Тсалит методично жевал. Татьяне показалось, или ему действительно нравилось выводить её из себя?
— Я горжусь своим родом, — прожевав, заговорил сатианет. — Он не самый древний, но насчитывает несколько сотен годовых циклов по метрике Сатианы. И в каждом колене члены семьи погибали в войне с проклятыми гоками. Даже если на вашей варварской планетке были войны — а они были, я уверен — ни одна из них не длилась столько, сколько наша. Вот скажите мне, какая ваша война была самой длительной?
— Столетняя? — Татьяна Викторовна пожала плечами. — Татаро-монгольское иго? Броненоссер, я не историк, и не смогу объективно ответить на ваш вопрос. Но я знаю, что когда насилие порождает насилие, кто-то должен взять на себя ответственность остановиться… или остановить безумие.
— Мы работаем над этим, — сатианет довольно покивал. — Когда в галактике не останется ни одного гока, наступят, наконец, мир и благоденствие.
— Убийство — путь гибели души, — воскликнула она. — А вы желаете уничтожения целой расы?
И броненоссер спокойно ответил:
— Да.
С расстройства Татьяна со всего размаху стукнула ладонью по столешнице, отшибив руку. Боль отрезвила. Ей не должны быть важны взгляды пациента на мироздание и его логику. Важно то, что он здесь, чтобы она могла помочь.
— Готовы приступить к обследованию? — поинтересовалась она, когда трапеза была закончена.
И словно споткнулась об его взгляд.
— Знаете, Лу-Танни, — криво усмехнулся броненоссер, — обычно я не доверяю тем, кто думает не так, как я!
Татьяна пожала плечами, но сатианет резко поднял руку, словно призывая к молчанию.
— Вы не дослушали меня. Это удивительно, но, даже зная, что несколько последующих станционных циклов я буду совершенно беспомощен и в полной вашей власти, я не боюсь вам довериться.
Татьяна Викторовна посмотрела на него изумленно и едва сдержала желание покрутить пальцем у виска.
— Лу-Тан и я спасли вам жизнь, броненоссер, неужели этого недостаточно для доверия?
— Вы молоды, доктор, и идеализируете всё на свете, — отвечал тот. — Увы, для меня недостаточно! Потому и удивляюсь!
И Тсалит, широко шагая, вышел из кухни первым, и уверенно, словно у себя на корабле, отправился в сторону операционной. Почти без усилий Татьяна Викторовна успокоила возмущённый ритм сердца, задышала глубоко и размеренно, поднесла пальцы к глазам, чтобы убедиться, что они не дрожат. Непробиваемому сатианету удавалось выводить её из себя, как никому другому!
Он ждал у входа в операционную — Э не спешил открывать двери в отсутствие хозяйки.
— У вас действительно есть кристалин? — поинтересовался Тсалит, когда Татьяна впустила его внутрь и активировала Икринку. — Интересно, откуда вы его раздобыли? В прошлое мое посещение его у вас не было, а принять подарок Матери вы отказались.
Татьяна молча вытащила из настенного хранилища чёрный контейнер и откинула крышку. Тройственная друза была расколота на части ещё тогда, когда Татьяна Викторовна использовала её осколок для восстановления зуба Ту-Гака. Два октаэдра сохраняли форму, а от третьего остались неровные куски. Впрочем, это не мешало им выплёскивать световые волны, моментально окрасившие операционную в совершенно нереальные цвета.
Тсалит, прищурившись, вгляделся в осколки.
— Я узнаю эту друзу, — медленно сказал он. — Она была частью штрафа, выплаченного нами Ассоциации за нарушение «Конвенции ведения войны в секторах, для этого выделенных, либо не являющихся собственностью галактических образований». Я смутно представляю продолжительность жизни представителей вашей расы, Лу-Танни, но на безбедное существование в течение нескольких десятков циклов этого вполне хватит! Вижу, вы уже продали часть?
Она захлопнула крышку контейнера и убрала его в хранилище. Повинуясь ментальному приказу, Икринка вывела наружу платформу.
— Ложитесь! — резче, чем хотела бы, сказала Татьяна Викторовна и уставилась на Тсалита таким тяжёлым взглядом неожиданно потемневших глаз, что он молча повиновался.
Подождала, пока сатианет устоится удобнее, и запустила первую стадию сканнинга.
— Процедура займет какое-то время, — сообщила она, разглядывая выведенное на сетчатку глаз изображение израненной ноги сатианета и прикидывая, что неплохо было бы провести в районе этих повреждений нейротерапию, раз уж он всё равно попал в Лазарет. — Может быть, поспите?
Тсалит согласно кивнул, но не успела Татьяна отдать Э приказ о применении усыпляющего спектра мозговых волн, как броненоссер, действительно, закрыл глаза и заснул, будто подчинился приказу вышестоящего командования. Она изумлённо посмотрела на него. Привычка засыпать моментально, когда выдаётся свободная минутка, была знакома и ей по суточным дежурствам в больнице. Такая способность, если не являлась врождённой, приобреталась долгими часами тяжёлого труда. Труда, от которого подгибались ноги, дрожали пальцы и иногда подташнивало. Она смотрела на сатианета и думала, можно ли войну считать тяжёлым трудом? Что-то внутри шептало: «Несомненно!». Но нечто противоположное, не издавшее ни звука, продолжало сомневаться.
Татьяна приказала Э вычислить параметры для подготовки кристалиновых скоб плечевого свода, всё-таки запустила программу глубокого сна, чтобы неожиданно проснувшемуся Тсалиту не пришло в голову выбраться из Икринки самостоятельно, и покинула операционную. Бим ждал у порога и, присев на корточки, Татьяна с удовольствием почесала в меру упитанные пятнистые бока. Несмотря на ограничение пространства стенами станции, Бим не испытывал нехватки двигательной активности. Он с удовольствием бегал вместе с Татьяной по утрам, иногда плавал в бассейне Лу-Тана и, если хозяйка была занята и не могла с ним играть в течение дня, развлекал сам себя, охотясь в смотровой на пролетающие мимо метеороиды, или гоняясь за Шуней. Последнему никогда не надоедало щекотать своими ниточками кожаный пёсий нос, заставляя Бима уморительно чихать. А после тамп с удовольствием левитировал от притворно разъяренного пса, держась нарочито невысоко от пола.
— Иди, гуляй! — сказала Татьяна, поднимаясь. — А я пойду, поучусь, пока Э обследует нашего гостя.
Бим посмотрел на хозяйку снизу вверх. Во взгляде явно читалось подозрение.
— Не любишь его, да? — покачала головой Татьяна Викторовна. — Нельзя так себя вести! Ты же не просто пёс, ты — пёс Лазарета на перекрестке миров.
Ей показалось, или Бим выглядел пристыженным, когда она уходила прочь по коридору к Центру Управления?
Татьяна подключилась к Э, спеша наверстать время обучения, потерянное в связи с последними суматошными днями. Ближе к станционному вечеру Управляющий Разум свернул обучающую программу и вывел данные проведённого обследования сатианета. Противопоказаний к процедуре замены скобы на плечевом своде пациента выявлено не было. Параметры скоб Э передал в Лабораторию, махина которой уже приготовилась запустить процесс обтачивания кристаллов. Дело было за малым.
Потягиваясь и прыгая то на одной ноге, то на другой, чтобы разогнать застоявшуюся от неподвижного сидения кровь, Татьяна вернулась в операционную, забрала контейнер с кристалином и отнесла в Лабораторию. Процесс был запущен, полностью готовые результаты Э обещал предоставить к утру. Она отдала указание о подготовке операционной ко времени готовности скоб и разбудила Тсалита.
— Прекрасно себя чувствую! — Тсалит спустился с платформы и с удовольствием повел тяжёлыми плечами. — Выспался на несколько циклов вперёд!
— Я рада, — бледно улыбнулась Татьяна — в отличие от сатианета она ощущала себя вымотанной. — Пойдёмте ужинать. Операцию проведём завтра в первой половине дня. На частичное восстановление понадобится три — четыре станционных цикла, после чего вы сможете нас покинуть. Впрочем, по предыдущему опыту вам это и так известно. К тому же с кристалином процесс заживления пойдет значительно быстрее, а вот насколько, я вам сказать не могу — мне самой интересно!
— Отдохните, пока я приготовлю ужин, доктор, — выслушав, неожиданно предложил Тсалит. — А после ужина, если вы не будете возражать, я присоединюсь к вам в смотровой.
Татьяна удивлённо взглянула на него.
— Вы тоже любите смотреть на звёзды, броненоссер?
— Люблю, — невыразительное лицо осветила быстротечная улыбка. И пропала, словно её никогда не было.
Сатианет развернулся, не оглядываясь, пошёл прочь.
На ужин Тсалит приготовил какое-то экзотическое блюдо, которое Татьяна съела с удовольствием, но интересоваться, из чего оно сделано, на всякий случай, не стала. Она чувствовала себя лучше после душа, взбодрившего жёсткими струями ледяной воды.
Вдвоём, довольно слаженно и не произнося ни слова, они прибрались в кухне. Татьяна тщательно скрывала улыбку от пришедшей мысли — так ведут себя супруги, прожившие вместе много лет, знающие друг друга, как облупленные, которым и говорить, вроде бы, больше не о чем.
