— Но одного я требую категорически, Фредерик. Я не могу допустить, чтобы ты болтался в Лондоне весь день. Ты должен вернуться поездом двенадцать пятьдесят.
— Будет сделано. Мне подходит, папаша.
— Ну, подумайте немножко, Макаллистер, — сказал граф. — Я ведь от вас только этого прошу: подумайте немножко…
2. Появляется Псмит
I
Примерно в тот час, когда поезд, уносивший лорда Эмсуорта в Лондон вместе с его сыном Фредди, достиг поло-вины пути, очень высокий, очень худой, очень серьезный молодой человек, сверкая безупречным цилиндром и сюртуком элегантнейшего покроя, поднялся по ступенькам дома номер восемнадцать на Уоллингфорд-стрит в Западном Кенсингтоне и позвонил. Сделав это, он снял цилиндр, слегка провел по лбу шелковым платком, ибо солнце пекло довольно сильно, и поглядел вокруг с суровым неодобрением.
— Чешуйчатый район, — пробормотал он.
С этим суждением согласились бы все истинные ценители красоты. Когда разразится наконец великий мятеж против лондонского уродства и вопящие орды художников и архитекторов не в силах долее терпеть учинят самосуд и бешено промчатся по столице, круша и поджигая, Уоллинг-форд-стрит (Западный Кенсингтон), уж конечно, не избежит огня. Несомненно, эта улица уже давно намечена для уничтожения. Ибо, обладая кое-какими низменными практическими удобствами — невысокой квартирной платой, близостью к автобусам и метро, — она остается мерзейшей улочкой. Расположенная в одном из тех районов, где Лондон прыщавится красными кирпичными домами, она состоит из двух рядов одноэтажных домов, похожих друг на друга как две капли воды, — каждый за облезлой живой изгородью, каждый с цветными стеклами наиболее гнусной разновидности во входных дверях. И порой можно видеть, как точно посередине, спотыкаясь, прикрывая глаза ладонью, бредут юные впечатлительные импрессионисты из колонии художников в Холланд-парке, и слышно, как они шепчут сквозь стиснутые зубы: «Доколе! Доколе!»
Маленькая служанка открыла дверь и окаменела: посетитель достал монокль и вставил его в глаз.
— Жаркий день, — сказал он любезно, оглядев ее. — Да, сэр.
— Но приятный, — не отступал молодой человек. — Скажите мне, миссис Джексон дома?
— Нет, сэр.
— Ее нет дома?
— Да, сэр.
Молодой человек вздохнул.
— Ну что же, — сказал он, — мы не должны забывать, что подобные разочарования ниспосылаются нам ради какой-нибудь благой цели. Без сомнения, они возвышают нас духовно. Вы поставите ее в известность, что я заходил? Моя фамилия Псмит. Пе-смит.
— Песмит, сэр?
— Нет, нет. П-с-м-и-т. Мне следовало бы объяснить вам, что в жизнь я вступил без первой буквы, и мой отец всегда с упорным мужеством держался за просто Смита. Но мне казалось, что в мире слишком много Смитов, и некоторое разнообразие не повредит. «Смитти» я отверг как трусливую уловку, а нынешнего обычая с помощью дефиса присобачивать спереди еще какую-нибудь фамилию я не одобряю и потому решил взять Псмита. «Пе», должен сказать для вашего сведения, немое. Вы следите за ходом моих рассуждений?
— Д-да, сэр.
— Вы не считаете, — спросил он озабоченно, — что я напрасно избрал такой путь?
— Н-нет, сэр.
— Превосходно! — сказал молодой человек, сощелкивая пылинку с рукава. — Превосходно! Превосходно!
И с учтивым поклоном он спустился по ступенькам и пошел по улице. Маленькая служанка смотрела ему вслед выпученными глазами, пока он не скрылся из вида, а потом закрыла дверь и вернулась на кухню.
Псмит неторопливо шел вперед. Теплый ветерок нежил его лицо. Он что-то напевал и умолк, только когда молодой человек примерно одного с ним возраста чуть не налетел на него, обогнув угол.
— Извините, — сказал молодой человек. — А, Смит! Псмит поглядел на него с дружеским расположением.
— Товарищ Джексон, — сказал он, — какая встреча! Единственный из встречных, кого я хотел бы повстречать. Свернем куда-нибудь, товарищ Джексон, если у тебя нет срочных дел, и восстановим силы чашкой чая. Я хотел было нагреть семейство Джексонов на эту чашку, но мне сообщили, что твоей жены нет дома.
Майк Джексон засмеялся.
— Филлис дома. Она…
— Дома? В таком случае, — сказал Псмит скорбно, — сегодня свершилось темное дело. Ибо мне не открыли двери. Не будет преувеличением сказать, что меня прогнали взашей. И это хваленое джексоновское гостеприимство?
— Филлис устроила чай для своих школьных подруг, — объяснил Майк. — Она велела служанке говорить всем, что ее нет дома. Меня тоже туда не пускают.
— Достаточно, товарищ Джексон! — тепло сказал Псмит. — Если уж вас вышвырнули вон при всей любви, почитании и послушании, какие жена вам обещала перед алтарем, то кто я такой, чтобы жаловаться? И пожалуй, можно утешиться мыслью, что мы еще дешево отделались. Эти сборища школьных подруг не для сильных мужчин. Хоть мы и превосходное общество, товарищ Джексон, но, без сомнения, оказались бы лишними, и весьма. Беседа, полагаю, будет состоять исключительно из воспоминаний о милой школе, из историй о тайных оргиях с какао в дортуарах и о том, что сказала преподавательница хороших манер, когда Анджелу застигли в кустах с табачной жвачкой во рту. Да, полагаю, мы лишились не столь уж многого… И кстати, новое жилище меня не очень вдохновило. Правда, я видел его лишь снаружи, но… да, оно меня не очень вдохновило.
— Лучшее, что нам по карману.
— А кто я такой, — сказал Псмит, — чтобы попрекать друга моего детства бедностью? Особенно когда я сам стою на краю полной нищеты.
— Ты?
— Лично я. Заунывный вой, который ты слышишь, испускает волк нужды, примостившись у моего порога.
— Но я думал, твой дядя платит тебе приличное жалованье?
— Платил. Но наши с дядей пути расходятся. С этой минуты он, так сказать, пойдет верхней дорогой, а я пойду нижней. Сегодня я у него обедаю и за орехами с вином сообщу ему печальную новость, что я намерен уйти из фирмы. Не сомневаюсь, он верил, что оказывает мне услугу, приобщая к своим рыбным делам, но даже краткое знакомство с ними убедило меня, что это не моя сфера. Шепот шуршит по клубам: «Псмит не нашел своей ниши!»
— Я, — продолжал Псмит, — человек разумный и понимаю, что человечество необходимо снабжать рыбой. Я и сам иногда не прочь съесть кусок рыбы. Но профессиональная деятельность в фирме, которая имеет дело с материалом в сыром виде, слишком далека от трудов, коим я хотел бы посвятить жизнь. Напомни при случае, чтобы я рассказал тебе, каково это — выбираться из постели в четыре утра и отправляться на Биллингсгейтский рынок работать в поте лица. Бесспорно, рыба приносит деньги — дяде она принесла их бочки и бочки, но я чувствую, что для талантливого молодого человека в жизни должно быть что-то еще. И нынче я ставлю точку.
— А чем ты займешься?
— Это, товарищ Джексон, более или менее в руках богов. Завтра утром я думаю пройтись по бюро найма и выяснить, как котируются на рынке талантливые молодые люди. Не можешь ли порекомендовать какое-нибудь?
— Филлис всегда обращается в бюро мисс Кларксон на Шафтсбери-авеню, но…
— Бюро мисс Кларксон на Шафтсбери-авеню. Окажу особое внимание… Да, кстати, ты видел сегодняшнюю «Морнинг глоб»?
— Нет. А что?
— Я поместил в ней объявление и в нем изъявил свое согласие… нет, свою готовность выполнить любое поручение или работу, не имеющие отношения к рыбе. Я уверен, что отпеты пойдут косяками. Я предвкушаю, как буду провеивать эти груды, отбирая наиболее желательные предложения.
— Сейчас найти работу трудно, — с сомнением сказал Майк.
— Нет, если предлагаешь нечто сверхособое.
— Но что можешь предложить ты?
— Мои услуги, — ответил Псмит с легким упреком.
— В качестве?…
— Чего угодно. Никаких ограничений я не ставлю. Не хочешь ли прочесть мой манифест? У меня в кармане есть экземпляр. — И Псмит извлек из кармана своего безупречного жилета сложенный листок. — Буду рад выслушать твое мнение, товарищ Джексон. Я не раз говорил, что по части здравого смысла с тобой мало кто сравнится.
Объявление, которое за несколько часов до этого так ободрило высокородного Фредди Трипвуда в курительной замка Бландингс, на Майка, по натуре серьезного и уравновешенного, произвело несколько иное впечатление. Он прочел листок и продолжал молча смотреть на него.
— Изящно, ты согласен? — сказал Псмит. — Коротко и ясно? Еще бы, еще бы!
— Неужели ты действительно думаешь поместить эту чушь в газете? — спросил Майк.
— Уже поместил. Как я тебе сказал, оно напечатано в утреннем выпуске. И завтра в этот час я, без сомнения, начну сортировать первые предложения.
Майк невольно вспомнил жаргон школьных лет.
— Ну, ты и осел!
Псмит водворил листок в карман жилета.
— Ты огорчаешь меня, товарищ Джексон, — сказал он. — Уж от тебя-то я ожидал более широкого взгляда на вещи. Собственно говоря, я ждал, что ты тут же помчишься в редакцию этого органа печати и поместишь в нем сходное объявление. Но никакие твои возражения не омрачат моего бодрого духа. Клич несется по Кенсингтону и его окрестностям: «Псмит двинулся!» В каком направлении — клич не уточняет, но эти сведения принесет будущее. А теперь, товарищ Джексон, просочимся вон в ту кондитерскую и поднимем за успех полную чашку чая. Я провел особенно тяжкое утро среди трески, и мне необходимо освежиться.
