На выезде из туннеля по глазам ударило таким световым контрастом, что опять пришлось жмуриться и нервировать этим «черного Сэма». Асфальт казался фиолетовым в обрамлении сверкающих склонов, горы были небесно-белыми, как облака, а небо над ними имело такой сказочно-чистый синий цвет, какого вообще не бывает нигде, кроме как в небе над горами. Машина легла в плавный поворот, и сразу перед глазами, закрывая солнце, воздвиглась темная громада «Горной твердыни».
Площадка паркинга была еще почти пуста: дюжина машин, из них лишь две знакомые: черный «Сабр» барона и новый, купленный месяц назад и уже помятый «Форд-шериф» Яна Богница. Барон, конечно, приехал самым первым — его машина крайняя в ряду… У подъема на мост стоял седовласый дядюшка Гастингс. Увидев ее, он растянул серые губы в широчайшей улыбке.
— Наша маленькая принцесса! — воскликнул он. — Как давно я вас не видел!
— Чуть больше года, дядюшка, всего лишь чуть больше года, — она улыбнулась в ответ. Опираясь на его мощную, как из бронзы, руку, она поднялась по ступеням на мост и оглянулась. Ее «Мерлин» уже стоял в ряду с другими машинами, выделяясь своей плотной тяжестью и нескрываемой мощью, как артиллерийский снаряд рядом с детскими колясками.
— И правда, — согласился старый негр. — Чуть больше года. Но как долго тянулся этот год!
— Ничего, — сказала она. — Тяжелые времена тем и хороши, что проходят рано или поздно.
— Воистину так. Я желаю вам, принцесса, провести приятный вечер… а если захотите поболтать со старым негром и послушать разные истории, как слушала их девочка Аннабель… приходите.
— А чай будет с ромом?
— С черным ямайским ромом из большой зеленой бутыли с литой печатью на пробке…
— Спасибо, дядюшка. Если ничего не случится, я обязательно приду.
И, вновь ощутив себя почему-то девочкой Аннабель, она, пританцовывая, зашагала через мост. Дубовые брусья глухо принимали в себя удары ее каблучков. Вот здесь, где несмываемое темное пятно, двести лет назад стрела поразила преступную леди Канолу…
У ворот донжона дядюшка Гастингс передал ее дворецкому. Аннабель незаметно пожала твердую надежную ладонь старого привратника.
— Ее высочество принцесса Аннабель! — провозгласил, распахивая перед ней резные створки парадного входа, дворецкий.
Оркестр играл что-то легкое, полетное, и леди Денниус, хозяйка, маленькая и подвижная, шагнула к ней, поцеловала в щеку и шепнула: «Ты здесь, слава Богу!» Сэр Денниус, давний друг, наставник, почти отец — напротив, холодно коснулся губами запястья и молча посмотрел в глаза, и Аннабель вдруг поняла, что он боится за нее.
И — почувствовала, что благодарна ему за этот страх.
— Богниц, — сказал барон лениво, — вы неизбежны, как судьба. Как удар молнии. И так же несносны.
— Судьбу вы считаете несносной? — сделал домиком свои белесые брови Богниц; глаза его смеялись.
— Я с ней конфликтую с момента рождения, — сказал барон.
— Нельзя ли несколько подробностей для прессы?
— В раздел скандальной хроники?
— Как можно! В спортивный, разумеется. Кстати, правда ли, что вы оба,
— Богниц поклонился Аннабели, — намерены выступить одним экипажем в «Трансафрике»?
Барон, не глядя, поставил пустой бокал — под бокалом тут же оказался поднос, а мгновением позже при подносе материализовался официант. Другой официант, несущий свежие коктейли, качнулся было в их сторону, но барон отмахнулся от него.
— Это неплохая мысль, — медленно сказал он, — поэтому, наверное, она мне в голову и не приходила… А что скажет ваше высочество? — повернулся он к Аннабели.
— Я вообще не собиралась заявляться на эту «Трансафрику», — сказала Аннабель. Сейчас он спросит: почему? — мелькнуло в голове. Надо что-то сказать… — Хотела бы не торопясь подготовиться к Кубку Наций.
— Это, конечно, цель… — протянул Богниц недоверчиво. — А можно политический вопрос? То есть я обращаюсь к вам не как к знаменитым спортсменам, а как к представителям виднейших фамилий Конкордиума. Ваше мнение о завтрашней Конференции Гор и Долин?
— Я отвечу как частное лицо, — сказала Аннабель. — Я считаю, что в нынешней ситуации любые шаги навстречу друг другу надо только приветствовать — и помнить, что есть вещи важнее застарелых обид.
— А я вообще не отвечу, — сказал барон. — Во-первых, я ничего не понимаю в политике, о чем вы, Богниц, прекрасно знаете. Во-вторых, что бы я ни сказал, это будет вразрез с мнением моей семьи — кажется, так получается автоматически.
— Послушайте, Ян, — сказала Аннабель. — Вы тут знаете всех — кто вон тот человек с черной розой?
— О, это же Яппо. Говорят, он _н_а_с_т_о_я_щ_и_й_ маг. Из старых. Я знаю, что его очень боялся покойный король Томас.
— Понятно, — сказала Аннабель.
Значит, вот он какой, этот Яппо, подумала она. Почему-то думала — старик, с бородой, с посохом… Как Хиид — таким он запомнился ей. Впрочем, может быть, это детские аберрации, тогда все, кто старше тридцати лет и выше пяти локтей, казались глубокими стариками и великанами…
— Король Томас, по-моему, боялся всего, — сказал барон. — Даже собственной тени.
— Вот именно, — поднял толстый палец Богниц.
Барон уже набрал в грудь воздуха, чтобы задать вопрос, когда Аннабель перехватила брошенный мельком на них взгляд высокого человека во всем черном и с черной розой в петлице и положила руку барону на плечо.
— Давайте лучше о скачках, — сказала она. — Или о боксе. Ведь наш друг Ян…
— В прошлом, ваше высочество, в прошлом!
— Не столько в прошлом, сколько в душе, правда ведь, Ян? Вот, допустим, волею судеб вы снова стали спортивным репортером — пари, что будете втрое счастливее, так? Или нет?
— Если с нынешним окладом — о, вдесятеро! Кстати, о пари: хотите свеженький скандал? Помните бой Раулингсон — Ферри? Третьего апреля? В восемнадцатом раунде Ферри проиграл техническим нокаутом?
— Сломал руку, кажется, — уточнил барон.
— Тот самый бой, — закивал Богниц. — Так вот, выяснилось, что оба боксера заключали пари на победу противника! Огромные суммы! Раулингсон дисквалифицирован и по уши в долгах, а Ферри вообще скрылся — но зато с двумя миллионами. Хотя, если его найдут, миллионы ему вряд ли понадобятся…
— То есть руки он не ломал? — приподнял бровь барон.
— Естественно. Массажист в перерыве незаметно впрыснул ему под кожу что-то, вызывающее отек, и Ферри осталось только удачно упасть…
— Свинство, — сказала Аннабель. — Массажист его и продал, наверное?
— Нет, — сказал Богниц. — Случайный снимок, и фотограф не сразу обратил внимание…
— Что осталось более или менее честного, — сказал барон, — так это теннис, шахматы, яхты и большие ралли. Все остальное…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
