на наследство моего сына.
  Глава 4. К западу от Парижа, шато Монте-Кристо, декабрь 1851 года
  Дюма несся вниз по лестнице. Под мышкой он сжимал статьи. За ним с грохотом спускались по ступенькам наемные писатели.
 – Скорее, господа. Нужно отстоять наши произведения и доходы.
 Громкие голоса, доносившиеся из белого салона, были слышны уже в передней. Когда Дюма открыл застекленную дверь, на мгновение шум стал таким оглушительным, что ему показалось, будто комнату заполонила орда матросов.
 – Человек, которому вы дали взаймы – банкрот и кокотка[12] общества, – с волнением объяснял кредиторам один из цензоров.
 – Если вы отберете у него работу, он никогда не сможет погасить долг, – ответил Одье.
 Он и Галлуа стояли в другом конце комнаты. Поверх их голов за происходящим наблюдал большой мраморный бюст.
 Драма уже началась. В жизни все было как в романе: стоит только подобрать персонажей, как история возникает сама собой.
 Тут все заметили Дюма и мужчин, толпившихся позади него.
 – Это те самые статьи? – спросил Блонде и потянулся за стопкой.
 Дюма положил на нее покрытую темными волосами руку.
 – Сперва объясните моим помощникам, как им прокормить семьи, если их работа будет уничтожена.
 – Мы спасаем души их семей, защищая их жен и детей от этого вздора, – сказал один из цензоров.
 – Оставьте свои нравоучения себе! – воскликнул один из наемных работников.
 – Нам нужны деньги, – вмешался другой. Дюма узнал голос Фрушара.
 – Замолчите, расточители чернил! – возмутился Блонде. – А не то вы все отправитесь в тюрьму.
 Собака залаяла и показала клыки. У нее из пасти капнула слюна, оставив темное пятно на дорогом ковре.
 Теперь к разговору присоединилась дама в инвалидном кресле. Спокойным голосом она сказала:
 – Речь не о счастье отдельных людей, а о здоровье общества. Месье Дюма, вы делаете читателей жертвами вашей прихоти. Если бы вы соблюдали приличия, все были бы богаче.
 Голоса слились в единый гул. Банкиры одновременно отвечали на слова графини. Цензоры убеждали банкиров. Блонде громко требовал статьи. Наемные писатели скандировали лозунги с призывами восстановить монархию.
 В это мгновение в комнату пробралась Марианн Прунель, притащив с собой Анри. Она замахала злополучным документом и крикнула голосом, заставившим всех в помещении замолчать:
 – Этот мальчик – сын этого человека. Если вы лишите его доходов, ребенок будет голодать и останется без школьного образования. Вы хотите, чтобы это было на вашей совести?
 Дюма двинулся к двери.
 – Его сын? – спросил Блонде. – Но ведь он совсем не похож на negre[13].
 Александр содрогнулся. Как же неприятно это слышать!
 Он уже добрался до прихожей, но после этих слов ему захотелось броситься обратно в салон и швырнуть этого исполнителя приказов прямиком в болото. Однако он продолжил путь. Его надежно скрывали спины наемных писателей. Придержав колокольчик, Александр открыл дверь и выскользнул в сад. Задвижка тихо щелкнула – Дюма запер столпотворение внутри шато.
 Получилось! Теперь его цель – типография в Париже. По дороге к вокзалу его волнение уляжется. Блонде прав. Будь Анри его сыном, была бы у него кожа цвета молока? Александр улыбнулся. Он мог бы оспорить отцовство.
 Писатель сделал всего несколько шагов, когда из зелени парка к нему приблизился пароконный экипаж. Неужели это никогда не прекратится? Его шато превратилось в какую-то ярмарку. Дюма бы с радостью переселился в берлогу, куда-нибудь без адреса, цензуры и долгов. Там он жил бы отшельником и писал, писал, писал. Ему будет не хватать разве только хорошего вина. И красивых женщин. Деликатесов французской кухни. Горячих ванн. Пирушек с друзьями.
 Он вздохнул.
 Экипаж остановился. На козлах сидела маленькая сгорбившаяся фигура в черной накидке, напоминающая гнилой гриб. Дюма медленно подошел ближе. Из- под влажно блестящей шляпы с широкими полями на него глядело лицо, похожее на грецкий орех. Скучающие, враждебные глаза посмотрели на него. Это был не кучер. На козлах сидела старуха.
 – Это ты Дюма? – скрипучим пронзительным голосом спросила фигура.
 Александр кивнул.
 Старуха постучала дряблым кулаком по крыше кабины. Дверца кареты медленно открылась, но из нее никто не вышел.
 Такой балаган мог прийти в голову лишь одному из его друзей-театралов. За этим точно стоял Антуан Фортье, который при встрече любил набрасывать скатерть на плечи и изображать Юлия Цезаря. Надо признать: сцена с каретой впечатляла. При виде старухи на козлах и открытой дверцы волосы у Александра на руках встали дыбом. Но сегодня на такие шарады у него не было времени. В любой миг свора в шато могла обнаружить, что дичь бросилась бежать.
 – У меня нет времени на маскарады! – крикнул он и пошел мимо кареты, заглянув внутрь.
 В просторном кузове сидел лишь один мужчина. Разглядеть его не получалось: было слишком темно.
 – Фортье? – спросил Александр.
 – Садитесь, месье Дюма, – сказал голос, звучавший так мягко, будто слова покоились на ложе из мха.
 Фигура в полумраке явно была не Фортье. В нос Александру прокрался запах пихтовой смолы и бергамота.
 – Кто вы? – спросил он.
 Если это не шутка его друзей, значит, это очередной кредитор или обманутый супруг. В темноте сверкнет шпага, лошади пустятся рысью, а на следующее утро тело Дюма выловят из Сены.
 Со стороны шато послышался звонок в дверь. На дорожке заскрипел гравий. Кто-то выкрикнул имя писателя.
 Александр забрался в карету и опустился на мягкую скамью. Скрипнули пружины.
 Незнакомец закрыл дверцу. Постепенно глаза Александра привыкли к полумраку. Перед ним сидел мужчина лет пятидесяти: гладко выбритый, с необычайно большим носом и приветливо сверкающими глазами. Его густые, зачесанные назад волосы были белыми как бумага. Этого человека Дюма никогда не видел.
 – Меня зовут Этьен Леметр. – Незнакомец достал визитную карточку, но Александр не смог прочесть ее в темноте. – Я знал вашего отца.
 Всегда, когда кто-то упоминал генерала Тома-Александра Дюма, писателя охватывала беспросветная тоска. Как этот мужчина мог знать отца? Тот умер в 1806 году. Казалось, в то время Леметр был младенцем.
 Мужчина, похоже, угадал мысли Александра.
 – Я выгляжу моложе своего возраста, – сказал он. – Когда я познакомился с вашим отцом, я был юнгой. Мы путешествовали по Египту вместе с Наполеоном.
 Египетская экспедиция! Александру так хотелось узнать хоть что-то о приключениях отца у пирамид.
 – К сожалению, он не успел мне об этом рассказать, – сказал Александр.
 – Это можно исправить, ведь кое-что мы пережили вместе. Пусть он был генералом, а я всего лишь юнгой, – продолжил Леметр. – Но об этом в другой раз.
 Он выглянул из окна кареты. Зимний свет скользнул по его щекам. Кожа казалась мертвенно-бледной. Дюма понял, что Леметр густо