сделать шаг навстречу.
Хельгу нашли на следующее утро. Когда вошла фрау Мюллер, я уже не помнил себя от ужаса. Всю ночь я смотрел на свою любовь, которая истекала кровью, и ничего не мог сделать. Ничего.
Что происходило дальше – я не помню. Я видел только Хельгу и кровь. Кровь и Хельгу. Бритву, Хельгу и кровь. Казалось, что я лишился зрения, и теперь эта картина будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь. Я закрыл глаза, не желая ничего больше видеть…
Скрежет дверного ключа в замочной скважине разбудил меня. Я открыл глаза и увидел ту же комнату, что и раньше. Все вещи стояли на своих местах. Кровать была застелена как обычно. Стул придвинут к столу. Шкаф закрыт. Казалось, Хельга и Франц пошли в излюбленное кафе, которое они часто посещали по выходным, чтобы съесть любимый штрудель, а меня оставили присмотреть за комнатой. Через несколько мгновений пришло осознание: всё это – ложь. Они никогда больше не переступят порог этого дома.
Дверь открылась. В комнату вошёл грузного вида мужчина. Набухшие глаза с неопрятной седой щетиной выделялись на крупном, покрасневшем лице. Небрежностью отдавал и его однотонный костюм коричневого цвета: верхняя пуговица на пиджаке отсутствовала, правая брючина вверху была порвана. Его сопровождала фрау Мюллер.
– Что же вы, папаша, так долго не объявлялись? – Она утёрла слёзы, выступившие из глаз.
– Дела были, – ответил он.
– По вам видно, какие у вас дела, – гневно произнесла фрау Мюллер. – Лишь бы зенки залить. Дочь – царствие ей небесное, хоть и сама на себя руки наложила – золотая ведь была. А как шила…. – Она уже плакала
Мужчина ничего не ответил. Он подошёл к кровати, осмотрелся. Фрау Мюллер продолжала:
– Несколько раз за всё время и пришли. И то – деньги выпрашивали. Помню я, видела.
– Да что ты помнишь, кочерга ты старая! – не выдержал мужчина. – Что ты вообще о моей жизни знаешь?! Иди, вари супы. А в мою жизнь не лезь. Не видишь, горе у меня.
Он сел на кровать и прикрыл лицо руками. Послышались тихие всхлипывания. Фрау Мюллер выпрямилась, достала платок и вытерла им около глаз. Она продолжала уже деловитым тоном:
– Значит так, слушай меня внимательно. Жить я тебе здесь не позволю, даже и не думай. Пусть у тебя и деньги будут, чтобы оплачивать, – все равно не позволю. Пришёл за её вещами – забирай и выметайся отсюда, поганая твоя рожа. Мебель, кроме сундука, не трогать. – Она указала рукой на меня. – Забираешь швейную машинку, книги, посуду. Хочешь, можешь одежду забрать. У тебя один час.
Она крепко сжала ключ в руке и сказала:
– Не скажи я тогда полицейскому инспектору о твоём существовании, ничего бы ты не узнал. Вообще. И ведь не хотела говорить, да подумала – не по-христиански это. – С этими словами она вышла из комнаты.
В ближайший час мужчина вытащил из шкафа одежду, собрал всю посуду, которую смог найти, снял со стола швейную машинку. Со стороны казалось, что он действует как мародёр, который очень спешит. Меня он захватил в последнюю очередь.
***
Когда дверь распахнулась, перед глазами предстала картина, доселе невиданная. Жилище представляло собой крохотную каморку под самой крышей, напоминавшее чердак, освоенный человеком.
Маленькое круглое окошко, крест-накрест пересеченное рамой, было, как мне казалось, единственным источником света. Потолок был настолько низким, что, войдя, мужчина не смог вытянуться в полный рост. Он поставил меня у изножья ржавой металлической кровати, занимавшей почти всё пространство у боковой стены. По левую руку от меня, на грязном деревянном полу с обнаженной в некоторых местах древесиной, стоял табурет. Воздух напоминал кислый смрад с примесью алкогольных паров. Он, казалось, пропитал всё помещение и, наряду с хозяином, царил здесь. На стене напротив висел грязный дворницкий фартук. Мне уже доводилось видеть их на людях, которые мели улицу около лавки мастера Ганса. Завершали картину пустые бутылки, хаотично разбросанные по полу.
В первый же день мой новый хозяин унёс все вещи, оставшиеся от Хельги, даже швейную машинку, и к вечеру вернулся пьяный. Он еле держался на ногах. «Как он вообще дошёл до дома в таком состоянии?», – удивился я. Пошатываясь, он добрёл до кровати и, допив остатки из бутылки, швырнул её в меня. Раздался оглушительный треск.
Это был мой первый день. Я уже догадывался, что таких дней у меня будет несчётное количество. Вскоре я начал желать смерти. Но не себе, а ему. Стыдно в этом признаться, – но я каждый день надеялся, что он никогда больше не вернётся. Не швырнёт в меня ботинком – или того хуже – очередной бутылкой. Не приведёт своих мерзких, пьяных дружков, от речей и поведения которых становилось невыносимо. Каждый вечер, находясь в кромешной темноте, я прислушивался – нет ли шагов за дверью. Надеялся, что никогда больше не увижу его. Но всё было напрасно: он возвращался, и всё продолжалось вновь.
В один из вечеров он пришёл с одним из своих дружков, лицо которого мне уже было знакомо. Оба были пьяны. Хозяин принёс небольшой огарок свечи, и они сели на пол рядом с ним.
– Давай, давай, доставай свою грёбаную колоду. Сейчас-то я и отыграюсь, – произнёс хозяин. Он довольно потирал большие ладони; затуманенный взгляд отдавал помешательством на грани безумия.
– Подожди, Йозеф, подожди. Час назад ты говорил что-то похожее. Или мне только кажется? – Его соперник расхохотался
– Заткнись Карл! И доставай карты. Будем играть на этот сундук.
Йозеф указал на меня.
– Неплохая вещь, – сказал Карл.
– Знаю.
Их игра началась.
Я смотрел на колоду карт в руках Карла и думал о том, что мою дальнейшую судьбу решит карточный расклад. Неужели всё настолько шатко в этом мире?
В тусклом свете свечного огарка я видел, как хозяин вытянул из колоды две карты. Затем взял ещё одну. Его зрачки расширились, а на лице сжатые губы изобразили тихую улыбку.
– Хватит, – произнёс он.
Наступила очередь Карла.
Колода лежала на полу. Он взял две измятые карты с самого верха. Его острый взгляд на мгновение задержался на моём хозяине, прежде чем он вытянул ещё одну карту. Я уже был готов к любому исходу, поэтому спокойно наблюдал за происходящим. Карл долго смотрел на свои карты. Мой хозяин сказал:
– Ну, чего ждешь?! Бери ещё или открывайся.
Карл закусил губу и нерешительно потянулся к колоде. Он медленно поднимал карту, боясь взглянуть на неё. Мой хозяин внимательно наблюдал за ним. Карл, облегченно вздохнув, произнёс:
– Вскрывайся.
Мой хозяин положил карты на пол.
– Девятнадцать, – довольно произнёс он.
– Десятка, семёрка и дама. Неплохой расклад, – сказал Карл. – Но мне кажется, что такими темпами я выселю тебя из твоей же комнаты. – Он, по одной, начал раскладывать карты на полу: – Итого, двадцать.
Комнату заполнил раскатистый смех. Затем я получил
