Самодержавная логика бедствует в своём могуществе подобно царю Мидасу – всё, к чему она прикасается, обволакивается золотым логическим блеском, но напрочь лишается вкуса. Некоторые люди счастливы среди этого блеска и звона, но жизнь не всегда прощает им такое пренебрежение к полноте существования.
*
Чувство логики тем неустойчивее, чем на большую власть в сознании оно претендует. Ему трудно управляться с достаточно развитыми и самостоятельными чувствами – слишком нечутко оно к тем интуитивным ощущениям, которые наилучшим образом способны согласовать эти чувства друг с другом и с самим чувством логики. Вот почему это чувство часто настроено против больших страстей – ему легче сладить с чувствами-лилипутами.
*
Чувства, находящиеся под диктатурой логики, вынуждены изобретательно льстить тирану. Они готовы подвергнуть свои интуитивные принципы подходящей логической интерпретации, чтобы под этим прикрытием достигать собственных целей.
*
Логика, использующая молодые и неокрепшие чувства как мальчиков на побегушках, порочна и даже в каком-то смысле нелогична. Она должна быть нянькой этим чувствам, их воспитательницей, должна учить их овладевать логически осознанными принципами. Ведь логика практически не имеет своих выходов к действию, а прочие чувства послушны ей лишь до тех пор, пока ни достигают собственной зрелости, или в той степени, в которой логика успела повлиять на них во время их формирования.
*
«Не доверяйте человеку, который по всякому поводу будет ссылаться на разум и здравый смысл. Поверьте, что обычно – это недалёкий человек».
ГельвецийЛогический язык, может быть, один из лучших языков общения между людьми, но мыслей, которые нуждаются в выражении, сам по себе он не порождает, «как никогда ложка не поймёт вкуса пищи» (из индусской мудрости).
*
Суждение тем правомернее, чем ближе оно к ощущению. Установление логических связей, стремление к последовательности часто ослабляет суждение, наделяя претензиями, не вытекающими из его внутренней сущности. Вот почему, если чувства сходны и возникает понимание с полуслова, рациональные уточнения становятся излишними и даже разрушительными.
Если чувство одного человека не находит родственной опоры в сознании другого, то приходится говорить на языке какого-либо из общих чувств, чаще всего на языке логики. При этом суждения принимают более законченную форму, чем при непосредственном сходстве чувств, становятся более убедительными и – менее убеждающими.
*
«Одно дело логически понять какую-либо идею, и другое – отнестись к ней с симпатией. Регулирующая и упрощающая функция логики может начать свою работу лишь там, где развитие психической жизни значительно продвинулось вперёд, накопив богатую сокровищницу инстинктивных привычек. Вот с этим-то до-логическим запасом инстинктивных привычек путём логики справиться мудрено».
Мах*
Обыкновение «танцевать от логической печки», въевшееся в сознание человека, воспитанного в рассудочном духе, обычно позволяет признать возможность существования иных подданных в государстве чувств другого человека. Но живо представить себе иного, чем у себя, правителя чувств – часто оказывается нам уже не под силу.
Если рационалист сталкивается, например, с истинно религиозным сознанием, он считает чувство веры случайным и незаконным самозванцем, которого хорошо бы разоблачить. Царящее в его собственной душе чувство логики готово оказывать поддержку только родственному себе чувству, сколь ни ограничена была бы роль последнего в чужом сознании, даже к вере обращаясь через его посредство. Но верующий с прохладным недоумением воспринимает воззвания к логике. Ведь с его точки зрения, «рассудок даёт тёмное и обманчивое знание, тогда как чувство доставляет уверенность в истине, – таково положение религиозного человека, искренне относящегося к себе самому и к фактам» (Джеймс).
*
Слабость логики – в неизбежной аналитичности её постижений, в необходимости оценивать ощущения дробно и поэтапно. Из-за этого ограничена её способность помогать другим чувствам.
«Убеждение, порождаемое рассуждением, уменьшается пропорционально тем усилиям, которые делает наше воображение, чтобы вникнуть в это рассуждение и постигнуть его во всех его частях».
Юм*
Формальная логика – да и расширяющая её диалектическая – слишком скудно отражают жизнь. Они могли бы стать глубже и могущественнее, если бы их сопровождала психология логики, изучающая проблемы индивидуальности логических ощущений, проявления логической интуиции (теоретически анализируемой, в отличие от иррациональной интуиции, неразложимой на элементы), связи логического восприятия с иными способами мировосприятия и тому подобные явления, крайне важные для дееспособности логики.
*
«Хотя логика действительно содержит очень много правильных и хороших предписаний, к ним, однако, применимо столько других – либо вредных, либо ненужных, – что отделить их почти так же трудно, как разглядеть Диану или Минерву в необделанной глыбе мрамора».
Декарт*
Лучшее, на что способно чувство логики, – это логически осознать опасность собственного деспотизма и всеми силами способствовать развитию и выдвижению к власти других значительных чувств, укреплять общее их содружество, не ставя и себя вне его. Наверное, связь любого чувства с чувством логики хороша, когда логика умеренна в своих притязаниях.
«Последний вывод разума – это признание, что есть бесконечное число вещей, превосходящих его. Он слаб, если не доходит до признания этого».
Паскаль*
Служа другим чувствам (даже возглавляя их организационно, но это тоже разновидность служения), чувство логики вполне может улучшать их ценности. Придавать им устойчивость, наполнять смыслом, увязывать друг с другом.
*
«Разум часто озаряет лишь потерпевших неудачу».
ГельвецийКак опытный политик приходит на смену прорвавшемуся к власти авантюристу, чтобы по-деловому разобраться в напутанных узлах и петлях, так выступает вперёд чувство логики, поддерживаемое и другими чувствами, когда торжествовавшая перед этим страсть, потерпев фиаско, оставляет бразды правления и скрывается в тени.
Это распространённая ситуация, но её нельзя назвать нормальной. Гармоничность сознания – прежде всего в преемственности верховной власти. Когда главенствующее чувство пренебрегает поддержкой логики, оно осложняет и собственное правление и возможный переход к следующему.
*
В отличие от чувства логики, чувство любви не единично в сознании, хотя говорить о нём во множественном числе стилистически затруднительно. Чувства к разным людям не исключают друг друга, даже если они носят одинаковый характер. Примером может быть родительская любовь к разным детям или дружба (дружеская любовь) с разными людьми. А не может ли оказаться в сознании и несколько логических чувств?..
*
Всегда ли нужны имена для наших чувств? Для себя – не достаточно ли обозначать чувство к человеку самим именем этого человека? Абстрактные прозвища можно приберечь лишь для внешнего общения – так гражданам своего государства выдают заграничный паспорт.
*
Есть люди, которые «любят свою жену» безотносительно к её личности, просто у них свойство такое – любить свою жену, даже если одну женщину в этой роли заменить на другую. Это чувство удобно, но до ужаса безлико, оторвано от живого человека. Оно не связано с лучшим, что есть в «любимой», не противоборствует худшему, не подвигает к совершенствованию ни её, ни «любящего».
Нечто подобное можно сказать о любом чувстве к человеку, оторванном от его индивидуальности. Свойство «любить своих детей», если оно уводит от любви к конкретному, именно этому ребёнку, уводит и от возможности плодотворного родительского участия в его жизни. Свойство «любить своих родителей» безопаснее, но и оно может стать тягостным, если скрывает в себе безразличие к родительской индивидуальности.
В любом случае важно очеловечить, персонифицировать абстрактное чувство, чтобы оно приобрело настоящую глубину и жизнеспособность. Чтобы любовь относилась к человеку, а не к его месту в твоей жизни.
*
Чувство любви может представляться иллюзорным из-за скоротечности или даже отсутствия обострённого отношения к тому, кого любишь, из-за того, что оно кажется вечным, а оказывается смертным. Но как бы ни было оно сдержанно или кратковременно – это всегда наиреальнейшее чувство, способное открыть перед тобой не только ценность чужой души, но и многое достойное внимания в тебе самом.
