— Ничто не пропадает в человеческой жизни! — ответил Степан Гаврилович. — И оценка наших дурных и хороших дел бывает не только на том свете, но и на этом! Не удивляйтесь, что я знаю, как это говорится, всю вашу подноготную, и не думайте, что тут действует что-нибудь сверхъестественное! Просто вас имели в виду и следили за вами довольно искусно, так что вы и не подозревали этого!
— Неужели и за мной следили тоже? — беспокойно и испуганно спросил Варгин.
Трофимов только прищурился в его сторону и протянул неопределенно:
— Может быть!
XI
Искреннее удивление Варгина тому, что, может быть, и за ним следили, должно было сразу убедить Герье, что, во всяком случае, не Варгин следил за ним.
И оба они поняли деликатность Степана Гавриловича, который заставил и Варгина присутствовать при разговоре и, таким образом, предупредил всякую возможность подозрения в молодом докторе, что его единственный приятель был приставлен к нему шпионом. Да и не успел бы Варгин рассказать никому о том, что случилось с доктором сегодня, потому что сам узнал только что и после того, как узнал, не расставался с Герье.
Очевидно, у Трофимова были другие источники, откуда он имел такие подробные сведения о жизни доктора.
— Хорошо! — согласился Герье. — Положим, за мной следили, и нет ничего удивительного, что вам все известно обо мне. Но скажите, пожалуйста, с какой целью следили и кому интересен бедный женевец, доктор, явившийся искать счастья в Петербурге и не нашедший его тут? Я согласен также, что ничего бесчестного не сделал, и могу говорить это открыто, но разве мало таких же честных людей, как я, и разве следят за всеми, чтобы прийти к ним для одобрения, когда им становится тяжело?
— Нет, к сожалению, конечно, за всеми уследить нельзя! — заговорил опять Степан Гаврилович. — Но вы, по направлению вашего ума и по своим познаниям, которые прямо редки в ваши годы, составляете до некоторой степени исключение! Такие люди, как вы, нужны нам!
— Кому же это? — снова задал вопрос доктор.
— Это вы узнаете в скором времени, если, конечно, захотите!
— Как же не захотеть? — воскликнул Герье. — Конечно, мне это очень занятно.
— А я ничего этого не хотел бы знать! — покачал головой Варгин. — Довольно с меня и одной переделки!
Степан Гаврилович ухмыльнулся и покосился на него.
— Да ведь, что поделаешь, приходится! — как-то весело сказал он.
Варгин махнул рукой.
— Да уж я вижу, что-то опять начинается!
— Н-да… именно начинается! — подтвердил Трофимов.
— Но, позвольте, — сообразил вдруг Герье, — если вы знаете подробности о деньгах при сегодняшнем моем визите к больному, то, очевидно, должны иметь сведения и об этом больном; ведь ему же помочь нужно!
— Об этом не беспокойтесь! — ответил Степан Гаврилович. — Все, что нужно, будет сделано!
— А вы знаете, — обратился Герье к Варгину, — что мне пришло сейчас в голову: нет ли какой-нибудь связи между этим больным и исчезновением сына тамбовского помещика?
— Силина? — спокойно подсказал Степан Гаврилович. — Отчасти ваша догадка справедлива, но только отчасти! Больной, которого вы видели, не сын являвшегося сюда тамбовского помещика!
— Вы и это знаете? Вы все знаете? — не выдержал Варгин, которого словно начинало бесить всеведение Бог знает откуда взявшегося Степана Гавриловича.
— А вы все такой же, как и прежде, скорый и нетерпеливый! — сказал тот ему.
"Значит, он меня знал раньше!" — подумал Варгин и внимательно и пристально поглядел на гостя.
— Напрасно! — остановил его Трофимов, как бы сейчас же прочтя его мысли. — Вы в меня не вглядывайтесь, думая, что узнаете во мне кого-нибудь, с кем встречались прежде; мы с вами никогда не видались!
И действительно, Варгин, вглядевшись, должен был убедиться, что никогда ни лица Степана Гавриловича не видел, ни голоса его не слыхал.
— Ну, а теперь, — продолжал Трофимов, — если вы пожелаете, мы будем встречаться с вами; вот тут у меня под печатью записка, из которой вы увидите, где мы можем встретиться с вами сегодня же вечером. Приходите, увидите интересные вещи! А пока до свидания, господа!
Он вынул из кармана сложенную и запечатанную записку без адреса, положил ее на стол, простился и ушел.
XII
Степан Гаврилович ушел к Августе Карловне, которая успела уже успокоиться, потому что молодая девушка, точь-в-точь как сказал Трофимов, очнулась от своего сна и встала совершенно спокойною и здоровою.
Она уехала.
Герье с Варгиным распечатали оставленную на столе Степаном Гавриловичем записку; в ней было сказано только "Сегодня вечером у меня", и затем следовал точный адрес Трофимова. Жил он на Морской.
— Что же мы, пойдем или нет? — спросил Варгин доктора.
— Ну, разумеется, пойдем! — воскликнул Герье. — Разве можно об этом спрашивать?
Варгин поморщился.
— А мне не хотелось бы!
— Ну, вот вздор! — стал уговаривать Герье. — Если не для себя, так для меня пойдемте! Во всем этом много таинственного и интересного; разве можно не идти?
— Впрочем, — согласился Варгин, — этот господин Трофимов производит отличное впечатление, и отчего, в самом деле, не пойти к нему?
И они пошли вечером к Степану Гавриловичу.
Он занимал квартиру с парадным крыльцом, и Варгин удивился в особенности этому обстоятельству.
Судя по виду скромного, незаметного Трофимова, Варгин ожидал найти его где-нибудь в двух-трех комнатах на дворе, во флигеле, и поэтому, когда они подошли к указанному в адресе дому, художник, прежде чем направиться в парадный подъезд, разыскал дворника и стал спрашивать у него, где тут живет Степан Гаврилович, по фамилии Трофимов.
Варгин просто не хотел верить, когда дворник указал ему на подъезд.
— Как? Сюда прямо и идти? — переспросил он.
Дворник сказал, что сюда именно.
Герье и Варгин вошли.
Лестница была широкая, дубовая, освещенная красивыми масляными лампами; темно-красный ковер лежал на ступенях.
— Пожалуйте! Вас ждут! — заявил лакей, снимая с Герье и Варгина верхнее платье.
Он их ввел в просторный зал с простыми белыми стенами, увешанными какими-то портретами.
Тут стояли клавесины; в простенках были зеркала; бронзовая люстра со стеклянными подвесками свешивалась с потолка.
Мебель, состоявшая исключительно из стульев, была золоченая.
— Ого! Да он живет совсем барином! — заметил Варгин.
— Да, недурно! — одобрил и Герье.
Приятели миновали гостиную, затянутую ковром со штофною софой и креслами, и вошли в просторную библиотеку со шкафами по стенам, где в чинном порядке стояли книги в красивых сафьяновых переплетах.
Судя по этой обстановке, Герье и Варгин невольно сомневались, туда ли попали они.
"Неужели Степан Гаврилович живет именно в этой квартире и эта положительно роскошная обстановка принадлежит ему?" — овладела ими одна и та же мысль.
Но к ним в библиотеку вышел Степан Гаврилович.
Одет он был несколько наряднее, чем утром, и богаче. Но все-таки черный шелковый кафтан его, белый камзол, черные чулки были на первый взгляд скромны, и только опытный взгляд мог различить, что кафтан, и чулки, и кружево на жабо были дорогие.
— Пришли? Я очень рад! — встретил Степан Гаврилович гостей. — Хорошо, что не опоздали! Еще бы немного, и было бы поздно, а теперь как раз пора. Ну, едемте!
Для Варгина и Герье явилось это новой неожиданностью.
Они думали, что Степан Гаврилович позвал их вечером к себе, а тут выходило, что они должны были еще ехать куда-то с ним.
Куда — они не спросили, однако, решив уже отдать себя в распоряжение на сегодняшний вечер Трофимову, подчинились ему.
Он, впрочем, как бы и не ждал вовсе их согласия, словно и не сомневался, что они последуют за ним.
Поздоровавшись, Трофимов направился к выходу, сделав знак гостям следовать за ним.
Они опять очутились на лестнице, лакей подал Трофимову и им верхнее платье и вручил каждому по черной бархатной полумаске.
— Это так нужно! Берите! — сказал Степан Гаврилович, предупреждая их расспросы.
Они вышли на крыльцо. Четырехместная карета подкатила, лакей отворил дверцу, откинул подножку, они сели, и карета покатилась.
XIII
Доктору Герье пришлось второй раз сегодня ехать в карете, а до сих пор он в течение двух лет своего пребывания в Петербурге ходил только пешком из экономии и не ездил даже на извозчиках.
Варгин тоже успел отвыкнуть от кареты и забыть, когда он катался в этом экипаже.
Качка мягких рессор и темнота вечера произвели на них убаюкивающее впечатление, и оба они под равномерный стук колес погрузились в дремоту, так что ни одному не пришло в голову заметить дорогу, по которой они ехали.
