в пустоту, что меня слушают люди. Комаров качал головой, Борзов шептался с Ингрид, а Оуэна и вовсе не было в комнате — я не заметил, когда он ушел. Один Ли Сяо слушал внимательно и доброжелательно.
— А вы оптимист, Леонид Афанасьевич, — сказал Комаров. — В этом, можно сказать, психологическая инерция современных фантастов: все они сплошь оптимисты.
— Это плохо?
— Это прекрасно! Но именно оптимизм не позволил вам правильно разобраться в проблеме.
Меня как ударило. Значит, я неправ! Это замечательно! Но… При чем тогда мой оптимизм?
— Идите к нам, — сказал Комаров. — Что это за разговор — на расстоянии?
И я пошел. По пути все поворачивал рассуждения туда и сюда — все было крепко. Какой уж тут оптимизм — кто-то создал из Вселенной свалку, а мы живем в ней, да еще вынуждены расчищать. Попробуйте разобраться в логике мусорной кучи! Что-то, конечно, поймете — вот обломки реактора, а это коробка из-под сардин, а здесь почти целый стереоаппарат. Но никогда не видев неповрежденного реактора, вы решите, что он таким и должен быть. Вы твердо убеждены в пресловутой логике конструктора-природы, убеждены, что все так и было с момента большого взрыва, и вы просто по тупости своей не понимаете всех причин и следствий. Разум могуч, со временем разберемся! Не разберетесь.
Ведь вы не подозреваете о том, что кто-то, безразличный к будущему, когда-то еще до вашего рождения крушил логику мироздания, приспосабливал гармонию законов природы для своих очень важных, но все же личных целей…
Я ввалился в медотсек, можно сказать, по макушку наполненный злостью на тех, кто оставил нам изуродованную и даже красивую в своем уродстве Вселенную. Мы-то другой не знали.
— Садитесь, — предложил Комаров, — и выдайте Николаю Сергеевичу проигранные вами сто пиастров.
— Если я проиграл, то почему сто, а не двести?
— Вы проиграли наполовину. Относительно экологического кризиса в нашей области Вселенной вы совершенно правы. Но в остальном вы излишне оптимистичны. По-вашему, мы ищем контакта, чтобы расспросить эту нейтронную старушку о том, что она видела на заре, так сказать, туманной юности? Такое любопытство было бы замечательно… Но дело серьезнее. Люди вовсе не тупеют. Но гениальных открытий действительно нет. Дело в том, что мы достигли потолка для мышления нашего типа. Из-за этой проклятой свалки законов мы никогда ни черта не поймем больше в нашем мире. Не из-за тупости нашей, а потому, что нужен иной тип мышления. Законы Вселенной разобщены. Есть явления, мимо которых мы, люди, всегда проходили, не замечая, — эти явления лежат вне нашей логики. А где-то иной разум, возникший в принципиально иных условиях, познает мир по-своему и знает то, что мы в принципе знать не можем. Но не подозревает о том, что нам кажется совершенно элементарным. Природа познаваема, но чтобы познать ее, недостаточно одного разума. Контакт, Леонид Афанасьевич, не любознательность, а средство спасения разума как вида.
— И вы обратились к разумной нейтронной звезде…
— Ерунда все это, — отрезал Комаров. — Разумная звезда — нонсенс. Разум развивается как сообщество, а не как единый организм. Для развития нужны конфликты, в том числе и социальные.
— Погодите, — сказал я. — Но вы-то все же…
— Нейтронная звезда, — назидательным тоном сказал Комаров, — не может быть разумной как целое и, значит…
— Значит, вы обратились не к ней, а к ним, — сказал я, и Комаров замолк на полуслове. Все-таки он никак не привыкнет к тому, что профессионал-фантаст может до многого дойти быстрее, чем профессионал-ученый. Давно я не ощущал такой ясности в мыслях, давно не чувствовал такого острого желания спорить и доказывать. Ну хорошо. Я скажу вам так, с ходу.
— Не к ней, а к ним, — повторил я. — Если нейтронная звезда не может быть мыслящим индивидом, то она есть общество мыслящих. Давайте рассуждать… Когда погружаешься в недра нейтронной звезды, условия меняются буквально с каждым миллиметром. Опустившись на метр, вы попадаете в совершенно иной мир. Значит… Применим прием многоэтажности… Не знаете? Это из теории фантастики, в которую вы не верите. Так вот, в недрах нейтронной звезды существует множество цивилизаций на каждом уровне. Существо из одного разумного слоя не может ни подняться, ни опуститься в другой слой — оно или распадется, или будет раздавлено. Оно может перемещаться только на своем уровне, на поверхности своей сферы. Двухмерные цивилизации, вложенные одна в другую, как матрешки. Миллионы, миллиарды цивилизаций в одной звезде! Да об этом роман можно написать. Миллионы цивилизаций, и в каждой миллионы существ со своими проблемами. Понять Друг друга им трудно, а понять нужно, иначе — вырождение, гибель. У тех, что обитают в верхних слоях звезды, мало энергии, но им доступен космос. Внутренние цивилизации более замкнуты, их интересы ограничены — ведь они ничего не знают о космосе, о Вселенной. Может, действительно не обошлось без трагедий. Какая-то цивилизация не пожелала сотрудничать с соседями и погибла. Распались цепочки нейтронных молекул… Со временем они все же нашли общий язык, иначе погибли бы все. И тогда? Новые проблемы… Свой-то мирок ясен, но вне его — ужасающая огромность и пустота, которая и есть мир… Звезды? Планеты? Откуда им знать, что такое звезды? Обычная звезда, такая, как Солнце, для них — пустота… Им не покинуть своего плена, ловушки, которую они зовут родиной. Что делать? Выход один — контакт. Хотя бы попытка…
— Вы действительно сейчас это придумали? — спросила Ингрид. Отличный вопрос, на любой читательской конференции его задают сразу после решения показательной задачи.
— Что в этом удивительного? Существует метод. Фантасты им пользуются издавна, а специалисты-ученые считают дилетантством и смотрят свысока. Они никак не хотят признать, что при столкновении с новым даже в своей узкой области профессионал-ученый не лучше профессионала-фантаста, владеющего методами фантазирования.
— Мы здесь все, в общем, специалисты, — тихо сказал Ли Сяо.
Повисло молчание. В то, что дилетант может иногда дать фору специалисту, никто не верил. И я ушел. Я действительно устал и хотел спать. Ночь была длинной, разговоры — трудными, но теперь мне почти все было ясно.
9
Завтрак я проспал. Войдя в кафе, бодрый и готовый продолжать дебаты, я застал одного лишь Оуэна.
— Ричард, — сказал я, — вы-то как оказались в этом эксперименте? Только потому, что решено было использовать аппаратуру Полюса?
— Конечно… Стоков сказал мне месяц назад. Сам он участвовал в разработке давно. Плохо все получилось, Леонид Афанасьевич. Пришлось в тысячу раз превысить штатную нагрузку, иначе там, в районе нейтронной звезды, сигнал был бы слишком слаб. «Конус» рассчитан на приемники звездолетов, когда аппаратура специально выделяет сигнал в солнечном излучении. А для того чтобы передачу заметил непосвященный, сигнал должен быть ярче Солнца. Пришлось пойти на риск… Разумом я понимаю, что это было нужно… Но… Профессиональный разум инженера со всей его инерцией — он у меня в ладонях. Я прикасаюсь к металлу во второй пультовой и… Рано мы поставили опыт, пожалуй, на десяток лет поторопились. К тому же и без результата.
— Какой же мог быть результат сейчас? — сказал я. Это был последний вопрос, на который я не мог ответить. За двое суток сигнал даже при тридцатикратном ускорении света, какое дает «Конус», прошел лишь десятую часть светового года. До цели он доберется через три месяца. Будет ли передача принята? И сколько времени понадобится им, чтобы понять смысл? И сколько, чтобы отправить ответ? Плюс три месяца, а в худшем случае почти пять лет обратной дороги. А наблюдения ведутся с момента передачи! Я все думаю об этом. Обо всем догадался, а здесь застрял.
— Спросите у Комарова… По-моему, это фантазии теоретиков: они, видите ли, считают, что нейтронные цивилизации умеют обращать вспять время.
«Так, — подумал я. — Все верно, мог и сам, догадаться. Ведь и такая идея была в фантастике! Давно, лет восемьдесят назад. Бронксон — автор, а название — „Открытое окно“. В то время в науке и фантастике популярной была идея черных дыр. Внутри черной дыры — так установили ученые, а фантасты подхватили — время и пространство как бы перепутываются. Время превращается в пространство, а пространство — во время. Время внутри черной дыры трехмерно, а пространство однонаправленно. Бронксон написал рассказ о приключениях землян в черной дыре. Они запускали двигатели и в результате перемещались во времени — во вчера или завтра. Но с места не сдвигались — ведь машины времени у них не было! Тогда они двинулись не вперед или назад, а „вбок“ — в трехмерном времени это подучилось легко, и они вылетели в иное время, где не было черной дыры, захватившей их звездолет. Вылетели не в завтра или вчера, а куда-то в иную Вселенную. И даже на Землю вернулись, отважившись еще раз пройти сквозь черную дыру. Ну что бы мне вспомнить рассказ Бронксона раньше?»
