Глава живописной школы Умбрии и учитель Рафаэля Пьетро Перуджино создавал картины, в которых, например в представленной, царит какая-то особая тишина. Словом «пьета», что в переводе с итальянского означает «сострадание, жалость», называют в живописи и скульптуре сцену оплакивания Богоматерью мертвого Христа, лежащего у Нее на коленях.
В картине господствуют две взаимно уравновешенные композиционные линии — вытянутого тела Спасителя и полукруглых арок, которым вторит своими очертаниями фигура Марии. Арка — символ небесного свода и мировой гармонии — уже своей формой вносит в композицию чувство, подчеркивающее, что жертва Христова была не напрасна. На Его лике — умиротворение, Богоматери — глубокая тоска, которая не находит выхода вовне, а на лицах Иоанна Евангелиста и стоящего за ним святого — то выражение, которое можно определить классической строкой «печаль моя светла». Грусть и вместе с ней надежда ощущаются и в весеннем пейзаже вдали, и в золотистом воздухе, окутывающем все изображенное.
Микеланджело Буонарроти (1475–1564) Мадонна Дони (Святое семейство) 1505–1506. Дерево, масло, темпера. Диаметр 120Данное произведение — единственная дошедшая до нас законченная станковая картина Микеланджело, уделявшего основное внимание скульптуре, архитектуре и фрескам. В его монументальных росписях фигуры напоминают скульптуру, и это неслучайно: на вопрос писателя Бенедетто Варки о том, что выше — живопись или скульптура, Микеланджело ответил: «Живопись, как мне кажется, считается лучше тогда, когда она больше склоняется к рельефу».
Так и в «Мадонне Дони» или «Тондо Дони» (тондо — круглая по форме картина или рельеф) фигуры Мадонны, Христа, святого Иосифа, святого Иоанна Крестителя и юношей на заднем плане выписаны именно рельефно, скульптурно. Впрочем, эта особенность отличала всю живописную школу Тосканы от, например, венецианской. Центральная группа напоминает скульптурную композицию: она компактна, и создается впечатление, что ее можно обойти со всех сторон и рассмотреть. В этом произведении чувствуется и мышление архитектора, настолько все изображенное устойчиво и надежно «закреплено» в пространстве.
Живопись картины напоминает монументальную, подобную тем фрескам, что Микеланджело выполнил на потолке Сикстинской капеллы в 1508–1512. Фигуры персонажей и складки драпировок «Мадонны Дони» лапидарны, то есть рассчитаны на дальний обзор. Поза Богоматери так же сложна, как и у сикстинских персонажей, словно предназначенная вторить пластике некой архитектуры. А своей пространственной композицией, уходящей в глубину, тондо похоже на расписной потолочный плафон.
И все-таки это станковая картина, о чем говорит ее колорит, складывающийся из глубоких и чистых цветов, не столь необходимых в монументальной живописи, и замкнутая композиция тондо, и живые характеры изображенных. Таким образом Микеланджело, который называл себя, в первую очередь, скульптором, доказал, что прекрасно владеет приемами станковой живописи, и проявил в этом произведении все свои таланты, как и подобало мастеру Высокого Возрождения.
Рафаэль Санти (1483–1520) Автопортрет 1506. Дерево, темпера. 47,5x33Юноша с вдохновенным лицом, лицом молодого гения — таков Рафаэль, смотрящий на нас с автопортрета. От его облика исходят спокойствие и небесная гармония, которыми отличается вся живопись художника. Колорит этой картины подчеркнуто сдержан — нейтральный фон, темные волосы, такая же шапочка. Между темным одеянием и кожей теплого цвета виднеется узкая белая полоска рубашки — в этом тончайшем переходе от глухого черного к живым тонам лица и шеи — весь Рафаэль, чувствовавший глубинные законы живописи.
Автопортрет, весьма похожий на этот, только в зеркальном развороте, художник поместил на фреске «Афинская школа» (1508–1511) в ватиканской «Станце делла Сеньятура»: справа в образе древнегреческого живописца Апеллеса виден тот же исполненный высокой поэзии облик Рафаэля.
Рафаэль Санти (1483–1520) Мадонна со щеглом 1507. Дерево, масло. 107x77Это один из тех образов Мадонны с Младенцем и Иоанном Крестителем, которые Рафаэль создал во Флоренции. Он был заказан художнику его другом, торговцем Лоренцо Нази, к собственной свадьбе. Живописец использовал здесь ту же треугольную композицию, что и в других картинах на данную тему, благодаря чему изображение приобрело равновесие и редкую гармонию.
Мария словно закрывает собой Младенца Христа и маленького Иоанна. Мягкие линии Ее фигуры, текучие складки одеяния, как и ставший типичным для Рафаэля идилличный пейзаж на заднем плане с плавными очертаниями ландшафта, погруженный в легкую дымку и тающий вдали, наполняют картину настроением умиротворения. Но щегол, символ Страстей Христовых, в руке Иоанна Крестителя, к которому тянется Младенец, вносит тревожную ноту в изображенное. При этом лицо Мадонны, нежное, с опущенными глазами, обрамленное мягкими волосами, выражает спокойствие, которое передается и зрителю.
Джорджоне(?) (1476/1478(?)-1510) Воин и оруженосец (Гаттамелата). Около 1505–1510. Холст, масло. 90x73Доподлинно неизвестно, кто является автором представленной картины, но ясно, что этот художник находился под сильным влиянием живописи венецианца Джорджоне.
На полотне изображен кондотьер Эразмо де Нарни, живший почти за столетие до написания картины и получивший прозвище Гаттамелата — «ласковая кошка». Выходец из низших слоев общества, он стал наемным солдатом, служил в разных городах и разным правителям, дослужился до кондотьера — предводителя отряда, бывшего на службе у коммуны. К тому же он стал правителем Падуи, и его конная статуя работы Донателло установлена возле главного падуанского собора — папской базилики Сант Антонио. На картине рядом с Гаттамелатой изображен, вероятно, его сын Антонио.
Джорджоне и его последователи образовали в венецианской живописи рубежа XV–XVI веков целое течение, отличительной чертой которого было созерцательное настроение изображенных персонажей. Вот и этот воин с отнюдь не рафинированной внешностью, привыкший к тяжелой, полной риска жизни, застыл с таким выражением на лице, будто он слушает музыку. Его меч, латы и шлем воспринимаются всего лишь символами, а мальчик — ангелом, стоящим за плечом.
Себастьяно дель Пьомбо (около 1485–1547) Смерть Адониса 1512. Холст, масло. 189x285Будучи учеником Джованни Беллини и испытав влияние Джорджоне, Себастьяно дель Пьомбо перенял от них мягкость форм и лирическое настроение, привнеся их в свои картины. Но, работая в Риме, он оказался также под воздействием искусства Рафаэля с его абсолютной гармонией и Микеланджело, наделявшего своих персонажей невиданной мощью.
В представленном полотне художник обратился к мифу об Адонисе, прекраснейшем юноше, возлюбленном Афродиты, убитом во время охоты вепрем. Дель Пьомбо изобразил момент, когда Афродита узнает о гибели Адониса, о которой ей сообщает Купидон, причем большая часть произведения занята сидящими в роще божествами, а умирающий герой находится поодаль. Этот прием — отнести кульминационный момент всей сцены на некоторое расстояние, оттянуть его восприятие зрителем — заостряет тревожное настроение, разлитое в картине и волной пробегающее по персонажам.
На заднем плане художник запечатлел вид Венеции с Палаццо дожей и колокольней собора Сан-Марко, отражающийся в тихих водах лагуны. Вечерний пейзаж со светлым голубым небом, золотистым закатом, белыми пухлыми облаками в вышине и бегущими по земле и воде тенями наполняет все изображенное тонкой грустью, которую любили передавать в своих картинах венецианские художники.
Пьеро ди Козимо (1462–1521) Персей, освобождающий Андромеду. Около 1510–1515. Дерево, масло. 70x120Флорентийский художник Пьеро ди Козимо соединил в своем творчестве гармоничные, одухотворенные образы Высокого Возрождения с любовью к подробному изображению окружающего мира, которую воспринял от нидерландских живописцев.
В представленной картине, написанной в поздний период творчества, мастер использовал древнегреческий миф о Персее, спасающем Андромеду. Возвращаясь после победы над горгоной Медузой, герой увидел девушку, привязанную к скале. Это была Андромеда, которую жители ее родной страны принесли в жертву морскому чудовищу, пожиравшему людей, ради избавления от него. Персей в своих крылатых сандалиях и волшебном шлеме, делавшем его невидимым, изображен на картине дважды — летящим над морем и стоящим на спине чудовища, замахивающимся мечом. Слева мучается Андромеда и прячутся, закрываясь плащами, испуганные люди, а справа народ веселится и машет лавровыми ветвями, славя героя.
