— Нет, я не слишком устал, — Адам обрадовался появившемуся предлогу поскорее уйти из комнаты, уйти от ее манящего запаха, запаха жимолости и женщины, женщины, столь волнующе близкой. Хотя предложение поступило от Хельвен, он первый двинулся к выходу. — Никакая усталость не удержит меня, когда можно взглянуть на хорошую лошадь.
Хельвен поморщилась.
— Другого я и не ожидала.
* * *
Адам с интересом наблюдал за тем, как Эдрик и два младших конюха выводят трех боевых коней на круг возле конюшен. Один из коней был поджарый гнедой красавец с темным отливом. Другой — эффектный пегий жеребец, явно подходивший для выгодной продажи, но уступающий по росту гнедому. Замыкал троицу рыжий андалузец с кремовыми гривой и хвостом и царственной походкой. Именно к нему подошел Адам, завороженный его красотой, похлопал по шелковистой коже, чувствуя под своей ладонью легкую дрожь мощных мускулов.
— И Ральфу Лайард больше всех нравился, — тихо произнесла Хельвен, глядя, как Адам оглаживает рукой переднюю ногу жеребца и осматривает копыто. — Как раз на нем его и убили.
Адам оглянулся на нее и осторожно опустил копыто коня.
— Разве валлийцы не забрали себе коня?
— Не думаю, что у них было на это время…
— Я бы не пожалел времени. — Адам сделал знак конюху и ловким прыжком вскочил на широкую неоседланную спину жеребца. Конь заартачился и скакнул в сторону, но Адам ласковым поглаживанием успокоил норовистое животное. Затем пришпорил коня.
Хельвен с интересом наблюдала, как Адам пустил Лайарда по кругу. У нее защемило сердце — Адам проделывал все в точности так, как Ральф. Он сидел на неоседланном жеребце как влитой, легко и уверенно мгновенно реагировал на малейшее движение Лайарда. Жеребец гарцевал, изгибая дугой холку и быстро перебирал передними ногами. Адам подал команду, и конь тут же встал на дыбы, пританцовывая на задних ногах. Последовала другая команда — передние ноги опустились на землю, и он поскакал легкой рысью, вскоре сменившейся галопом.
Адам развернул коня перед Хельвен и спешился. Даже сквозь загар проступал румянец от полученного удовольствия.
— Ничего лучшего я не испытывал! — объявил он с мальчишеским задором. — Хельвен, за него можно сорвать большой куш!
— Дай боже, чтобы ты хотя бы раз такими же глазами смотрел на женщину! — рассмеялась Хельвен.
Адам изменился в лице, словно внезапно захлопнулись ставни открытого окна.
— С чего ты взяла, что я не смотрел? — процедил он, не отводя взгляда от коня.
У Хельвен перехватило дыхание от острого желания задать очередной вопрос. Однако помешал послышавшийся топот приближавшихся всадников. К конюшням подъехали вернувшиеся с охоты хозяева замка. Хельвен повернулась в сторону прибывших и, прикрыв глаза ладонью от солнца, ожидала их приближения.
Гийон, граф Равенстоу, восседал на прекрасном рысаке с небрежностью прирожденного наездника. Он был с непокрытой головой, и свежий летний ветерок развевал черные волосы с седыми прядями. До Адама донесся раскатистый его смех в ответ на брошенную реплику ехавшей рядом с ним женщины.
Вьючную лошадь, нагруженную тушей косули, повели к кухонному навесу для разделки мяса. Загонщик со своим помощником подозвали собак, сгрудившихся вокруг охотников. Пятнистая ирландская сука ревниво терлась у ног графа, тыкаясь носом в его ладонь.
— Видишь, он все еще держит при себе Гвен, — тихо обронила Хельвен. — Сегодня первый раз после рождения щенков она оставила их ради охоты. Если ты хорошенько попросишь папу, он, возможно, подарит тебе одного, когда щенки подрастут.
— А кто сказал, что мне нужна собака?
— Чтобы ты не скучал в Торнейфорде.
Адам бросил на нее удивленный взгляд и направился навстречу прибывшим.
Он сделал всего несколько шагов, как граф, предупрежденный конюхом, пошел навстречу. Следом, приподняв юбки, поспешила его жена.
— А мы считали тебя пропавшим! — воскликнул Гийон, крепко стискивая Адама в объятиях.
— Да, да, негодный щенок! Почему ты не давал о себе знать? — графиня Джудит тоже притянула Адама к себе и нежно поцеловала. Гневное выражение на лице было напускным, а в серых глазах играли искорки веселья.
— В тех местах и ситуациях, в которых я находился в последнее время, не всегда было легко отыскать пергамент и перо, а также укромный уголок для письма. К тому же, вы ведь знаете, я не мастак писать.
Графиня рассмеялась, соглашаясь с последним утверждением. Ее приемный сын стал грамотным благодаря непреклонному упорству, проявленному как ею самой, так и священниками. Однако Адам так и не освоил чистописание. Его буквы с раздражающим постоянством расползались по пергаменту вкривь и вкось.
— Никаких оправданий, — сурово заметила графиня. — Я уверена, ты мог найти писца.
— А вот я не уверен, — сухо вставил Гийон.
Адам пытался притвориться удрученным, впрочем, без особого успеха.
— Виноват, раскаиваюсь.
— Ладно, — с легким раздражением бросила Джудит, на мгновение напомнив Адаму ее единокровную сестру-императрицу. — А почему ты устремился к тишине и покою дома вместо того, чтобы красоваться при дворе?
Адам в недоумении развел руками.
— Моя миссия завершилась, и король отпустил до Рождества, чтобы я смог побывать в родных краях.
— Так, значит, он снова в Англии? — Джудит взяла Адама под руку и повела его в сторону центральной башни замка. — Мы слышали только, что он направился в Руан.
— Да, и был в прекрасном расположении духа. В моем багаже письма к вам и вашему мужу.
Графиня Равенстоу вздохнула и печально оглянулась на мужа. Письма от Генриха редко были написаны ради личного общения. Гораздо чаще в них содержались распоряжения или раздраженные жалобы, которые обычно удостаивались весьма саркастических высказываний мужа графини, вынужденного прочитывать эти послания.
— Нельзя ли отложить письма на более позднее время, скажем, после ужина? — с надеждой спросила она.
Гийон скептически рассмеялся.
— Так или иначе, они либо испортят мне ужин, либо повредят пищеварению. Какая разница?
Джудит метнула на мужа сердитый взгляд.
— Разница в том, что ты мог бы спокойно подождать, пока Адам разберет свои вещи. Будь там срочные новости, я уверена, он сразу бы их тебе вручил.
— Ладно, хватит, а то совсем меня запилишь! — жалобно протянул Гийон, изображая жестами, как несправедливо поступает с ним сварливая жена, но при этом весело улыбаясь.
Графиня изумленно прищурилась.
— Неужели не ясно, что ты этого заслуживаешь? — Она оглядела зал. — Где Ренард?
