культуру. Это учение было хорошо изложено И. В. Киреевским (1806–1856). Он говорит, что славянская культура в основаниях своих была самостоятельна и отлична от германской.
Во-первых, славяне получили христианство из Византии (а германцы – из Рима) и их религиозный быт получил иные формы, чем те, которые сложились у германцев под влиянием католичества. Во-вторых, славяне и германцы выросли на различной культуре: первые – на греческой, вторые – на римской. В то время как германская культура выработала свободу личности, славянские общины совершенно поработили ее. В-третьих, государственный строй был создан различно. Германия сложилась на римской почве. Германцы были народ пришлый; побеждая туземное население, они порабощали его. Борьба между побежденными и победителями, которая легла в основание государственного строя Западной Европы, перешла впоследствии в антагонизм сословий; у славян государство создалось путем мирного договора, добровольного признания власти. Вот различие между Россией и Западной Европой, различие религии, культуры, государственного строя. Так думали славянофилы, более самостоятельные последователи германских философских учений. Они были убеждены, что самостоятельная русская жизнь достигла наибольшего развития своих начал в эпоху Московского государства. Петр Великий грубо нарушил это развитие, насильственной реформой внес к нам чуждые, даже противоположные начала германской цивилизации. Он повернул правильное течение народной жизни на ложный путь заимствования, потому что не понимал заветов прошлого, не понимал нашего национального духа. Цель славянофилов – вернуться на путь естественного развития, сгладив следы насильственной петровской реформы.
Общая точка зрения западников и славянофилов служила им основанием для толкования не только смысла нашей истории, но и отдельных ее фактов: можно насчитать много исторических трудов, написанных западниками и особенно славянофилами (из славянофилов-историков следует упомянуть Константина Сергеевича Аксакова, 1817–1860). Но их труды были гораздо более философскими или публицистическими, чем собственно историческими, а отношение к истории гораздо более философским, чем научным.
Строго научная цельность исторических воззрений впервые создана была у нас только в 40-х годах XIX в. Первыми носителями новых исторических идей были два молодых профессора Московского университета: Сергей Михайлович Соловьев (1820–1879) и Константин Дмитриевич Кавелин (1818–1885). Их воззрения на русскую историю в то время назывались «теорией родового быта», а впоследствии они и другие ученые их направления стали известны под названием историко-юридической школы. Воспитывались они под влиянием германской исторической школы. В начале XIX в. историческая наука в Германии сделала большие успехи. Деятели так называемой германской исторической школы внесли в изучение истории чрезвычайно плодотворные руководящие идеи и новые методы исследования. Главной мыслью германских историков была мысль о том, что развитие человеческих общин не есть результат случайностей или единичной воли отдельных лиц: развитие общества совершается, как развитие организма, по строгим законам, ниспровергнуть которые не может ни историческая случайность, ни личность, как бы гениальна она ни была.
Первый шаг к такому воззрению сделал еще в конце XVIII столетия Фридрих Август Вольф в произведении «Prologomena ad Homerum», в котором он занимался исследованием происхождения и состава греческого эпоса «Одиссеи» и «Илиады».
Давая в своем труде редкий образец исторической критики, он утверждал, что гомеровский эпос не мог быть произведением отдельной личности, а был постепенно, органически созданным произведением поэтического гения целого народа. После труда Вольфа такое органическое развитие стали искать не только в памятниках поэтического творчества, но и во всех сферах общественной жизни, искали и в истории, и в праве. Признаки органического роста античных общин наблюдали Нибур в римской истории, Карл Готфрид Миллер в греческой. Органическое развитие правового сознания изучили историки-юристы Эйхгорн («Deutsche Staatsung Rechtsgeschichte», в пяти томах, 1808) и Савиньи («Geschichte des römischen Rechts im Mittelalter», в шести томах, 1815–1831). Эти труды, носившие на себе печать нового направления, к половине XIX в. создали в Германии блестящую школу историков, которая и до сих пор еще не пережила вполне своих идей.
В идеях и приемах ее выросли наши ученые историко-юридической школы. Одни усвоили их путем чтения, как, например, Кавелин; другие – прямо слушанием лекций, как Соловьев, который был учеником Ранке. Они усвоили себе все содержание немецкого исторического направления. Некоторые из них увлекались и германской философией Гегеля. В Германии точная и строго фактическая историческая школа не всегда жила в ладу с метафизическими учениями гегельянства; тем не менее и историки, и Гегель сходились в основном воззрении на историю как на закономерное развитие человеческих обществ. И историки, и Гегель одинаково отрицали в ней случайность, поэтому их воззрения могли ужиться в одной и той же личности. Эти воззрения и были впервые приложены к русской истории нашими учеными Соловьевым и Кавелиным, думавшими показать в ней органическое развитие тех начал, которые были даны первоначальным бытом нашего племени и которые коренились в природе нашего народа. На быт культурный и экономический они обращали меньше внимания, чем на внешние формы общественных союзов, так как имели убеждение, что главным содержанием русской исторической жизни была именно естественная смена одних законов общежития другими. Они надеялись подметить порядок этой смены и в нем найти закон нашего исторического развития. Вот почему их исторические трактаты носят несколько односторонний историко-юридический характер. Такая односторонность не составляла индивидуальности наших ученых, а была занесена ими от их германских наставников.
Немецкая историография считала главной своей задачей исследование именно юридических форм в истории; корень этого взгляда кроется в идеях Канта, который понимал историю «как путь человечества» к созданию государственных форм. Таковы были те основания, на которых строилось первое научно-философское воззрение на русский исторический быт. Это не было простое заимствование чужих выводов, не было только механическое приложение чужих идей к плохо понятому материалу, – нет, это было самостоятельное научное движение, в котором взгляды и научные приемы были тождественны с германскими, но выводы отнюдь не предрешались и зависели от материала. Это было научное творчество, шедшее в направлении своей эпохи, но самостоятельно. Вот почему каждый деятель этого движения сохранял свою индивидуальность и оставил по себе ценные монографии, а вся историко-юридическая школа создала такую схему нашего исторического развития, под влиянием которой до сих пор живет русская историография.
Исходя из мысли, что отличительные черты истории каждого народа создаются его природой и его первоначальной обстановкой, они и обратили внимание на первоначальную форму русского общественного быта, которая, по их мнению, определялась началом родового быта. Всю русскую историю представляли они как последовательный органически стройный переход от кровных общественных союзов, от родового быта – к быту государственному. Между эпохой кровных союзов и государственной лежит промежуточный период, в котором происходила борьба начала кровного с началом государственным. В первый период личность безусловно подчинялась роду, и положение ее определялось не индивидуальной