Утром он растолкал ее, напоил крепким кофе и заставил рассказать, почему их вшивый кабак привередничает, что они смыслят в музыке, ее барабанщики.
Тереза сидела в постели, обхватив колени руками, в короткой рубашонке, покачиваясь из стороны в сторону и морщась от его громкого голоса.
— Заткнись! — вдруг выпалила она. — Меня высмеяли. Это старое, засохшее дерьмо, такое пели лет двадцать назад…
Но взглянув на него, она вскочила, стала его гладить, утешать. А он смотрел на ее блеклое, потрепанное лицо, на котором было всего лишь сочувствие неудачника к неудачнику, и видел себя тапером в какой-нибудь дыре. Пивная – шумная, пьяная, в табачном дыму, — он за расстроенным пианино, под запотелым потолком с медной люстрой. Оттолкнув Терезу, Джо выскочил из квартиры, яростно хлопнув дверью.
Появился он лишь на следующее утро – Тереза была дома. Стоя он отбарабанил на пианино марш, который приснился ему ночью. Лихой, чеканный ритм выскочил из-под пальцев совершенно готовый.
Тереза невольно замаршировала, отбивая шаг, запела:
Звезда рассвета зажжена,Еще один глоток вина,Еще глоток, и мы идем, идем, идем —Иль победим, или умрем!
Ни дать ни взять маркитантка, как на старых картинах! Восторг ее был бескорыстен, она расцеловала Джо, объявив его гением.
Тем же вечером Тереза повторила все это. Со столиков ей подпевали, насвистывали – легкую шагающую мелодию приняли с удовольствием. А через неделю пригласили исполнить марш в фильме “Сын менестреля”. К тому времени Джо сочинил еще одну песню. Он то и дело напевал, тут же подбирал на пианино, записывал голенький мотивчик без аранжировки. Мелодии выскакивали неожиданно. Самые что ни на есть примитивные – пристраивались они легко, Тереза через приятелей сбывала их для радиорекламы. Платили хорошо, наибольший успех имела музыка к рекламе шоколадных конфет “Тулье”. Поступили заказы от варьете и цирка. Джо выполнял их немедленно. Его мотивчики были, в сущности, поделками. В них не было заимствования, но все они что-то напоминали…
— Один черт, — успокаивала Тереза. — Раз платят, значит – годятся.
Платили, однако, не зря: мотивчики Берта запоминались сразу и прилипали надолго.
Но чем легче у него получалось, тем меньше он ценил свою нежданную удачу. И все-таки – деньги, это было приятно. Тереза ликовала. А для Джо французские деньги, сотенные, тысячефранковые бумажки, не имели ничего общего с долларами, казались такими же ненастоящими, как и его сочинительство – без мук, без поисков.
Когда мотивчики напевала Тереза, получалось мило, может, потому, что при этом блестели ее зубы и спадающая на лицо прядь рыжих жестких волос. Но когда Джо слышал свои опусы по радио, он морщился. В сущности, это была капитуляция, мелочная торговля, распродажа обанкротившегося дарования. А было ли дарование?
Однажды на Монмартре Тереза вдруг уселась на брезентовый стульчик, и уличный художник ножничками стал вырезать из черной бумаги ее силуэт. Из блеска мелких движений появились очертания спутанных волос, линия лба в профиль, без морщин, без голубых прожилок на висках.
Джо смотрел на прокуренные желтые пальцы художника, они действовали безошибочно, это была почти механическая работа, они обводили тень, ничего больше. На маленькой площади сидели художники, без конца писали одни и те же переулки, собор, прохожих. Силуэтчик наклеил тень Терезы на глянцевую картонку. Остался черный лист с вырезанной дырой, как бы след силуэта, его негатив.
— А это дайте мне, — попросил Джо. — Возьму с собой в царство теней.
— Зачем тебе это? — спросила Тереза.
— У тебя будет силуэт, у меня – его отсутствие. Именно отсутствие ощущает разлука.
Что-то ей не понравилось в этих словах, до нее не сразу дошло, но когда через неделю ее допрашивали агенты ФБР, она вспомнила эту фразу. Конечно, и раньше она замечала, что с Бертом творится неладное. Они собирались на юг. Теперь, когда завелись деньги, она затеяла поездку в Ниццу, договорилась о машине напрокат – белый “шевроле”, – решили взять номер в классном отеле, благо не сезон и цены снижены. “Шевроле” было затаенным мечтанием Джо. Она знала, что он скучает без машины, она купила ему желтые шоферские перчатки, поездка предстояла сказочная, Джо никогда не видел Средиземноморья, ему нравилось слушать ее рассказы про солнечную синеву, про виноградники, шоссе вдоль побережья… Плотный солоноватый воздух, обтекающий горячее тело машины…
В газетах промелькнуло сообщение, что в Париже состоится конгресс по быстродействующим машинам. Джо тут же направился в подготовительный комитет. Тереза увязалась с ним, и там они встретили Мака Фергюсона, который преподавал в Корнелевском университете. Он приехал в Париж как член комитета конгресса. Долговязый Мак, румяная обезьяна, добрейшая морда, — они обнялись. Мак хохотал, выставив длинные зубы, и просил Джо выступить на конгрессе с докладом, не важно каким – получит хороший гонорар. У Джо имелась одна идея, которая занимала его давно, — вычислительные машины на транзисторах. Надвигается эпоха компьютеров, вскоре они начнут захватывать научные институты, конструкторские бюро. Наверняка компьютеры проникнут повсюду, это будет их тоталитарный режим. Воображения не хватало сообразить, как переменится жизнь!
Джо только что прочел книгу Норберта Винера “Кибернетика”. Термин понравился Джо. А сама книга произвела оглушающее впечатление. Винер вошел в тот дом, на пороге которого Джо остановился, нет, не в дом, а в страну, в неведомый волшебный мир. Винер словно подслушал мысли Джо! Конечно, это носилось в воздухе, но Берта восхищало, как мастерски Винер опередил всех, недаром книга стала бестселлером. Она протрубила начало новой эры, новой умной жизни. Взамен страшной бесчеловечности атома – царство послушных роботов, верных помощников, готовых, освободив человека от лишней работы, считать, запоминать, выдавать по первому требованию любые сведения. Сказки фантастов предстали техническим устройством, теорией информации, которая извлекается и передается мгновенно. Джо с Маком обговаривали эти потрясающие возможности, аж дух захватывало, когда они пытались заглянуть в будущее.
— Мог ли кто во времена Эдисона предугадать судьбу электрической лампочки, — говорил Мак. — А уж про кибернетику и подумать страшно.
Предполагалось участие Джона Неймана, Хагельбаргера из лаборатории Белла, возможно, пожалует сам Винер. Теоретиков хватало, недоставало инженерной мысли. Мак уговаривал Джо выступить на тему применения транзисторов в ЭВМ.
Идея вычислительной машины на транзисторах появилась у Джо, когда он занимался радарами. От него требовали сократить габариты, увеличить объем памяти, уменьшить потребляемую мощность. Решить эти задачи могли транзисторы. До воплощения было далеко, ясно, однако, что в новую область рванут десятки лабораторий.
Обдумывая выступление, Джо обнаружил, что у него мало практического материала. Один за другим возникали безответные вопросы. Ни цифр, ни данных, ни технологий. Общие места, дырявые рассуждения, которые легко опровергнуть и нечем защитить. Потом скажут: “Джо Берт?.. Тот самый, что провалился на парижском конгрессе?” Такое не забывают. В присутствии корифеев сесть в лужу значит поставить крест на карьере.
За год своих музыкальных потуг он поотстал от дела, а главное, потерял уверенность в себе, то, чего раньше некуда было девать.
Он поехал к Маку и выложил свои страхи. Мак понял. Бог с ним, с докладом, благодаря своей работе с радарами Джо вплотную подошел к богатейшим возможностям, тут настоящее эльдорадо. Решить всерьез эту проблему можно лишь в Штатах, получить грант, любой университет схватится. Надо торопиться, к этому нынче подбираются со всех сторон, растащат, как шакалы, присвоят, если не застолбить.
Ни о каких песенках, шлягерах Мак слушать не хотел – и как только Джо мог тратить время на такую чушь? Мак заставил его отправиться в агентство, заказать билет на теплоход, внести задаток.
Пришлось расторгнуть договор с рекламной фирмой. Он расплатился с хозяйкой пансионата, собрал вещи. Оставалось самое тягостное – Тереза. Джо не знал, как подготовить ее. Они пошли в итальянский ресторан, где было хорошее мороженое и капучино. Сперва Тереза не желала слушать никаких объяснений. У него же открылся такой талант, он нашел себя. И откуда ему известно, что в этом мире пустяки, а что нет?
В самом деле – откуда?
Лучше хороший шлягер, чем еще одна машина, что толку с этих машин? Надо же ей было связаться с идиотом – все бросить в разгар везухи, когда деньги пошли… А как же их путешествие?
Ему еще не приходилось расставаться так тяжко. Тереза сникла, поняв, что его не остановить. Губы ее опустились, над верхней – белый след от сливок, волосы свесились, глаза потухли. Вот такая несчастная, некрасивая она была ему еще милее – она приедет к нему, обещал Джо, как только он устроится, она сразу приедет в Штаты.
