Я попытался переварить цифры. Двести киловатт в провод… Это как две сотни чайников, одновременно кипятящих воду. Нет, разум отказывается признать логичность такой траты энергии.
— Но зачем так много? Ведь, чтобы сигнал пробил сто пятьдесят, хорошо, со всеми поворотами и заворотами, двести километров от Москвы до Калинина, столько не нужно!
— Сказали, что унификация, и никто их на полную мощность включать не будет, дольше проработают, — пояснил мне Андрей.
А, теперь понятно: плановая экономика, едрить ее за ногу. Наклепали радиоламп, и давай их совать, куда не попадя, все равно на цену в таких делах никто внимания не обращает.
— Но вообще я уже одним глазком видел аппаратуру, которую нам поставят! Мощь и красота, — продолжал он воодушевленно, — в полной конфигурации можно аж четыре телевизионных канала получать!
— Ну да, наверное здорово… — у меня в голове множились и крутились уже тыщи чайников, выстраиваясь в линию до Ленинграда. Хотя, тыщи как-то маловато, пусть будет две. Сигнал передавался от одного к другому паром. Открыл крышку на одном, белое облако взмыло ввысь, у следующего заметили и повторили… Примерно 400 километров, это получается по 5 штук на километр, нормально, даже с запасом. Брр, вот же какая чушь в голову лезет.
— И да, чуть не забыл со всеми этими вашими кунштюками. На 8 и 9 сентября забронирован драмтеатр, готовься!
— А зачем нам драмтеатр? — парящие чайники просто так не сдавались. Я пытался прикинуть скорость передачи сигнала. Похоже, что где-то в районе двух километров в минуту можно получить, если операторы не будут спать.
— Дикторов на станцию ты же просил? Малеева выпустить не успеют, так что сможешь получать удовольствие в одно лицо и на полную катушку…
* * *
Компьютерщика куда-то утащили врачи, Малеев был под лекарствами, поэтому я взял у медсестры очередную дозу таблеток, вернулся в палату и стал по памяти искать различия между «80 000 километров» и «20 тысяч лье». За исключением кучи ссылок, объясняющих читателю чуть ли не каждое слово, вроде все на месте. Крушение, плен, «Наутилус» и так далее. Хотя, странно, около «форштевня» стоит сноска, а у «ахтерштевеня» — нет. Глянул в конец книги — ага, понятно. В издательстве просто сгруппировали слова. Логично: если кто не знает, что такое «морская миля», то не знает и про «кабельтов».
Я открыл книгу наугад. Ух ты! Кабель лежал на дне, защищенный от морских волнений, и передача электрического сигнала по нему из Европы в Америку отнимала всего тридцать две сотых секунды. Кабель этот будет существовать вечно, так как замечено, что гуттаперча только укрепляется под влиянием морской воды.
Чего? Скорость электрического сигнала на треть меньше скорости света. А та под 300 тыщ километров в секунду. За треть секунды он преодолеет около 70 тысяч километров, а это вокруг шарика по экватору, и еще с запасом останется. Халтурщик этот Жюль Верн… Ведь тут совсем не рецепт пороха, который специально был написан неправильно, чтобы любознательные не подорвались. А может, это переводчик лажанул?
Внезапно репродуктор на стене зашуршал, прохрипел что-то и замолк. Да ладно? Из черной тарелки еще немного похрипело, и вскоре я услышал: «Добрый вечер! Вы слушаете вечернюю передачу…». Я слушал незнакомый голос и пытался успокоить поднимающееся внутри раздражение. Молодцы, кто-то подхватил упавшее знамя, музыку играет и поздравления раздает. Вроде все отлично, но изнутри меня грыз злобный червяк недовольства: «Не посоветовались, не спросили как лучше…». Забыли совершенно про меня! Хреновый какой-то из меня попаданец получился. Ладно Грачев унизил, он шишка местная, но хотя бы Михаил-то мог заглянуть, поручкаться. Еще главсестра, дура такая, чего-то мутит, и послать ее нельзя…
Стоп! Чего это со мной? Нормально же все только что было. Я глубоко вздохнул, потом еще раз. Помогло плохо. Где-то вдалеке пробежала мысль: «А может, ну его все нафиг? Внизу асфальт, открыть окно, вниз головой, и всего делов». Да японский городовой! А чего городовой? В Японии мент попытался зарубить царя шашкой, правда он тогда царем не был, и все равно промазал. Да и шашек тут нет, одни шахматы, зато есть скальпели! А скальпелем можно открыть бутылку вина? Хотя, вины моей тут нет…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мысли в моей голове сталкивались и, цепляясь друг за дружку, организовывали кашу-малашу, рассыпающуюся по закоулкам сознания при малейшей попытке обратить на что-то внимание. Не знаю, сколько я так просидел, но внезапно все изменилось. Ощущение было такое, словно кто-то водит по грязному столу тряпкой, сметая мусор. Наконец, последние крошки исчезли в пасти мусорного ведра и, вздрогнув, я захлопал глазами.
— Вячеслав? — оказывается, перед моим носом щелкала пальцами медсестра.
— А? — я вытер рукавом мокрую дорожку, протянувшуюся из уголка рта — что это было?
— Надо вас спросить. Зашла узнать, почему так поздно свет горит, а вы сидите и молчите. Я уже думала за врачами бежать…
— Нет, бежать не надо. А вот сходить не мешает. И пойдем обязательно вдвоем! — я внезапно ощутил поднимающийся откуда-то снизу липкий страх остаться одному.
— Хорошо, — покладисто согласилась она, — пойдемте.
Однако никуда идти не пришлось. Стоило нам выйти из палаты, как около стола обнаружился врач, листающий какой-то журнал.
— Доктор, у меня только что были глюки. Причем какие-то странные.
— Глюк? И в чем же вам так повезло? — кажется, доктор меня не понял.
— Галлюцинации. Мысли. Разные. Вразнобой, — я покрутил рукой в районе головы. — Вот как радио включилось, так и накрыло.
— Чем накрыло? Одеялом?
— Нет… Ну, заполнило сознание. А как пришла сестра — так все прошло. А сейчас вообще замечательно себя чувствую.
— Так, садитесь и давайте по порядку.
В присутствии стольких людей страх исчез абсолютно, поэтому я начал описывать все, что происходило после нашей последней с ним встречи. Появившуюся было мысль о том, что таким макаром я наговариваю себе на дурку, я загнал подальше. Не был дураком же никогда…
— Стоп! — внезапно остановил меня доктор.
Я послушно заткнулся и посмотрел на врача, ожидая разрешения продолжить. Однако доктор поднял глаза к потолку и начал шевелить рукой, словно что-то писал на невидимой доске. Точно, что-то круглое вон нарисовал, теперь линию провел. У меня чего, остаточные явления какие-то? Тогда почему махает руками он, а не я? На всякий случай я поглядел на медсестру — та сидела смирно и смотрела на доктора.
Подвигав руками, врач достал откуда-то толстенную книгу и начал что-то в ней искать, изредка посматривая в журнал, который листал до этого.
— Суицид был? — вопрос застал меня врасплох, но не успел я ответить, как он тут же продолжил, — ну, мысли про самоубийство, яду выпить или ножом себя пырнуть?
— Были. Из окна хотел выпрыгнуть головой вниз, — сознался я.
— Ага! — радостно оскалился он и снова начал шерудить свою книгу, правда, уже что-то выписывая себе на листочек.
Но вообще кажется я начал понимать, что случилось. Одни таблетки законфликтовали с другими и позвали мою крышу в отпуск. В будущем на всех инструкциях к лекарствам есть список, с чем их нельзя смешивать, чтобы не сыграть в ящик, а тут еще до такого не додумались, наверное. Хотя, из всех противопоказаний я помню только то, что антибиотики нельзя смешивать с алкоголем…
— Так, предварительно мне понятно, что случилось с вами… — и выдал более пространную версию того, о чем я уже догадался. Из всех умных слов я смог выловить только «внутриклеточный ток», да и то лишь благодаря профессиональному уклону.
—… Хотя, эффект, конечно, немного неожиданный. Видимо, наложились индивидуальные реакции организма. И вообще, из этого вполне может получиться отличная работа! Повторить не желаете? Конечно, в контролируемой обстановке! — он уставился на меня.
Я отрицательно помотал головой. Честное слово, врачи тут какие-то звери. То хирурги в операционной обсуждают пульсации света при распоротом брюхе, то этот в открытую предлагает стать наркоманом.
