Он оглядывается, меряя комнату шагами, и видит то, что я и так знаю: ни окон, ни дверей, никакого пути наружу. Только небольшие вентиляционные отверстия в потолке. И не верьте тому, что показывают в фильмах, – они не такие большие, чтобы заключенный мог в них пролезть.
Когда предводитель заключенных отвечает по рации, его голос звучит мягко и спокойно:
– Мы тоже не хотим потерь. Нам нужен только шанс на спасение. Если вы не заметили – зима близко. Мы не хотим отсюда бежать; мы хотим, чтобы нас оставили в покое. Нас осталось уже не так много, но еще пока достаточно, чтобы засеять тюремные земли и прокормить себя. Все, о чем мы просим, – это запечатать нас в этой тюрьме. Закрыть двери, выбросить ключ и запрограммировать охранных дронов убивать каждого, кто нарушит периметр. Мы не хотим бежать, мы хотим спастись.
Наверное, это предводитель всего мятежа. Он довольно умен, и для моей продолжительности жизни это, возможно, не очень хорошо.
– У нас один из ваших охранников, – говорит он, смотря Педро в глаза, а после протягивает ему рацию. – Скажи им, как тебя зовут.
В ответ на это рация получает от Педро только плевок, а заключенный с окровавленной грудью уже отводит руку с дубинкой назад для замаха.
– Педро, делай, что он говорит! – кричу я. Другой заключенный останавливается, оглядывая нас обоих. – Скажи им сам, или они выбьют из тебя ответ. Не волнуйся, все будет хорошо.
Их главарь наклоняет голову и неотрывно смотрит на меня.
– Да, Педро, все будет хорошо. Говори.
Наконец, через стиснутые зубы охранник называет свое имя и звание, после чего снова начинает говорить предводитель мятежа:
– Если вы выведете своих солдат из тюрьмы и выполните наши требования, мы вернем Педро Альвареса целым и невредимым. Он спокойно выйдет отсюда, а мы все будем жить долго и счастливо.
– Тюрьма эвакуирована, – отвечает гвардеец. – Но я не могу выполнить остальные ваши просьбы. Мне нужно разрешение моего начальства. Дайте мне время.
– Ну, мы никуда не уходим. Как, кстати, и Педро, если наши требования не будут выполнены.
Главарь отпускает кнопку рации и смотрит на меня.
– Ты кто?
– Тот, кто занимается стиркой.
– И прячется там же.
– Когда необходимо…
Он усмехается, но его подельники не выказывают ни тени улыбки. Один из них указывает на меня самодельным ножом.
– Он доносчик, Карл. Мы прикончим его прямо сейчас, как я и сказал.
Ну, технически, я не доносил, а помогал тем нашим надзирателям, в ком замечал серьезную моральную опору, как, например, в случае с Педро Альваресом. Хотя теперь не время спорить о пустяках.
Похоже, что их лидер – Карл – согласен.
– Файни, ты можешь прикончить его – или что ты там хотел с ним сделать – после того, как все закончится.
7
Эмма
Некоторые воспоминания накрепко отпечатались в моей голове. Мне шесть лет, рождественское утро, а у дерева стоит новенький велосипед со страховочными колесиками. Еще я помню рождение Аделин и Оуэна, а также день, когда я села в капсулу «Союз» на самом верху ракеты, готовящейся унести меня в космос.
Это всегда было моей мечтой, а на определенном этапе стало еще и причиной, почему я откладывала так много дел на потом: свадьба, дети, оседлый образ жизни.
Теперь все превратилось в кошмар.
Но вид спасательной капсулы, мчащейся прямо сейчас ко мне, это как раз и есть один из тех моментов, что я не забуду никогда. Радость переполняет меня, ведь кто-то внизу отправил этот корабль сюда – за мной. В мире, который борется за выживание, они отправили капсулу, чтобы спасти лишь одного человека.
Наверное, это что-то да говорит о человеческой расе.
Капсула разворачивает солнечную батарею, как птица раскрывает черные крылья. Маневровые двигатели то и дело выбрасывают облачка пара, подобно распускающимся цветам, по мере того как капсула подходит все ближе. Разглядев лого на борту, я понимаю, что это частная фирма-подрядчик. Через три недели они должны были доставить на МКС смену из трех человек, чтобы обновить половину команды станции, включая меня. Похоже, ее запустили раньше.
Еще с большого расстояния я поняла, что за корабль приближается: универсальная команда и грузовая капсула на семь человек, а еще – тонны припасов. Если смотреть сверху вниз, то первое, что мы на ней видим, это носовой конус (сейчас отсутствует), герметичный отсек для команды, отсек для обслуживания (не герметичный), тепловая защита для входа в плотные слои атмосферы, и в самом низу – негерметичный грузовой отсек, отсоединяемый перед возвращением на Землю. Все отлично, за исключением того, что на станции (или на том, что от нее осталось) больше нет исправного стыковочного узла.
Как будто прочитав мои мысли, капсула поворачивается ко мне носовой частью, запуская механизм стыковки. Я жду, что вырвавшаяся наружу атмосфера толкнет капсулу назад, но ответом мне становится лишь легкое «пуфф» и слабый толчок – они заранее разгерметизировали отсек. Что ж, умно.
Открытый зев капсулы как будто вглядывается в меня, а за ним чернеет бездонная пустота космоса. Мы оба вращаемся на орбите, с той лишь разницей, что МКС двигалась со скоростью семнадцать тысяч миль в час, а мы сейчас, к счастью, движемся медленнее. Капсула старается подстраивать скорость под мою постепенно снижающуюся орбиту, так что ей приходится постоянно пользоваться маневровыми двигателями, но это все равно проигрышный вариант. Все равно как если бы колибри пытался оставаться совершенно неподвижным – это невозможно.
Какой у них план? Я жду, что из капсулы что-то появится, чтобы я могла ухватиться и дать себя втянуть внутрь. Может, трос или веревка. Я согласна даже на лакричную палочку – вообще все, что угодно, чтобы спастись.
Но ничего не появляется.
Капсула ждет, а огни на грузовом отсеке начинают мигать. Проходит некоторое время, прежде чем я понимаю, что это азбука Морзе. (Из-за кессонной болезни я не работаю «на полную мощность»).
Сообщение начинается снова.
Точка – тире – тире – точка.
«П».
Точка.
Вторую букву я пропустила.
Нужно собраться.
Третья буква: тире – тире – точка.
Или тире – точка – точка.
То есть это «Г» или «Д».
Потом «А».
Следующая буква: точка – тире – тире – тире.
«Й».
«П», что-то непонятное, «Г» или «Д», «А» и «Й».
Ох, пожалуйста, скажите мне, что это неправда.
Последовательность начинается сначала.
Да, они говорят «ПРЫГАЙ».
8
Джеймс
Вот что, я думаю, будет дальше: они пустят слезоточивый газ в вентиляцию, затем внутрь войдет Национальная гвардия, начнется мясорубка, а потом меня ждет или смерть, или тюрьма.
Как ни крути, я в проигрыше.
Теперь уже все оставшиеся заключенные прибежали в прачечную – всего семнадцать человек. Возможно, они прикидывают так: их единственный рычаг давления – Педро – сидит тут, из комнаты только один выход, и защищать ее проще, чем целую тюрьму.
Из рации в руках Карла раздается треск, и голос командира Нацгвардии заполняет и без того забитую телами комнату.
– Я обращаюсь к главному в тюрьме Эджфилд – мы согласны провести обмен.
Крик радости нарушает тишину. Несколько раз я слышу: «Дай пять!» Но брошенные на меня взгляды не так уж дружелюбны.
Педро не сдается и пытается развязать туго стянутые скотчем за спиной руки.
– Я никуда не пойду.
– О, еще как пойдешь, – улыбается в ответ Карл. – Если ты не заметил, то мы договорились со свиньями снаружи тюрьмы. Не внутри. Заткните ему рот!
Последняя фраза обращена к его приспешникам. В ход идет наволочка от подушки, обмотанная еще большим количеством изоленты.
– Отличные новости! – говорит Карл, нажав кнопку рации. – Давайте поговорим по делу. Нам нужны гарантии, что наш маленький независимый штат Эджфилд никто не захватит. Естественно, что под «гарантиями» я понимаю пушки. И еще гранаты. И зона безопасности снаружи ограды, скажем, ярдов сто.
