– Не бойся! Я полюбил тебя. Я – Дионис, сын громовержца Зевса и Семелы, дочери Кадма.
Крупным центром этрусков на северо-востоке Апеннин был порт и город-полис Спина, расположенный в сотне километров от того места, где позже появилась Венеция. Страбон пишет о нем:
«Спина, теперь деревушка, а некогда – известный греческий город. Во всяком случае, сокровищницу спинитов показывают в Дельфах.[21] Впрочем, история также говорит об их господстве на море. Кроме того, утверждают, что город был расположен на море, теперь же он находится внутри страны и отстоит от моря приблизительно на 90 стадиев[22]».
Этот город оказался на дне озера лагуны. Видимо, опираясь на Спину, этрусские пираты хозяйничали в Северной Адриатике. Значение Спины как порта особенно возросло во второй половине V века до н. э., после того как сиракузские греки нанесли этрусским морякам серьезные удары и фактически перекрыли им дорогу в Тирренское море. А в Спину продолжали беспрепятственно прибывать суда, доставлявшие из Аттики керамические изделия и ввозившие туда зерно, выращенное в долине реки По, янтарь, поступавший с Балтики, и другие товары. Этот порт являлся началом и концом кратчайшего торгового пути, соединявшего Этрурию с Грецией, так что именно он был широким окном для проникновения греческой культуры в среду этрусков. Точно известно, что в Спине греки занимали не менее влиятельное положение, чем знатные этруски.
Однако пиратский промысел определял свои правила поведения. Древние историки упоминают о нападениях этрусских пиратов на города и поселки, расположенные южнее, на побережье Сицилии и Южной Италии. И там у них были свои базы, например город Ортона. Вот слова Страбона об этом городе:
«Это город на утесах, обитаемый пиратами, жилища которых сколочены из корабельных обломков; во всех прочих отношениях это, как говорят, звероподобные люди».
На побережье Тирренского моря главным опорным пунктом тирренских пиратов был город и порт Популоний, расположенный на высоком мысе. В порту имелась оборудованная корабельная стоянка, а позднее были построены две верфи. То, что город располагался на мысе с узким перешейком, то есть почти что на острове, облегчало его защиту со стороны суши. Ну а с моря защитой его являлся флот этрусков. Страбон уточняет:
«Из всех старинных тирренских городов только один этот город расположен на самом море». Он объясняет это странное для морского народа обстоятельство тем, что «основатели городов или совершенно избегали моря, или же выставляли впереди укрепления со стороны моря, чтобы эти города не оказались (как незащищенные) легкой добычей для нападения с моря».
О таком подходе к месту расположения городов у побережья упоминает и Фукидид:
«Города, основанные в последнее время, когда мореплавание сделалось более безопасным, а денежные средства возросли, строились на самом побережье, укреплялись стенами и занимали предпочтительно перешейки (ради торговых удобств и для защиты от враждебных соседей). Древние же города как на островах, так и на материке, напротив, строились в некотором отдалении от моря для защиты от постоянных грабежей (ведь грабили не только друг друга, но и все прочее прибрежное население), поэтому они еще до сих пор находятся в глубине страны».
Для обеспечения эффективности своей пиратской деятельности тирренцы заключали союзы с италийцами приморских городов западного побережья Апеннин. Так, Страбон отмечает, что «прежде у жителей Анция[23] были корабли и они вместе с тирренцами занимались морским разбоем, хотя и находились уже под властью римлян. Поэтому уже в прежние времена Александр[24] послал в Рим послов с жалобой на это; впоследствии Деметрий[25] отослал римлянам захваченных пиратов и велел передать, что хотя он оказывает им любезность, возвращая пленных ради родства римлян с греками, но все же считает недостойным, чтобы люди, владеющие Италией, высылали шайки пиратов или сооружали на форуме святилище Диоскуров,[26] почитая тех, кого все называют спасителями, и в то же время посылали в Грецию людей разорять отечество Диоскуров. Тогда римляне запретили антийцам этот промысел».
С этрусками союз против греков-колонистов заключили карфагеняне, потомки финикийцев, обосновавшиеся на побережье современного Туниса. В 550–530 годах до н. э. карфагенский полководец Магон с помощью этрусков захватил остров Ивиса, основал свои колонии на Сардинии и в Западной Сицилии. Соединенный флот этрусков и карфагенян разгромил фокейскую флотилию в бою у Алалии (Корсика). Греческие пираты были изгнаны из Корсиканского пролива между островами Корсика и Эльба.
Борьба между греками и этрусками за господство у берегов Южной Италии продолжилась. Этрусские пираты нападали на греческие суда и угрожали нападением на греческую колонию Кумы, расположенную вблизи нынешнего Неаполя. Кумы обратились за помощью к тирану Сиракуз Гиерону I. Его флот вместе с кумскими кораблями встретился в 474 году до н. э. недалеко от Кум с флотилией этрусков и нанес последним поражение.
Эта битва сильно подорвала влияние этрусков в Западном Средиземноморье. В 453–452 годах до н. э. этрусский флот не смог защитить от опустошительных набегов сиракузцев не только Корсику, но и саму Этрурию. Этруски потеряли остров Ильва (ныне остров Эльба), который для них имел особое значение, так как там добывали железную руду.
В дальнейшем морское могущество этрусков продолжало слабеть. В 384 году до н. э. сиракузский тиран Дионистий I во главе греческой флотилии из 60 кораблей атаковал с моря Южную Этрурию и разгромил город Пирги – порт крупного этрусского центра, города Цере. Последней попыткой слабеющих этрусских пиратов усилить свое влияние в Средиземноморье было обращение за помощью к своим врагам – грекам – и союз с ними в борьбе с Карфагеном. В 307 году до н. э. этрусские корабли прибыли в Сиракузы, чтобы оказать помощь грекам в борьбе с карфагенянами. Но этрусские пираты так и не добились благосклонности греков.
На протяжении многих веков Эгейское море продолжало кишеть пиратами; они особо активизировались в периоды между большими войнами, которые вели греческие города-государства, а позже эллинистические правители Балкан, Малой Азии и Египта. Последние очень часто были в сговоре с пиратскими вожаками. Ряды морских разбойников постоянно пополнялись за счет присоединения к ним наемных экипажей кораблей различных государств античного мира.
Вот характерная надпись, обнаруженная на острове Аморгос в Кикладском архипелаге и датируемая концом III или началом II века до н. э.:
«Пираты ночью наводнили страну, взяли в плен молодых девушек, женщин и других, числом более 30. Гегесипп и Антипапп, которые сами находились среди пленных, убедили начальника пиратов вернуть свободных людей и некоторых из вольноотпущенников и рабов, предлагая себя как гарантию (исполнения данных обещаний) и проявляя крайнее рвение, чтобы помешать тому, чтобы кто-либо из граждан и гражданок был распределен как часть добычи, или продан, или испытал что-либо недостойное их положения».
Братьям Гегесиппу и Антипаппу, сыновьям богатого горожанина Хегесистрата, которые убедили главаря пиратов Соклеида отпустить ряд пленников для сбора выкупа, был назначен в награду венок. Сама приведенная надпись является декретом народного собрания города-полиса в их честь.
Историк А. Валлон говорит по этому поводу: «Раб или свободный – все годилось для пирата. Но свободный был более желателен. Не столько принималось во внимание, каким достоинством или какой силой он обладал, сколько было важно, какая цена может быть предложена за его свободу из его личных средств. Морской разбой, хотя и поставленный вне закона, имел свой законный способ действия: свободный гражданин, будучи продан, становился рабом того, кому он должен был возместить заплаченную за свой выкуп сумму. Таким образом, Никостат, который вышел в море, чтобы поймать трех своих беглых рабов, попал в руки пиратов, был доставлен в Эгину и продан.[27] Его выкуп стоил ему не меньше 26 мин,[28] и он должен был бы сделаться рабом, если бы не нашел средства вернуть то, что ему ссудили, чтобы выплатить этот выкуп. Это был поразительный закон, который, борясь с морскими разбойниками, в то же время покровительствовал их торговле под прикрытием подставного лица или укрывателя. В конце концов пираты становились также и корсарами, и государства давали им каперские свидетельства на право похищения людей враждебного племени, если государства сами не посылали свои корабли для подобного рода разбойничьих набегов».
Середина III века до н. э. была критической для Древнего Рима. Соперничество с Карфагенской державой – наследницей опыта и традиций финикийских купцов-пиратов – требовало создания соответствующего военного флота. Это был поворотный момент в ходе политического и военного столкновения между Римом и Карфагеном и, в известной степени, в истории римской республики. Аграрная страна, сильная своей сухопутной крестьянской армией, стояла на перепутье: нужно было либо строить флот и становиться могучей морской державой, либо полностью отказаться от стремления к господству в Западном, а затем и в Восточном Средиземноморье.
