— Все в порядке, — сказал он. — Кем бы они ни были, но они удрали. Где мои люди?
— Все направились в отделение безнадежных.
— А что с бунтом?
— Они продолжают шуметь и бросают через ограду какие-то горящие штуковины. Но, я думаю, ничего страшного.
— Тогда я иду в отделение обреченных.
Он убрал передатчик и пошел быстрым шагом, стараясь не поддаваться усталости. В эту ночь ему опять не придется спать, но потом он сможет пойти домой и завалиться в постель. Впервые за трое суток.
Лицо директора было пепельно-серым.
— Они умерли! Их всех угробили!
— Не умерли, — поправил его Коннеджер, — а убиты.
Доктор Альфнол утратил дар речи и только яростно задвигал челюстью. Потом его начало трясти.
— Вы начальник службы безопасности. Где вы были?
— Я начальник, — с горечью сказал Коннеджер, — на каждую рекомендацию которого правление накладывает вето. Вы не позволили мне ввести сюда сотрудников моей службы, поэтому я пришел сам.
Доктор Альфнол вытаращил глаза и уставился на него.
— Вы были здесь?
— Я был здесь один, — уточнил Коннеджер с горечью в голосе. — А один человек не может обеспечить наблюдение на всех этажах. Я, наверное, встретил человек пятьдесят, не меньше, но понял все слишком поздно.
— Вы хотите сказать, что видели, как это произошло?
— Видел. Они были одеты в форму медсестер. Было уже слишком поздно, когда я вдруг вспомнил, что своими глазами видел, как медсестры покидали отделение ровно в 23:00. Но наблюдая за пациентами, которые сидели на балконе, я очень устал, и поэтому не сразу понял, что произошло.
— Но что они делали?
— Возились с пациентами, так же как это обычно делают медсестры. А что именно они делали, я не знаю. Это ваша область.
— Да, конечно, — Альфнол помолчал. — А насчет Аргорн вы тоже были правы. Но она утверждает, что аппаратура работала с перебоями, не действовал сигнал тревоги, и она намеренно отключила ее, чтобы иметь возможность быстро прийти на помощь.
— Могло быть так, как она говорит?
— Да, пожалуй.
— Тогда, может быть, и я заблуждался на ее счет. Я выясню. Мне нужны данные на убитых пациентов, — он отвернулся.
— Коннеджер… — сказал директор. Тот повернулся снова и взглянул ему прямо в лицо.
— Простите, Коннеджер. Вы были правы. Мы сглупили.
— Нет, сэр, — сказал Коннеджер. — Вы просто нарушили один из основных принципов вашей профессии. Не надо приглашать специалиста, если вы не собираетесь доверять ему во всем, даже когда он не согласен с вами. Я не даю вам советов, как лучше распределить медицинский персонал, а вы в свою очередь не должны вмешиваться в вопросы безопасности. Я занимаюсь одним делом, вы — другим.
— Мне никогда не приходило в голову взглянуть на это с такой точки зрения.
— Что теперь будет с сеансами эмоциональной терапии? — спросил Коннеджер.
— Мы возьмем обреченных в других больницах. Они дадут нам по несколько человек. Так что очень скоро сеансы возобновятся.
Коннеджер бегло допросил Аргорн, после чего сказал старшей медсестре, что сиделка может вернуться к своим обязанностям.
— Ей можно объявить благодарность, — заметил он.
Старшая сестра удивленно взглянула на него.
— Странно. Мне всегда казалось, что вы недолюбливаете ее.
— Такие вещи, как симпатия и антипатия, относятся к сфере эмоциональной терапии. Единственное эмоциональное ощущение, которое может позволить себе начальник службы безопасности — это подозрительность ко всем без исключения.
Он вернулся в свою штаб-квартиру и, расслабившись, некоторое время наблюдал за пикетчиками на экранах мониторов. Те немного утихомирились. Рядом, не скрываясь, стояли несколько сотрудников службы безопасности.
Вошел помощник.
— Эти пикетчики, которые были здесь днем, просятся на встречу с вами. Хотят извиниться за то, что бросали горящие предметы. Так они говорят.
— Хорошо, я приму их в своем кабинете, — сказал Коннеджер.
Они тихонько вошли в сопровождении офицера службы безопасности, которого Стел уговорила отвести их к Коннеджеру.
— Вы свободны, — сказал ему Коннеджер. — Можете спокойно оставить их со мной.
Офицер кивнул и вышел, прикрыв за собой дверь.
— Мы только что узнали, — раздраженно сказала Стел, — что они собираются взять безнадежных пациентов из других больниц. Наши действия оказались бессмысленными. Вы лгали нам.
— Двести сорок человек умирали в мучительной агонии, — тихо сказал Коннеджер. — Теперь их мучениям конец. Вы называете это бессмысленным?
— Это ничего не изменило.
— Перемены требуют времени. Вы стоите в пикетах вот уже три дня, и никто этого не замечает. Но общественность не сможет не обратить внимания на убийство двухсот сорока человек. Этого не скроешь. Люди задумаются о том, что когда-нибудь и им придется умирать естественной смертью. И вот тогда, наконец, настанет время перемен.
Ее лицо просветлело.
— Это не приходило мне в голову. Вы правы, они не смогут скрыть убийство, — она поднялась, потом снова обратилась к нему: — Я все время думаю вот о чем: почему до людей никак не доходит, насколько это ужасно? Я знаю, что все дело в законе. Но эти законодатели… за них ведь голосуют, а медики дают им свои рекомендации. Почему же все делают вид, будто ничего не происходит?
— Ради денег люди порой совершают поразительные поступки, — ответил Коннеджер. — Центры эмоциональной терапии приносят огромные доходы. Общественность не станет выкладывать деньги на поддержание больниц, зато она всегда с удовольствием раскошелится на развлечения.
Они ушли. Коннеджер откинулся на спинку стула, прикрыл глаза и подумал о том, что он уже не молод. Эти юноши и девушки воспринимают свершившееся как подвиг, они будут помнить его всю жизнь, а он предпочел бы поскорее забыть обо всем и снова погрузиться в свою обычную работу с ее бессонными ночами.
Вошел помощник.
— Вот данные на погибших пациентов.
Коннеджер взял стопку папок и начал их листать. Наконец он нашел то, что хотел. Веранон Дженлинг Маркан. Возраст 97 лет, родственников нет, посетителей нет.
Родственников нет… Только дочь, которая пришла работать сюда медсестрой для того, чтобы быть рядом со своей матерью, и сын, согласившийся на понижение по службе и занявший в этой больнице должность начальника службы безопасности для того, чтобы иметь возможность по нескольку раз в день навещать ее. А когда ее состояние стало безнадежным, две внучки организовали пикет и, соблюдая чудовищную конспирацию (как, впрочем, и все они), положили конец предсмертным мучениям старой женщины.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
