Затянувшееся молчание Зухра поняла по-своему и, вскочив, повернулась спиной:
– Смотри! – задрала верхнюю часть одежды вверх, обнажая спину. Млять!!! Если бы видел раньше эту исполосованную шрамами спину, порезал бы ублюдка на ремни и засыпал солью. Вот сука!
– Зухра… – голос всё же срывается, и я замолкаю.
– Что? – поправив одежду, оборачивается, и яростно сверкнув глазами добавляет. – Извини, но нижнюю часть показывать не буду. Он предпочитал бить ремнём. Кожу рассекал редко, но как видишь, накопилось.
Села, стиснув кулаки, заговорила. Быстро-быстро, как будто боясь, что прерву:
– Ты не думай, что я обвиняю тебя. Просто спрашиваю. Знать хочу. Я маме не могла всего сказать. Ей и так тяжело. Бегает вокруг меня, хлопочет. Вот скажи мне, – смотрит прямо в глаза, – почему все уверенны, что мне нужна помощь? Почему все считают, что я должна была сломаться? Папа с мамой, желающие отправить меня куда-нибудь – лечить нервы? А ведь некоторым девчонкам досталось больше чем мне – той же Кате. Или тем, кто забеременел от этих ублюдков. Грех сказать первый раз рада, что не могу больше иметь детей. Всегда расстраивалась, а теперь рада – что не понесла от этого ублюдка. Катюшка вон всё ещё в больнице. И как я уеду? Да я хочу увидеть сына, но и бросить девочек не могу. А тут ещё этот ублюдок живой. Почему?
Эх, Егор Анатольевич, сделали тебя. Довыёживался? Как объяснить? Как, как? Правду сказать. Учитывая характер молодой женщины, так будет лучше.
– Веришь, нет, но собирался. Ты в курсе, каким элитным напитком нас поила?
– Да, – губы трогает лёгкая улыбка. «Ага! Есть контакт!»
– Ну, так вот, решили мы разобраться с Асланом, – начинаю сочинять на ходу, – суд учинили. Даже адвоката ему выделили. Так что всё по честному – настоящий суд. Балагур, как адвокат, требовал четвертовать его. Пришлось напомнить, что он должен защищать, а не обвинять, – тяжело вздыхаю. – Потом пока его уговорили… Косячников-то больше нету! Ну, вроде согласился, под давлением коллектива, – демонстрирую кулак.
Улыбка уже постоянный спутник, в глазах появился задор. Наверняка представляет то, что испытывал Аслан в этот момент. А я тем временем продолжаю:
– Начали судить. Тут правда грешен, отошли от правил. И больше обсуждали, как нам его грохнуть. А Балагур, он ведь собака злая. Обиделся и давай отвергать предложения, как негуманные. Вот и решили просто расстрелять, тут опять проявил себя адвокат и заявил, что пуля может занести в организм заразу… И предложил продезинфицировать… зелёнкой. Вот и представь, пока искали, пока мазали, а тут Акимов. Потом майор явился, и спалил всё это дело. Так его зелёного и отобрал…
– Врёшь ведь всё! – женщина тихо смеётся.
– Чуть-чуть, но поверь, для него это были не забываемые минуты. Уж если он нашему майору, как родному обрадовался!
– Всё же жаль, – Зухра качает головой, – Конечно если ему дадут пожизненное то, это тоже неплохо. Но если откупится?
– Нет, – заявляю с полной уверенностью, – он официально мёртв. Так что выдоят по полной… а там как карта ляжет. Только я тебе этого не говорил!
– Убьют?
Пожимаю плечами:
– У нас суровые дядьки работают. Но ты лучше нигде больше не упоминай, что он жив. Хорошо? Не подведи.
Зухра кивает, а потом совсем неожиданно огорошивает новостью:
– Ты знаешь, что мы вместе улетаем?
– Что?
– Да. Я же ещё подслушала, что папа летит куда-то на пару месяцев учиться и нас забирает, – вздыхает, – тут не удалось отвертеться. Отец упёрся, не свернуть. Да я сильно и не сопротивлялась. Серёжку мне привезут – год сына не видела.
– А муж где?
На лицо набегает тень:
– Вдова я… Убили бандиты в перестрелке. В милиции он служил. Капитан.
– Извини.
– Да ладно. Ты же не знал.
Молчим, и тут я вспоминаю, с чего мы перешли на мужа:
– Что ты там говорила про отлёт?
– Что? – выплывая из воспоминания, вздрагивает.
– Что говорю, про отлёт говорила?
– Ах да. Вроде как, вы тоже туда полетите. Уже скоро. Мы вроде вас ждём.
Интересно. Значит, скоро обрадуют… Но вот слова про учёбу, мне не понравились, как бы и нам не пришлось грызть гранит науки… А может это связано с предателем, из-за которого погибли наши парни? Всё ведь может быть, и так почти месяц прошёл. Пора бы уже и найти…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
ГЛАВА ШЕСТАЯ
– Ну, удивили, приятно удивили, – Рогожин вышагивает туда-сюда мимо нас, стоящих возле автобуса. – Оказывается, у нас всего полторы свиньи, которая грязи найдёт, – и рявкнул на едва стоящего на ногах Степаныча. – Скройся с глаз моих долой, алкашня.
– Ик… Рус-с-слан. Я ж чего, я ж ничего. Ик… – Степаныч пытается стоять вертикально, но получается плохо.
– Уйди, а то похмелиться не дам.
– Ик… Ну, ты зверь, – бедный Степаныч с перепугу попал в дверь с первого раза, хотя до этого осуществил три попытки.
Вам, наверное, интересно, почему свиней полторы? А мы тушку майора Васильева уже погрузили. Сам-то капитан, конечно слегка навеселе, но тут главное слово – слегка. А уж как он был обескуражен, что никто из нас не напился. Наверное, посмотрев на пьяные тушки, а на ногах в генеральском номере был только Рогожин, уже прикидывал, а что ему теперь делать? И к нам вошёл, с кислой миной. И охренел! Мы с парнями довольно переглядывались, глядя на всё ещё не верящего в такое командира.
– Нет, это же надо, они решили перепить прапора. Ладно, генерал, у него опыт, но этот-то фрукт куда полез? – выразительно смотрит в сторону автобуса, где мирно похрапывал Васильев. – Ладно, мужики, давайте грузитесь. Поедем. Хотя стоп.
Отщёлкивает магазин от «калаша», добывает один патрон, ставит острым концом на указательный палец. Патрон стоит, лишь чуть вздрагивая.
– Давайте-ка, парни, проверяйте координацию. Если что лучше в гости напроситься, чай не выгонят, а то у меня тоже чуйка разыгралась не на шутку.
Получается у кого хуже, у кого лучше, но видно, что пьяных нет. А лёгкая весёлость не страшно. Как известно в мелких дозах алкоголь лекарство. И хотя пива всё же было выпито не так чтоб и мало, но ведь и погрелись хорошо. Да и мужики мы здоровые.
– Ну, вот и славно! Грузимся.
Да уж, хорошо что водила отговорил Листика от того чтоб заминировать коньяк. Степаныч уже нашёл заначку и догнался, вот и лежит, мирно похрапывая рядом с Васильевым. Капитан только неодобрительно покачал головой, сплюнул и пробурчал:
– А хрен с ним, всё равно толку никакого, – и обведя нас строгим взглядом добавил: – Но если хоть одна сердобольная сволочь даст ему завтра похмелиться…
– Командир, ну нельзя же так!
– Лопату в зубы и рыть траншею, – отрезал Рогожин.
– Зима же!
– Значит ещё лом дам.
Жалко конечно Деда, но спорить с Рогожиным? Нафиг, нафиг. А то ведь и для спорщиков лом с лопатой найдутся. Хотя может до завтрашнего дня остынет? А пока… Закрылись двери автобуса. Рогожин резко снизил громкость звука:
– Значит так, бойцы, что-то у меня хреновое предчувствие, поэтому полная готовность. Кстати, Мажор, как твоё жим-жим?
– Знаешь, командир, вот с утра жамкало. Потом сели в автобус вроде приутихло, а сейчас вот было ощущение, что кто-то пристально смотрит, прям, как сверлит. Но только не опасно как-то… Не могу объяснить…
– Не как через прицел? – задумчиво протянул Марат.
– Похоже, но не так. А что?
– Да у меня похожее ощущение было, пока внутрь не залезли, а здесь шторки… Вот и перестало.
– И у меня, – почесал затылок Сашка.
– А я и думаю, что за заноза в затылке, – обескуражено, чешет в упомянутом месте Пепел. – Но это не снайпер, того бы я признал…
– В бинокль? – Рогожин потёр подбородок. – Хреново это, парни. Пасут нас, причём свои… Хотя насчёт своих, в этом месте, я бы обобщать не стал, – и вдруг грустно улыбнулся: – Не зря вы хлопцы под смертью ходили, да и я из вас соки жал. Растёте над собой, совсем скоро из птенцов в настоящую грозу неба превратитесь. Давайте Коршуны проверяйте оружие и в путь.
