— Значит, вы решили вместо себя предоставить такое право Варэну де Мортимеру? — Адам скептически приподнял брови.
Гийон помрачнел и сжал губы.
— Мне известно, что вы с Варэном друг друга на дух не переносите, твоя ненависть прямо в кишках у тебя сидит. Еще я знаю, что ты сильно устал после долгого путешествия. При других обстоятельствах я бы без колебаний велел тебе убираться отсюда. Моя дочь сама примет окончательное решение. Я не стану препятствовать и заставлять делать что-либо против ее воли, и она это знает.
Адам потер переносицу, размышляя, как реагировать на услышанное. Ненависть в кишках сидит, как верно ощутил граф Гийон. Да, переварить и забыть это чувство нельзя, чувство яростного трепета и сильнейшего напряжения в животе. И даже не только в животе, ненавистью пропитаны кости, ненавистью налита душа. И ненависть эта такова, что спокойно и отстраненно о ней говорить и даже думать он никогда не сможет. Лучше просто переменить тему разговора, пока трещина в отношениях не стала опасно широкой пропастью.
— Как поживает лорд Майлс? По-прежнему бодр?
— Здоров как лось, если учесть его годы! — Гийон засмеялся с явным облегчением. Он тоже опасался возможной размолвки. — От сырости у него ноют кости, да и устает намного быстрее, чем хочется, особенно хуже ему стало после смерти Алисы. Она ведь была на полных десять лет моложе, и он всегда считал, что уйдет из жизни первым. На несколько дней увез Уильяма в Кэрмоэл, чтобы научить мальчика выслеживать зверя, как настоящий валлиец. Впрочем, не верю, что парнишка сумеет быть неподвижным более одного мгновения. Но завтра или послезавтра оба должны вернуться домой.
— А я до сих пор воспринимаю Уильяма младенцем на руках, — грустно сказал Адам. — Кажется, только вчера его крестили.
— Это было через три месяца после того, как затонул «Белый Корабль», а вместе с ним все наше будущее спокойствие и безопасность. — Гийон подбросил вверх и поймал на лету деревянный меч младшего сына, затем аккуратно положил игрушку на место. Лицо его выглядело постаревшим и жестким. — Дай бог, чтобы у Уильяма, когда он вырастет, оказалась рука воина и хитрость законоведа. Ему понадобится и то, и другое.
Глава 2
Адам раскрыл глаза и стал вслушиваться в темноту. Сердце бешено колотилось, в ушах звенело. В маленькой комнатке, встроенной в стену, воздух был густым и черным, словно дым, дышать было трудно. По всему телу стекали ручейки пота, будто под одежду вторглась целая армия пауков. Полусонное сознание вяло боролось с двумя противоречивыми желаниями: в подробностях запомнить приснившийся только что кровопролитный кошмар или поскорее выбросить его из головы и с облегчением забыть, ибо это всего лишь сон. Адам выбрал второе и простонал, закрывая глаза рукой.
В ногах соломенной постели что-то зашуршало.
— Господин? — неуверенно зазвучал почти бесплотный голос оруженосца.
Адам убрал руку от лица и разглядел испуганный темнеющий отблеск глаз оруженосца.
— Со мной все в порядке, Остин, всего лишь приснился плохой сон. — Привстав, он знаком указал на кувшин с вином.
Юноша до половины наполнил стоявшую возле кувшина чашку, затем с беспокойством протянул ее хозяину. Совсем недавно тот стонал и мучительно извивался во сне, как жертва, которую пытают на дыбе.
Адам с жадностью выпил и, не отрываясь от чашки, взглянул на оруженосца.
— О, ради бога, перестань так на меня смотреть, все в порядке. После таких приключений, через какие мы прошли, было бы странно, если бы мне не снились кошмары!
Остин прикусил губу.
— Простите, господин. Дело в том, что еще раньше, перед тем как мы отправились отдыхать, мне показалось, что вы чем-то обеспокоены.
Адам усмехнулся — если бы только обеспокоен. Он молча покачал головой, успокаивая юношу, а сам представил Хельвен в рыжевато-коричневой накидке и вспомнил, как не мог оторвать глаз от полных, выступавших из-под ткани холмов грудей, слегка прикрытых двойными витками хрустально-топазового ожерелья. Ему стоило неимоверных усилий заставить себя смотреть только на еду и было непросто соображать, о чем говорят люди, которые обращаются к нему.
Возможно, Хельвен права, и он действительно нуждается в женщине. Он снова лег, положив голову на ладони, смежил веки и воображению сразу же вновь представилось ожерелье Хельвен. Его подарил своей невесте Ральф, а Ральф всегда славился тем, что превосходно разбирался в украшениях, лошадях и женщинах.
Сон больше не приходил. Мысли Адама беспокойно перелетали от одного образа или вспоминания к другому, словно птичка, влекомая штормовым ветром.
— Можешь спать дальше, парень, — пробормотал он и начал одеваться. — Еще глубокая ночь. Я пойду наверх, пройдусь по стене замка, подышу свежим воздухом, а то здесь очень душно.
Лежавший на своем тюфяке Остин серьезно смотрел, как хозяин застегивает пряжку на плаще и бесшумно выходит на освещенную факелами лестницу. Юноша понимал, что у хозяина какая-то серьезная неприятность, что-то, связанное с этой самоуверенной рыжеволосой вдовой, называющей лорда Адама братом. Она была очень красивой, и Остин точно знал — хозяин произносил именно ее диковинное имя, когда метался по постели в тисках кошмарного сна. Спрашивать он не смел, да и вряд ли бы понял что-либо, ведь до сих пор женщины были для парня не более, чем предметами, изредка вызывающими плотский интерес. После долгих размышлений, так и не избавившийся от беспокойства, Остин снова разлегся на тюфяке и закрыл глаза, но прошло еще немало времени, прежде чем он опять погрузился в сон.
* * *
Ночь была ясная и холодная, осень уже явственно ощущалась в свежем ветре, дувшем со стороны реки Ди. Адам вышагивал по дорожке на верху стены, вдыхая аромат далеких белесых звезд и поблескивающей темной воды. Где-то в конюшнях заржал конь, звук отчетливо был слышен со стены, как незадолго до этого долетал смех дозорных, собравшихся погреть руки над костром в открытой части двора.
Адам вспомнил множество ночей, когда он сам служил оруженосцем и выходил в дозор. Но тогда было невыносимо скучно, кругом спокойно и можно было всю ночь до боли в глазах смотреть на луну. Правление Генриха в основном протекало мирно, и Равенстоу не угрожали нападения валлийцев. Однако дозорная служба велась как следует. Это позволяло не терять навыков военной службы, ведь войны и конфликты могли возникнуть неожиданно. Например, нельзя было исключать, что могучее здоровье короля вдруг подведет его или разгорится борьба из-за вопроса присяги на верность дочери короля Матильде.
