— Нет, это номер моей комнаты.
Одна из женщин положила руку на плечо худощавого молодого человека:
— Есть у тебя монеты?
— Ни одного сольда! — решительным тоном ответил любовник.
— Тем хуже! — коротко отрезала та. — Заложу мой браслет.
— Деньги на бочку! — шутливым, но решительным тоном заявил хромой. — Сначала деньги, а потом рай.
Девушка, которая потребовала себе пять граммов, вынула из кошелька билет в пятьдесят франков.
— Дай мне двадцать пять сдачи.
— У меня нет мелких.
— Тогда бери все пятьдесят и вместо пяти граммов дай десять.
Торговец положил в карман кредитку и вынул из кармана брюк маленькую, круглую коробочку: культяпка ноги оказалась хорошим складом товара и не возбуждала ни в ком никакого подозрения.
— Можно подумать, что он нарочно дал отрезать себе ногу — сделал заключение Тито.
— Сколько дашь за этот золотой браслет? — спросила девушка, вращая им на указательном пальце перед носом торговца.
— Это лигатура! — ответил хромой. — Неаполитанское золото.
— Сам ты из Неаполя, мошенник! — возмутилась девушка. — Если хочешь получить деньгами, то заплачу завтра.
— Всегда вперед. Никогда задним числом, — отрезал торговец. И, протягивая Тито коробочку, коротко сказал: — Четыре грамма, двадцать франков.
Тито взял коробочку, заплатил двадцать франков и прочел: «Всемирный идол».
Потом он повернулся к девушке, которая предлагала свой браслет.
— Позволите предложить вам? — спросил он, протягивая коробочку.
— Это мне?
— Да, я предлагаю ее вам.
Девушка не задумывалась ни одной минуты: она схватила белыми, худыми руками коробочку и одновременно руку Тито и жадно поцеловала и то и другое.
— Ах, славный, дорогой порошочек, мой земной рай, любовь моя, свет моих очей!.. — стонала она, поднимая вверх свою драгоценную ношу, как будто это была какая-нибудь реликвия. Затем головной шпилькой разорвала бумажную ленточку и осторожно сняла крышку.
Потом она подошла к отдаленному столику, опустилась на пол на колени, поставила на мраморный столик коробочку и вынула из кармана маленькую черепаховую коробочку и крошечную щеточку. Соблюдая необыкновенную предосторожность, она пересыпала содержимое в более достойное помещение. Когда картонная коробочка была опорожнена, девушка опрокинула ее на ладонь, постучала пальцами по донышку ее и, поднеся к носу руку, стала с упоением вдыхать.
Потом, как будто бы это был драгоценный радий, взяла щепотку порошку и ввела его в ноздри. Грудь ее высоко вздымалась, глаза были полузакрыты от блаженства, которое она испытывала; затем взяла вторую щепотку, тоже ввела ее в нос, облизала пальцы и высосала под ногтями.
Тито хвастался перед худощавым молодым человеком тем, как он обожает кокаин: среди порочных людей стыдно не иметь какого-либо порока. В тюрьмах люди с ничтожными проступками всегда говорят о себе больше, чем они на самом деле виноваты. Тито Арнауди, который никогда в жизни не пробовал этого зелья, утверждал, что не может без него жить.
И, когда девушка предложила ему взять щепотку, он взял.
Когда он ввел в нос белый порошок, то испытал такое ощущение, как будто ноздря освежились тмином и ливанским кедром. Несколько крупинок, попавших в рот, оставили на языке некоторую горечь, а в горле почувствовался ничтожный ожог.
— Еще?
Тито взял вторую щепотку. Затем затих и погрузился в самосозерцание. Но вот он почувствовал в носу некоторый холод, как бы паралич лица; нос стал нечувствительным, его как будто и нет.
Человек с магазином в ноге продолжал извлекать все новые и новые коробочки и прятал в бездонные карманы деньги; остальные женщины тоже вдыхали ядовитый порошок в священном безмолвии. Двое мужчин приказали принести себе рюмку ликеру и развели в ней целую коробочку.
— Почему вы не вдыхаете? — спросил их приятель Тито.
Один из них, запрокинув голову, показал ему нарывы в носу.
— Это от чего? — спросил Тито.
— Коко, — ответил тот. — Это начинается с маленьких струпьев, которые постепенно увеличиваются и начинают гноиться; к счастью, нарывы эти не достигают костей.
— А что говорят доктора?
— Ничего нельзя сделать!
— Неужели?
— Да. Отказаться от кокаина. Но я предпочитаю лишиться носа.
Тито улыбнулся.
Юноша с нарывами тоже рассмеялся. Смеялись все четыре женщины, смеялся второй юноша, все они смеялись хором.
Инстинктивно Тито ухватился за нос. Ему показалось, что он лишился его и в то же время он был очень тяжелым.
Ничто и все же весомое.
Он снова начал смеяться.
Остальные тоже смеялись.
— До свидания, господа! — сказал торговец, собираясь уходить.
— Ах, подождите еще! — крикнул Тито и удержал его за палку. — Оставайтесь с нами и выпьем рюмку вина.
Торговец сел подле Тито, вытянул деревянную ногу под стол, а здоровую устроил удобнее.
— Так зарабатываешь больше, чем прося милостыню, — сказал желтолицый, худощавый юноша.
— Да, — согласился торговец ядами, — только не думайте, что просить милостыню такое плохое занятие! Все зависит от выбора места. Правда, везде можно заработать, но есть места, где зарабатывается больше. Например, у домов терпимости делаются блестящие дела! Конечно, не такие, как около церквей. Но жить можно хорошо. Я ходил предпочтительно к церквам. По улицам, на бульварах, ходят люди с меньшим процентом глупости, а вот те, что ходят в церковь, почти все глупы. Правда, в церковь ходят еще и мошенники — я бы сказал даже, что их большинство — но входя или выходя из храма Божия, они не хотят показаться безбожниками.
Хромой выпил стакан вина и поблагодарил. Когда он уже был на пороге, одна из женщин купила у него еще одну коробочку.
— До свидания!
Он спекулировал на эффекте, который производит заявление об уходе. Точно все их спасение было в этом человеке: все женщины окружили его и совали в руки деньги. Тито тоже купил вторую коробочку, открыл ее и понюхал.
— Куда ведет твой журнализм! — воскликнул друг Тито. — Для того, чтобы написать о кокаиноманах, ты должен сам отравляться…
— Что делать? — ответил Тито. — Со мной могло случиться и хуже. Пифагор, вращаясь среди египтян, был вынужден позволить сделать себе обрезание для того, чтобы быть
