— Минуточку, — схватила я за рукав замыкавшего шествие гнома. — Вы куда её девать собираетесь?
— На кладбище, — всхлипнул тот. — На наше тайное гномье кладбище, там закопаем под берёзкой, памятник поставим, оградочку…
Ну вот, Леся так и знала! Экие остолопы!
— Ни в коем случае! — возмутилась она. — Она же заколдованная, а не мёртвая. Принц приедет, поцелует её, она и оживёт как миленькая. А если вы её зароете, что ж бедному принцу все могилы в поисках перекапывать? Он же принц, а не терьер! Да ещё могут арестовать за злостное хулиганство и осквернение могил, об этом вы подумали?
— А что же делать? — захлопал ресницами гном.
— Поставьте ваш мавзолей куда-нибудь на видное место, чтобы принц его издалека заметил, — посоветовала Леся. — И дайте объявление в газету: «Требуется принц с хорошей родословной для оживления Белоснежки». Понятно?
— Понятно, — кивнул гном и помчался в голову процессии — изменять план захоронения.
Потом они наткнулись на костёр, у которого сидели Бременские музыканты. Это была единственная приятная встреча в лесу — нас (их — Лесю и папу) накормили, напоили и сыграли блюз в стиле кантри.
Словом, за всеми этими встречами Леся и папа чуть не разминулись с Элли и оказались на дороге, вымощенной жёлтым кирпичом, одновременно с ней.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Страшилы и Железного Дровосека не было видно за поворотом, по книге они увлеклись беседой и отстали. Элли и папа уставились друг на друга, а Тотошка начал яростно лаять. Но почему—то лаять он начал на Леську и даже попытался тяпнуть за ногу, Леська испугалась и бросилась бежать по дороге, вымощенной жёлтым кирпичом. Тотошка в восторге устремился за ней, папа схватил Элли в охапку и побежал за ними, крича:
— Вы куда? Меня-то подождите!
Леся не представляла, как отвязаться от треклятой псины, но вдруг вспомнила, что по сюжету Тотошка должен бесчувственно лежать на месте встречи с Людоедом, травмированный Людоедовым пинком.
— Ты что же это, цуцик, делаешь, — завопила Леська в праведном негодовании. — Ты текст забыл, пустолайка безмозглая! А ну марш на место встречи с Людоедом и лежи там без сознания!
Тотошка смутился, поджал хвост, вернулся и лёг на бок с видом умирающей Травиаты. Леся и папа перешли на шаг.
— Ну и куда её дальше тащить? — отдуваясь, спросил папа. — Я даже не знаю, где мой замок. Опоздали, с местностью не ознакомились.
— Уже скоро замок, — подала голос Элли, мешком висевшая на папиных плечах. — Вон за той сосной уже виден ров, наполненный водой.
— А ты помалкивай, ты должна от ужаса потерять сознание, — сказал папа.
— Вот ещё, сознание терять, — противно хихикнула Элли. — Мне интересно.
— Интересно ей, — проворчал папа, встряхивая свою ношу, чтоб не так давила. — Я когда «Волшебник Изумрудного города» читал, думал, что Элли — тоненькая, худенькая девочка из бедной американской семьи, лёгкая, как пушинка. А эта особа подросткового возраста в тяжёлом весе может выступать. Уф, ну и работка, ну, удружил сосед… Кажется, пришли.
Замок окружал живописный ров с водой. Через ров был перекинут подъёмный мост.
— Очень мило, — обрадовался папа. — Без моста вряд ли я допёр бы эту девчонку. Куда теперь?
— На кухню, — подсказала Леся.
На кухне папа привязал Элли к кухонному столу.
— Ты должна плакать и просить пощады, а я буду точить нож, — сказал он. — Где нож?
Ножа не было. Посмотрели в посудном шкафу, в сундучке, в ящике для специй, рассыпали перец, отчего расчихались вусмерть. Отвязали Элли, чтобы помогла искать. Она порылась в плите и в кастрюлях, заглянула за сундук. Ножа нигде не было.
— Наплевать, точи вилку, — сказала Леська. — Тоже острый предмет. Издалека и не разберёшь.
Опять привязали к столу хихикающую Элли, которая говорила, что ее еще никогда не закалывали вилкой и это, должно быть, щекотно. Папа взял вилку и начал ее точить об ложку.
— Давай проси пощады, — напомнил он. — А то у меня вилка не точится.
— О какое горе, о ужас, отпусти меня, дорогой людоед, я же тебе ничего плохого не сделала, — монотонно запричитала Элли. — О какая я несчастная, отпусти меня, разве тебя не трогают мои слезы…
Папа добросовестно заглянул Элли в глаза и сказал:
— Не трогают. Потому что никаких слез там нет.
— Достань вон в том мешке луковицу, — деловито сказала Элли. — Разрежь ее …э-э-э … вилкой и дай мне понюхать.
Лук был ядреный, через две минуты слезы лились уже и у Элли, и у Леськи. Папа тоже вытирал глаза, но стойко точил вилку.
— Очень трогательная картина, — заметила Элли. — Вообще-то мне надоело причитать, можно, я тебя ругать буду?
— Валяй, — согласился папа. — Все повеселее будет.
Элли с воодушевлением начала ругаться:
— Ах ты, поганый людоед, трухлявый слизняк, растоптанный лысым флоридским крокодилом. Ах ты, оживший труп паршивого барана, съеденный бешеным койотом. Ах ты, вислоухий бизон, из которого индейцы сделали тухлую колбасу и уже ее переварили!
Леське понравились Эллины ругательства, и она начала ей подсказывать:
— Ах ты, объевшийся комар, лопнувший от обжорства и размазанный по контрольной по алгебре! Ах ты, последний вздох взбесившейся египетской мумии с насморком! Ах ты…
— Минуточку, — удивился папа и бросил точить вилку. — Ты-то почему меня ругаешь?
— Извини, папочка, увлеклась, — смутилась Леська.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
За развлечениями они и не заметили, как на кухню ворвались Страшила и Железный Дровосек. Они давно бы уже были здесь, но папа забыл поднять за собой мост через ров, и эта парочка два часа топталась, не решаясь пройти по мосту и ожидая каверзы, ведь по сюжету мост должен быть поднят, а не опущен.
Леся с папой как-то совершенно забыли, что Страшила и Железный Дровосек придут освобождать Элли.
— Ага, вот и смена пришла, — с облегчением сказал папа. — Забирайте вашу барышню, а нам домой пора. Мама уже волнуется.
Но гости были настроены весьма агрессивно. Железный Дровосек чихнул от перца и замахнулся топором. Папа бросил в него наточенной вилкой. Вилка срикошетила о железную грудь Дровосека и угодила в глаз Элли, поставив огромный фингал. Элли взвыла от боли и неожиданности, что совсем разъярило Железного Дровосека, и он ринулся в ближний бой. Пока папа отбивался табуреткой, но против топора ему было не выстоять. Страшила тем временем кинулся папе в ноги, чтобы тот потерял равновесие, но поскольку в голове Страшилы была солома, то он перепутал ноги и подкатился под Лесины. Леська споткнулась об этот мешок соломы, ушибла коленку, разозлилась и швырнула Страшилу в Железного Дровосека. Конечно, лучше бы она швырнула чем-нибудь потяжелее, но и так вышло хорошо — Страшила налетел на топор, и лезвие застряло в соломе. Железный Дровосек не мог рубить топором, опасаясь повредить друга, и застыл в недоумении. Папа тоже застыл, опасаясь хитрости со стороны врага.
Леся оглянулась в поисках чего-нибудь тяжелого и увидела на стене нечто красное, знакомых очертаний и явно увесистое. Нечеловеческим усилием она стащила это со стены и бросила в Железного Дровосека.
Надо признаться, метание ядра никогда не было Лесиным любимым видом спорта. И вообще с физкультурой у нее были сложные отношения. Вместо того, чтобы точным ударом сокрушить Железного Дровосека, Леська попала этой тяжелой штуковиной на любимую папину мозоль. Он взвыл так, что в далеком Изумрудном Городе с башен попадали изумруды и контузили Дина Гиора и Фараманта, а один маленький изумруд отлетел аж к замку Людоеда, влетел в окно, и Леська его, конечно, подобрала.
Красный тяжелый предмет при соприкосновении с папиной ногой тоже взвыл и выбросил вперед струю белой пены. Конечно, это был огнетушитель.
Пена покрыла Железного Дровосека густым слоем, и он мгновенно заржавел. А Страшила у него на топоре превратился в симпатичного снеговика.
— Ура, — сказала Леся. — Мы победили.
— Ничего себе победа, — поморщился папа. — Я без ноги остался.
— Эй, а как мне их теперь в чувство приводить? — возмутилась привязанная Элли. — Дровосека надо маслом протирать, а какое тут масло, если он весь в каких—то взбитых сливках.
— Действительно, придется помочь, — спохватилась Леся. — Она одна ни за что не справится.
— У меня рабочий день кончился, — проворчал папа. — И кто тебя просил трогать огнетушитель? Вечно ты суешься куда не надо.
Вся ночь прошла в хлопотах. Сушили над камином Страшилу, обтирали и полировали Дровосека, прибирали в комнате после огнетушителевого буйства.
Когда уже все закончили и решили выпить чаю, пришел Тотошка и спросил, не надо ли чем-нибудь помочь. Вот ведь хитрая псина! Элли напекла оладьев, какие в Канзасе делала ее мама, и Леся съела их огромное количество, утешая себя тем, что мама не велела объедаться конфетами, а насчет оладьев она ничего не говорила.
