другой пользы не предвидится.
– Я его уже давненько не видел, а то, что помню… ну, мужчина и мужчина, хорошо сложен, высокий, мускулистый, только хмурый вечно… тебе такие должны нравиться.
– Да с чего же ты взял, что именно такие? Может, я как раз схожу с ума от молоденьких кудрявых мальчиков, у которых еще и молоко на губах не обсохло, вон смотри какая прелесть идет.
Мы оба разом посмотрели на Элиава, который нес в нашу сторону огромную гроздь черного винограда. Да-а-а… на такой «скромной» диете я точно не пропаду.
Да здравствует Средиземноморская кухня – сыр, оливки, рыба и виноград!
Глава 2. Прогулка по Риму с Элиавом
Мореплаватель Павзаний
С берегов далеких Нила
В Рим привёз и шкуры ланей,
И египетские ткани,
И большого крокодила…
Суетились у галеры
Бородатые скитальцы.
И изящные гетеры
Поднимали в честь Венеры
Точно мраморные пальцы…
Н. Гумилев
Прошло три дня. Я немного освоилась у Клодия и порой чувствовала здесь себя настоящей хозяйкой. Поэт постоянно сидел погруженный в свои думы и грезы, а мне передал ключи от кладовой, предоставив полную свободу действий.
Я тщательным образом изучила его жилище, облазила дом и двор вдоль и поперек, заставила Элиава сделать уборку комнаты, в которой собралась поселиться, изучила немудрящие запасы, выгнала грязнулю Мапроника с кухни, перемыла посуду и сама попыталась приготовить ужин.
У меня получилась удивительно вкусная похлебка из гороха с пряными травами, правда, без единого кусочка мяса, но вприкуску с лепешками, которые мы макали в душистое, подогретое на солнце оливковое масло – это было просто пиршество богов.
Ужинали мы прямо во дворе на некотором подобие низенького столика из серой вулканической породы, причем все вместе – Клодий, я и два наших «говорящих орудия труда», правда, Элиав с Мапроником сидели чуть поодаль и ели прямо на траве. Такой уж здесь был порядок.
Но я вскоре выяснила, что наш поэт демократически относился к своим рабам и даже нисколечко их не притеснял, хотя, по-моему, это было скорее от лени и рассеянности, чем из каких-либо гуманных соображений. Однако место свое «рабское» ребята знали хорошо и на рожон сильно не лезли. Да и кому там было лезть – из Мапроника уже сыпался песок, а Элиав был робкий по натуре и очень зашуганный, я быстренько начала им помыкать. Ну, в шутку, конечно, я по натуре девушка добрая.
А в этом что-то есть… Когда молодой симпатичный полуголый парень преданно смотрит тебе в глаза и спешит выполнить каждое твое поручение – вдохновляет и будоражит. «Элиав – туда! Элиав – сюда!»
– Элиав, нагрей мне воды, я не собираюсь ходить в вашу баню за квартал отсюда, как Клодий, да и лишнего асса у меня нет. Решено, буду мыться дома!
– Элиав, попроси-ка у Клодия для меня какую-нибудь старенькую тунику переодеться, мне надо свой сарафанчик постирать, кстати, где тут у вас мыло? Нет мыла… кошмар, а чем же вы стираете одежду? Что-о-о… нет, нет… лучше я песочком потру… кстати, чем ты сейчас занят, выжми хорошенько мой сарафан, а белье я сама, ты уже нагрел воду? Умничка…
Элиав краснел, бледнел, опускал свои большие очи с длиннющими черными ресницами и с готовностью мне подчинялся. Доля у него была такая, что же поделать. И еще, кажется, я ему начинала нравиться. После бытовых хлопот мы разговаривали на разные интересные темы. Я задавала вопросы, а он смущенно отвечал.
Надо признать, был он парень образованный и даже интеллигентный, сын какой-то распутной гречанки и вольноотпущенника, с малолетства был продан в рабство за долги отца и вырос при библиотеке, так что умел читать и писать на латыни и греческом, а потому был очень полезен Клодию, когда тот еще свои оды сочинял и записывал их на восковых дощечках или льняных тряпочках, которые затем свертывал гармошкой.
Когда я узнала грустную историю Элиава, стала его больше жалеть и помыкала им уже гораздо вежливее. Однажды после обеда я усадила его перед собой и заставила рассказать о своем детстве и юности в доме родителей Клодия, получилось настоящее интервью. Я даже сделала записи на кусочке папируса, что выпросила у своего благодетеля.
Дело в том, что я решила вести что-то вроде походного дневника, а вдруг да удастся вернуться домой и уже в своем времени смогу создать книгу о своих древнеримских похождениях. Этакие непутевые заметки…
Материала предостаточно и для комедии, и для настоящего детектива. Вчера, например, я подслушала любопытный разговор наших рабов. Мапроник ворчал, что я – безродная самозванка, околдовала доверчивого Клодия и хочу весь дом прибрать к рукам. Из-за меня в их спокойной прежде усадьбе нынче царит суета, чрезмерно расходуется мука и масло, не удается поспать после обеда, потому что звучат песни, смех и шелест тряпья. Намек на то, что я недавно перетрясла постели и выхлопала циновки, чтобы избавиться от древнеримской пыли.
Потоптавшись по моей биографии грязными босыми ногами, Мапроник повеселел, предложил Элиаву хлебнуть вина и принялся рассказывать пошлости о какой-то подружке, сравнивая ее со старой знакомой на предмет вместительности интимных органов. Причем, самого себя в любовных играх Мапроник считал могучим жеребцом. Оказывается, он притворяется старым и больным лишь когда надо наносить в дом воды или разжечь жаровню.
Реакция Элиава на эти байки порадовала, он добродушно посмеивался, отказываясь от вина, заступался за меня и от души желал Клодию восстановить утраченное здоровье.
– Наталия принесет удачу нашему господину. В день ее появления над садом кружили ласточки, а воробьи голосили так, словно читали гимны. Боги говорят с нами языком символов. Я хорошо умею их разбирать.
За эти слова я мысленно погладила Элиава по кучерявой голове.
"Расцеловала бы умницу! Даже римские воробьи на моей стороне".
Не век же сидеть в стареньком доме в окружении олив и смоковниц, когда рядом во всю кипит жизнь Великого города. И на четвертый день поутру я отпросилась у Клодия прогуляться по Риму. В провожатые мне, конечно, был назначен милейший Элиав.
Необыкновенное утро. Мы вышли из ограды еще на рассвете, когда солнце, окутанное туманной дымкой, только-только поднималось над горизонтом. Я бы ни за что не встала так рано, но Клодий сказал, что лучше всего проводить экскурсию по городу до обеда, потому что после обеда многие лавки и мастерские могут быть просто-напросто закрыты и можно просмотреть