— Уж не думаешь ли ты, что если сумела обмануть её, то и я попадусь на твои дешёвые уловки?! — не выдержав, рявкнул чиновник. — Это обычный карандаш!
— Это не карандаш, господин Сабуро! — нагло возразила собеседница, протягивая ему свою писалку. — Взгляните сами.
— Не трудитесь, — взяв себя в руки, мужчина вернулся к холодно-вежливой форме обращения, более приличествующей учёному, получившему степень сюцань на государственных экзаменах в столице, и, откинувшись на спинку кресла, демонстративно скрестил руки на груди. — Я не архитектор и не механик, а скромный начальник уезда, но даже мне известно, что в нашей великой стране много искусных мастеров, способных творить во истину чудесные вещи. Вам что-нибудь известно о волшебной стреле, постоянно указывающей на север, куда бы её не повернули. А знаете, что во Дворце небесного трона есть колокол, способный услышать землетрясение за тысячи ли? Вам приходилось видеть кувшины, способные в зной сохранять воду прохладной, а в холод тёплой? В сравнении с этими чудесами ваша чернильная палочка всё равно что утка по сравнению с фениксом. Даже удивительно, как моя умная сестра могла поверить в ваши россказни?
Он укоризненно посмотрел на монашку, а та внезапно предложила:
— Покажите ему те-ле-ф-он, госпожа Платино, а то он вам так и не поверит.
— Я боюсь, что он уже умер, госпожа Сабуро, — вздохнула девушка. — Быть может, господина убедит это?
Чувствуя нарастающее раздражение от того, что не понимает, о чём речь, чиновник решил прервать это глупое, затянувшееся представление, но тут гостья подала ему маленькую книжечку с уродливой птицей на обложке.
Поколебавшись, хозяин дома всё же протянул руку, заинтересовавшись деталями варварского рисунка, но едва открыл первую страницу, невольно подобрался, немало удивлённый странной бумагой и необыкновенно искусно выполненной картинкой.
На обратной стороне обложки оказалось изображение непривычного вида остроконечной башни и высокого здания с флагом на вычурной крыше.
Бано Сабуро не считал себя знатоком живописи, однако манера исполнения рисунка показалась ему крайне необычной. Более того, присмотревшись, он не обнаружил никаких следов кисти. Создавалось впечатление, что изображение не нарисовано, а отпечатано со штампа. Подобными картинками иногда торгуют в книжных лавках по самой низкой цене. Но данный пейзаж поражал проработанностью мельчайших деталей, которую начальник уезда никогда не встречал на простеньких миниатюрах, изготовленных подобным способом.
На первой странице, кроме уже знакомых непонятных знаков, имелся ещё один рисунок птицы с двумя головами. Только здесь у неё на груди был изображён всадник, тыкавший копьём в какого-то непонятного зверя.
Ещё раз отметив удивительную чёткость картины, начальник уезда обратил внимание на бумагу: тонкую, но удивительно плотную и покрытую множеством еле заметных линий, то образующих простую решётку, то свивавшихся в поразительной сложности узоры. Он даже не мог представить, какой толщины должна быть кисть для их нанесения, и из каких волосков её можно сделать?
Полюбовавшись искусной работой неведомого художника, мужчина мысленно признал, что никогда не видел ничего подобного.
Однако настоящее потрясение он испытал, когда, перевернув страницу, увидел крошечный портрет своей загадочной гостьи.
Изображение оказалось настолько подробным и реалистическим, что чиновник невольно подумал, что оно сотворено не человеческими руками, а неким волшебством, которое взяло отражение лица девушки в самом лучшем серебряном зеркале и чудесным образом перенесло его на бумагу.
— Что это? — машинально пробормотал хозяин дома, переводя ошарашенный взгляд с портрета на оригинал, отметив, что тот выглядит всё же немного иначе: более взрослым и очень усталым.
— Документ, удостоверяющий мою личность, — видимо, восприняв его вопрос буквально, ответила собеседница.
— Что-то вроде наших дворянских грамот и именных табличек, — вступила в разговор монахиня. — Госпожа Платино говорит, что в их мире такую имеет каждый взрослый человек.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Работа тонкая, госпожа Платино, — быстро придя в себя, согласился начальник уезда, впервые удостоив гостью вежливого обращения. — Только что же здесь необыкновенного? Бумагу в Благословенной империи делают уже тысячу лет, и художники искусные найдутся. Хотя, конечно, такой портрет не каждый нарисует. Тут высокое мастерство нужно. Но оно и в нашем мире есть.
— Я же говорила, Платино-ли, что мой брат — очень недоверчивый человек, — усмехнулась Амадо, в упор глядя на хмурого родственника. — Покажите ему отъезд ваших родителей в те-ле-ф-он.
«Нет, с этим пора кончать! — сердито подумал чиновник, уже не сомневаясь в том, что сестра сошла с ума, попав под влияние хитрой мошенницы. — Позвать слуг и выкинуть эту обманщицу за ворота, отвесив на прощание двадцать палок? Или подождать, что она ещё придумает? Вдруг и у Амадо в голове прояснится, когда я эту девку на чистую воду выведу? Может, тогда и никакого золота с серебром у жены сотника не было, и это сестре просто привиделось?»
— Вы правы, госпожа Сабуро, — вздохнула девушка и, пробормотав себе под нос что-то неразборчивое, достала из своей сумки предмет, напоминавший футляр для писем.
Откинув тонкую, кожаную крышку, она продемонстрировала с трудом сдерживавшему застилавшую разум злость мужчине прямоугольную пластинку из чёрного стекла.
Прежде чем тот успел что-то сказать, её поверхность засветилась, и начальник уезда увидел ещё один портрет особы, называвшей себя Платино. Однако она позволила хозяину дома лишь несколько секунд любоваться яркими и сочными красками, непонятно как проявившимися на абсолютно чёрной поверхности.
Повернув футляр изображением к себе, девица сделала несколько движений пальцами, после чего вновь дала возможность хозяину дома взглянуть на волшебное стекло.
Немало поживший и кое-что повидавший на своём веку солидный человек с учёной степенью какое-то время просто ничего не мог понять и, только вглядевшись, сообразил, что демонстрируемое ему изображение двигалось! Лишь перехвативший горло спазм не позволил чиновнику вскрикнуть, а слабость в коленях помешала вскочить на ноги.
А в чудесном прямоугольнике непривычно одетые мужчина, женщина и девица, в которой хозяин дома к своему ужасу узнал молодую гостью, суетились, что-то болтая на грубом, непонятном языке. Потом взрослые сели в низкую, на вид сделанную целиком из металла повозку на широких, чёрных колёсах, и та без помощи людей, лошадей или каких-либо других животных, покатила по узкой дороге мимо высоченных, уходящих в небо зданий с огромными блестящими окнами!
— Вы когда-нибудь видели что-то подобное, дорогой брат? — с плохо скрытой издёвкой поинтересовалась монахиня. — Или, может быть, слышали о таком?
— Нет, сестра, — с трудом выдавил из себя хозяин дома и, хватаясь за соломинку в отчаянной попытке спасти расползавшуюся картину мира, прохрипел: — Но, может, это лишь колдовство, морок, наваждение, которое она насылает на нас?
— Посмотрите ещё раз, господин Сабуро, — пожала плечами девушка. — Без меня, чтобы я не могла на вас… влиять.
Ткнув пальцем в застывшую на стекле картину, она быстро вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Начальник уезда так и не смог заставить себя притронуться к волшебной шкатулке, но не отрываясь следил за тем, что происходило в её глубине.
Рядом напряжённо сопела сестра. Не сумев усидеть на месте, она, склонившись над столом, тоже смотрела в волшебное стекло.
А там происходило всё то же самое, что он видел в первый раз.
— Колдовство! — упрямо набычившись, проворчал чиновник. — Она нас околдовала! Она оборотень!
— Вы же умный и образованный человек, брат, — досадливо поморщилась монахиня. — Демоны могут вселяться в людей, но я не слышала о том, чтобы они заставляли их видеть движущиеся картинки в чёрном стекле.
— Тогда, что же это?! — чуть не плача возопил хозяин дома.
