— Проси ту, которую в саду нынешней ночью брал, — вырвались слова сами собой.
Вейя резко вскинула руки, высвобождаясь. Далебор застыл, в камень превратившись, не успел осмыслить сказанное, как Вейя уже бежала от него прочь, дороги перед собой не различая.
Глупая. И надо же было такое сказать! Зачем? Внутри колотилось всё. Сквозняк, напоенный прохладой вечерней, что по теням деревьев уж собираться начал, обдавал разгорячённое лицо. Вейя не заметила, как плат потеряла, что сбился с плеча, соскользнул наземь. Спохватилась было, да уже не вернуться. Взбежала на крыльцо, задержалась, скользнув взглядом по двору, выдохнула шумно, унимая дрожь в теле. Убежала, кажется. И что этому Далебору от неё нужно стало, когда сама княгиня на него взор свой положила? Просить её станет... Вейя хмыкнула, разве не он признания жаркие шептал Любице, покрывая её кожу поцелуями?
----------------------------------------
[1] Крада у славян — это жертвенный огонь, который может быть как погребальным костром, так и пламенем на храмовом алтаре.
Глава 10
Вейя вернулась в светёлку, опять пустую — челядинки на гульбище все, то дело молодое — на глаза гридням всякая свободная да не замужняя девица спешила попасть. Вейя решила твёрдо, что не пойдёт на пиршество. Не место ей там, ловить холодный взгляд Любицы, да напряжённый — Далебора. Но чем гуще темнело за стенами, тем больше Вейя жалела, что всё же не пошла — знать хотя бы, какие разговоры происходят сейчас там. Потому Вейя отправила Миру, как только та вернулась из бани, наказав ей послушать, о чём говорят мужи.
Оставшись одна, Вейя долго бродила по светёлке, всё раздумывая, наблюдая, как тускнеет жёлтый свет догоравшей лучины, слыша доносившийся с детинца глухой грохот бубен да хохот девичий. Поскорей бы уж завтрашний день настал, переговорить с Годуяром и узнать, наконец, известия хоть какие-то, понять, куда дальше Вейе путь держать. Пока, кроме как к родичам своим в Сосновые Острожки, пути нет. Там и сестра матушки. Правда, в Канугарах князь Белотур — тоже родич — держит острог. Вот бы к нему попасть…
Вейя даже гребень опустила, посмотрев перед собой — настолько мысль стремительная осенила. Далебор ведь говорил, что Годуяр в Каручай направится на сборище общее. Вот бы с ним туда отправиться, наверняка Белотур там будет тоже! Но тут же Вейя плечи опустила, положив гребень на стол. Что она может сделать, что в её силах? Девку, пусть не простой крови, кто слушать станет?
Так и не дождавшись челядинку, Вейя с тяжестью на сердце легла, уставившись в бревенчатый потолок.
— Макошь-матушка, поскорее проясни всё, прошу — лишь бы отец живым был, а больше мне ничего не нужно, — Вейя прикрыла веки.
Трудно дом потерять и опору надёжную. Вейя и не представляла, что настолько будет тяжело выпасть из гнёздышка да под чужим крылом оказаться. А ведь Гремислав обещал не разлучаться никогда…
***
Проснулась Вейя с трудом, вставать вовсе не хотелось, всё лежала, щуря глаза на ослепительный свет — око огненное только поднималось из-за лесов, заглядывая в оконца. За дверью топот и перекрикивания челядинок поднялись, пробуждая Вейю совсем. Едва только умылась в остывшей за ночь воде, как вбежала в горницу Мира. И где её только носило всю ночь? Хотела бы рассердиться да расспросить обо всём, но девка, отдышавшись, поспешила сказать:
— Князь велел в гридницу тебя просить.
Грудь словно сжалась, и сердце биться, кажется, перестало.
Вейя бросилась собираться, торопливо стягивая с себя сорочку, да исподнее надевая, позволила Мире собрать её как следует: надела платье — хоть не праздничное, но видное, в каком не стыдно перед князем показаться. От волнения всё из рук валилось — пальцы дрожали, не слушались — не могла тесьму завязать путём, хорошо, Мира помогла и волосы сплела в тугую косу, и очелье повязала, украшенное кольцами витыми. Эти кольца отец привёз с торговой горды. Он одаривал каждый раз дочь, как приходил из походов дальних, всегда привозил Вейе что-то: то обруч, то бусины сердоликовые, то отрез ткани дорогой на платье.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Собравшись, Вейя вышла во двор. Детинец после вчерашнего гульбища тонул в тишине. Рассвет золотил высокие кровли вежей да верхние ярусы срубов. Вейя шла быстро по мощёной брёвнами дорожке и уже вскоре оказалась в брюхе душной гридницы. Конечно, празднество продолжится, и уже скоро начнут просыпаться гридни, сначала разбредутся кто на реку, кто в баню, да вновь костры будут жечь, распивать братчину и гулять дальше. И ей бы вместе со всеми, но Вейя от этого общего веселья оторвана. Пока не узнает, что с Гремиславом и где он — не успокоится.
Вейя, затаив дыхание, прошла по сумрачному переходу, всё больше ловила голоса, исходившие из нутра гридницы. Она и в самом деле оказалась не пустой: князь сидел в окружении мужей за длинным крепким столом, среди них и Далебор. Вейя сглотнула — уж кого, а его не ожидала видеть, хотя стоило подле князя его самым первым встретить. Поспешно отвела глаза, понимая, как опрометчиво проговорилась вчера.
— Здравствуй, князь, — почтила Годуяра, когда тот повернулся, заметив вошедшую в двери девушку.
— Тебе по добру. Проходи, не стой на пороге, — позвал, отделяясь от остальных, прошёл на другой конец стола.
Вейя прошла вглубь, проследовав за князем, на лавку опустилась, ощущая на себе душащий взгляд зелёных глаз сотника. Годуяр опустился в кресло дубовое, на Вейю перевёл взгляд, посмотрев с большим вниманием. И всё же она видела сходство родства, хоть и далекое и не сразу приметишь, а оно всё же выделялось: и нос прямой с узкими крыльями выдавали род в нём древний, и волосы чуть вьющиеся тёмно-каштановые, взгляд пронзительный, складка тонкая меж бровей только суровости и остроты его лику придавала. Князь в самой своей силе, Далебор всего чуть младше его, но всё равно разница заметна.
— Вчера на пиру не видел тебя, Любица сказала, нездоровится?
Вейя моргнула, краем глаза замечая, как пошевелился Далебор, и воздух до того сгустился, что Вейе и дышать нечем стало.
— Сегодня лучше уже, — выдохнула.
Князь, усевшись в кресле удобнее, выжидающе помолчал, смотрев на Вейю холодными синими, как лёд, глазами.
— В Годуч ныне дороги нет, туда ты не возвернёшься теперь. Гремислав… Не жди его… — сказал.
И Вейя, как ни храбрилась, а всё равно дыхание перехватило — не готова была такое услышать.
— Что случилось? — не оступилась, желая знать всё.
— Он с дружиной к Тургайской гряде отправился. И оттуда... не возвратился… — князь помолчал, стылые, как зимние колодца, глаза всё буравили Вейю.
Тишина по слуху ударила плёткой, что зазвенело в голове, даже мужи притихли.
— Полегли там многие… Но ты не горюй вперёд времени. Гремислава среди тех, кого привезли на телегах, не оказалось.
Неужели… Полонили? Худшего Вейя и представить не могла. К горлу подкатил ком. Нет, не может этого быть! Но мысли страшные завертелись против воли, утягивая Вейю куда-то в пропасть, не могла вздохнуть толком.
— И как понимать должна, — продолжил князь, — сейчас время неспокойное, идут к нам хазары, тут уж догляд нужен будет во всём. Заботы ныне тяжёлые. Думал я тебя отправить к родичам сестры своей, но... что ты там делать будешь одна… — Годуяр склонился, локти на стол положив, на Вейю внимательно взглянул. — Жив Гремислав или нет — не знаю, Вейя. Потому решил я, что ты со мной в Каручай поедешь. Жизнь твою устрою, чтобы под защитой была надёжной.
Глава 11
Вейя опустила взгляд, рассеянно посмотрев перед собой, невольно припоминая слова волхвы. В беду всё же попал Гремислав. И о какой судьбе её может быть речь, когда… Вейя вздрогнула, приходя в себя. Она поедет в Каручай. Должна.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Хорошо, — кивнула, соглашаясь с тем, чего она хотела сама, — воля твоя.
Князь отпрянул от стола.
— Будь готова, утром следующего дня покидаем Кряжич.
Глаза Годуяра будто потеплели немного, и Вейя ощутила заботу к ней — верно, Годуяру жалко её стало. Влажно сделалось глазам, что стены поплыли.
