Долго они деток откладывали. Она-то очень хотела, а он — ни-ни. Говорил ей: «Вот скопим на хороший домик в пригороде, на житье-бытье безбедное, вот тогда». А она любила его очень, соглашалась со всем, что он ей говаривал. А когда удалось ей все же понести, загулял муж — то ее. И не с кем-нибудь, а с баронессой-вдовой. И поступил некрасиво. Забрал все деньги, значит, и уехал, якобы дом покупать. Она ж про ту баронессу и не знала, бедняжка. Как всегда, жены последние узнают об измене мужей. Она его долго ждала, но он так и не вернулся. А добрые люди и просветили. Н-да… У нее тогда нервная горячка случилась и выкидыш. Жить не хотела, бедняжка. Полгода овощем провела. Но тут уж наш господин режиссер постарался. Возился с ней, как с ребенком, пока в чувство не привел. Но я, наверно, уже заговорил вас, госпожа Селена? — Дюваль встрепенулся. — Вам уже пора одеваться. Я слышу, что внизу уже с четверть часа хлопают двери. А что это значит? А значит это, что все уже начинают собираться. Извините, госпожа Виард, мне еще нужно доделать массу дел. Премьера завтра, как — никак!
— Да, конечно, господин Дюваль, — я разочарованно вздохнула, ибо никогда еще ни с кем в театре не говорила так откровенно и мало что знала о своих коллегах.
Господин Дюваль вприпрыжку поскакал по лестнице вниз, а я опять вернулась в зрительный зал, где уже началось оживление.
Осветители, негромко переговариваясь, проверяли свет. Рабочие сцены тащили какой-то реквизит, чертыхаясь про себя. А вот, через сцену с ворохом одежды пробежала помощница костюмера Лота.
Мне пора готовиться. Я прошла в свою гримерку, села в кресло и стала повторять текст.
До сегодняшнего дня мы с господином Родстером Финком, практически, не репетировали. Самый известный актер нашего королевства всего два раза приходил на репетиции, усаживался в кресло, которое стояло в стороне, и лениво подавал реплики. Оба раза врывался курьер, принося ему очередную записку, прочитав которую, он здесь же откланивался и уезжал.
Я неоднократно видела господина Финка на сцене и считала его величайшим актером. Статный, темноволосый, с зелеными глазами — он был воплощением девичьих грез. А его голос? Когда это совершенство начинал говорить, не знаю, как у других, а у меня сладко ныло где-то под ложечкой и хотелось сделать для него все — все, о чем он только не попросит. Как хорошо, что по роли я просто обязана его любить, и смотреть восторженно, и таять от его обаяния. Вряд ли я смогла бы сыграть ненависть к этому чародею, и не видать мне тогда моей первой главной роли.
Где-то внутри шевельнулось беспокойство. Кто был в зале? Кто следил за мной в городе? Но я откинула эти мысли. Сейчас — только театр.
Перед моим взором опять встал господин Родстер Финк, и я представила наш сегодняшний поцелуй на сцене. Интересно, как это будет? А, кстати, поцелуй— то не один, а целых три. Есть где развернуться. И у меня опять где-то сладко заныло внутри, и сердце пару раз опустилось вниз, а затем вернулось на свое место, но стало стучать значительно быстрее.
Я переоделась, сама завязала все завязки на корсете — благо, Аманда простая девушка, и костюм был очень прост. Синяя длинная юбка, белоснежная рубашка и корсаж, который одевался сверху и завязывался впереди. Чепец я одевать не стала. Туфли у меня были специальные — легкие, удобные, в таких прекрасно можно было бегать, прыгать, танцевать. Заплела косу и украсила ее маргаритками. Взглянула в зеркало. Сделала губы чуть пухлее и ярче, глаза — чуть светлее, янтарнее, такой оттенок густого гречишного меда. Кожу чуть светлее, чтобы румянец четче на ней обозначался. Посмотрела — хороша!
Раздался первый звонок. Пора.
Глава 3
Наш режиссер-господин Нормах был особой увлекающейся и, я бы даже сказала, фанатичной. Сам он бывший актер, прослужил в театре около двадцати лет, правда, выше второстепенных ролей так и не поднялся. Краем уха я слышала, что актером он был посредственным — слишком уж переигрывал. А вот режиссером стал хорошим. Он дневал и ночевал в театре. Наша королева благоволила к нему. Особенно маэстро удавались спектакли о большой и чистой любви, какова была и наша общая премьера.
Я знала, что отчасти мое утверждение на главную роль произошло благодаря наличию у меня Дара Воздуха. И хотя королевским указом магию в театре использовать было запрещено, для усиления эффектов испрашивалось особое разрешение у Верховного Совета на определенные действа, и мне это разрешение дали. Я летаю в середине спектакля при инициации Дара у Аманды, и в финале, когда всех спасаю. На этом, собственно, и построен сюжет.
Простая девушка влюбляется в главнокомандующего. Действие происходит при осаде столицы. А на фоне большой и пылкой любви у нее инициируется Дар Воздуха. С его помощью она спасает город, вызывая огонь на себя и отвлекая врага. Армия в это время производит обманный маневр, тайными подземными тропами выходя из города и окружая армию противника. Бред, конечно. Но пьеса написана одним из лучших авторов нашего королевства. И любовная, и патриотическая линия на высоте, поэтому никто даже не сомневался, что спектакль будет иметь успех.
Генеральная репетиция началась.
Я встала в левую кулису и приготовилась к выходу. Финк уже был на сцене. С какой-то ленцой, с абсолютно неподобающей интонацией, он произносил свои реплики, медленно переходя с места на место. И это тот великий актер, которого я видела на спектаклях?
В руке у него был листок, который он задумчиво разглядывал. Он еще и слов не выучил, что ли? Или это план наших мизансцен? На репетиции нужно ходить, господин великий актер! А этот паразит, вольготно разгуливавший по сцене, казалось бы, не испытывал ни малейших неудобства.
Наконец, настал мой выход. Наша первая сцена. Я начала издалека, выкладываться на первых порах не было никакой необходимости. Минута, две, три…
А потом… потом, как будто что— то изменилось. Наши реплики стали прыгать как мячики от пинг-понга. Родстер оживился, я начала слышать волнующие бархатные нотки, его зеленые глаза разгорелись пленительным светом. И, конечно же, я подпала под его очарование. Между нами стали летать искры. Госпожа Сквош, игравшая в пьесе мою мать, тоже это почувствовала. Она заинтересованно переводила взгляд то на меня, то на Финка.
Во втором акте должен был состояться наш первый поцелуй. Когда Финк наклонился ко мне, в его глазах
