Макс, как в старые добрые времена, помогает убрать все на кухне и предлагает посмотреть комедию.
Все хорошо, но мне противно. Перед глазами стоит его рубашка со следами помады на воротничке, в носу застрял запах ее духов. И с этим я ничего поделать не могу.
Я ревную. Впервые в жизни я ревную так сильно. Макс и раньше не был святым, но так явно и открыто он не изменял. Началось это года два назад. Измены стали чаще, да и тщательно не скрывались. Но чтобы так!..
Ссориться с мужем сейчас я не хочу. Он вряд ли уйдет из квартиры, а мне уходить пока не куда. Так что хлопнуть дверью не получится, как-бы не хотелось.
Досмотрев фильм, ухожу в душ, потом в душ идет Макс. Когда Макс приходит в спальню, я делаю вид, что уже сплю.
Но он явно не собирается просто завалиться в кровать и уснуть, во всяком случае не сегодня. Муж ложится рядом, обнимает меня и прижимается к моей спине. Его рука скользит по моему животу вниз и накрывает холмик Венеры, тепло его руки греет даже через тонкое кружево ночнушки, разливается по всему телу волной, у меня предательски сбивается дыхание. Какой бы сильной и самостоятельной я не была, но я всегда была женщиной чувственной и отзывчивой в постели. С годами ничего не меняется, такой я остаюсь и сейчас.
— Я знаю, что ты не спишь, — шепчет Макс мне на ушко, слегка покусывая мочку и играя сережкой. — Иди ко мне, малышка.
Он прижимает меня сильнее, кладет мою голову к себе на плечо и пускает в ход две руки. Он ласкал грудь, живот и целует шею там, где бьется моя венка, спускается к ключице. Он прекрасно знает все точки на моем теле, которые сразу же начинают отзываться на его ласки, возбуждая меня, поднимая вверх к пику наслаждения. Одна моя часть стремится к наслаждению. Да, я хочу любви, хочу мужчину, хочу быть с ним, принадлежать ему. Но другая моя половинка надрывно плачет. Ей сейчас хочется просто выть от душевной боли. Ведь я до сих пор люблю его, но он меня уже не любит. А может это привычка?
Ласки Макса становятся настойчивее, и я сдаюсь. Я позволяю ему все, я отвечаю на его ласки. Хотя секс с Максом как всегда великолепен, он умеет доставить наслаждение, но мой мозг не дремлет и отмечает отличия.
Мы лежим рядом, пытаясь успокоить сбившееся дыхание, муж нежно обнимает меня, поглаживает и играя прядками моих волос, а в моей памяти всплывает фраза Макса, сказанная однажды в кругу друзей. Тогда во время спора он бросил фразу, что целовать в губы страстно можно только свою женщину, самую дорогую и единственную, целуя в губы другую, ты изменяешь своей женщине, предаешь ее. Сегодня он ни разу не коснулся моих губ, даже случайно, даже вскользь, хотя поцелуи, глубокие и страстные во время секса любил всегда. Теперь он не хотел изменять ей со мной… Поняв это, я не нахожу сил сдержать стон боли…
— Милая, что случилось? Я что-то сделал не так? — он пытается удержать меня, прижать к себе, но я сбрасываю его руку и вылетаю из спальни, лишь успев накинуть халат, и запираюсь в ванной.
Я даю волю слезам, стою под душем и стараюсь смыть с себя его запах, его прикосновения, его поцелуи, с остервенением орудуя мочалкой. Мне горько и обидно. Мой муж просто исполнил свой супружеский долг, пытаясь усыпить мою бдительность, но он отверг меня, как свою женщину. Для него я больше не та единственная, мое место занято другой.
Я слышу, как вернувшийся с прогулки Илья спрашивает у отца что произошло, слышу ответ Максима, а потом и упрек сына.
— Бать, ты думаешь мама не знает? Ее слезы — это финальный аккорд ее терпения. Ты должен сделать выбор и выбрать одну из двух женщин. Ты должен или остаться, бросив ту, или уйти, оставив маму в покое. Если останешься, мы сделаем вид, что ничего не произошло. Если уйдешь, мы поможем маме справиться с этой потерей. Но выбор нужно сделать, ты мучаешь ее. Нельзя быть таким жестоким.
— Что ты ей рассказал? — спрашивает Макс, грязно выругавшись.
— А ничего говорить и не надо, пап. Мама не слепая, да и с обонянием у нее все хорошо. От тебя за километр чужими женскими духами разит, далеко не такими, какими пользуется мамуля. Да и помаду на воротнике рубашки мама увидела, пыталась отстирать. За что ты так с мамой? Она ведь любит тебя. А ты?
Далее Илья говорит что-то грубое и резкое, но понизив голос, явно не хочет, чтобы я случайно услышала. Меня охватывает страх за Илью. Я боюсь, что сын может схлопотать от Макса, говорит Ильюшка все это зло и резко, а это является плохим предзнаменованием. Максу Ильюшка сейчас не простит ничего. Ни слова, ни действия. Мальчика сейчас защищает меня, в обиду меня мальчики не дадут никогда. И Максим это знает.
Я выхожу из ванной и попадаю в объятия сына, протянутую ко мне руку Максима, Илья просто отводит в сторону, лишь бросив отцу сквозь зубы:
— Руки от мамы убрал.
Как ни странно, но Максим подчиняется и уходит в другую комнату, как побитая собака, поджав хвост. Илья прижимает меня к себе, отводит в свою комнату, усаживает на диван, присаживается рядом:
— Успокаивайся, мамочка. Тебе нельзя волноваться. Я с тобой. Завтра вечером обещал заехать Глеб. Он в курсе.
Я хлюпаю носом и вытираю слезы. Сын протягивает стакан воды. Я понемногу успокаиваюсь, и мы еще долго разговаривает с Ильюшкой. На вопрос сына, что сделал папа, я просто поясняю:
— Он ничего не сделал, Ильюш. Он просто своим поведением дал понять, что теперь не я его единственная женщина. Я просто одна из многих. Сегодня он перечеркнул все тридцать лет нашей совместной жизни. Мне обидно, сын, и очень больно, — тяжело вздыхаю я, на глаза вновь наворачиваются слезы, но я сдерживаю их поток.
Я надеюсь, что Макс уйдет, но он не уходит. В последующие дни с работы он приходит вовремя и как ни странно, чужими духами от него не пахнет.
Глава 5. Женька
Светлана
Я спокойно вхожу в кафе, хотя хочется влететь, как в молодости, торопясь на первое свидание. Оглядываюсь. Меня замечают. Из-за дальнего столика встает Женька, приветливо улыбаясь мне, и машет рукой. Подхожу к мужчине, протягиваю руку. Он нежно сжимает мои
