— А я слышала, что дождь это очень хороший знак! — воскликнула я, вывернувшись из материнской хватки и хлопнув в ладоши с такой силой, что граф подпрыгнул на месте от неожиданности. — Дождь смывает все неудачи, плохие мысли и неприятности! Должно быть, Платон очень рад нам и никак не может дождаться встречи!
Это было огромное такое преувеличение.
Гигантское, я бы даже сказала.
Где-то прямо по соседству с откровенным враньем.
Платон в окружении прислуги встречал нас на подъездной дорожке.
Как и в оригинальном романе, я вышла из кареты вслед за матерью, опираясь на любезно предложенную руку графа, и неуместный измученный вид Платона стал первым, что бросилось мне в глаза.
Он был худым и бледным, куда больше положенного, его глаза лихорадочно блестели, выдавая в Платоне человека, который совсем недавно тяжело болел.
Тем не менее его взгляд был весьма и весьма тяжелым, и я уже даже знала почему.
Я ну никак, ни с какого бока, не была похожа на собаку.
Тем не менее, несмотря на очевидное недовольство, Платон молчал, пока граф объяснял, кто из слуг за что отвечает и нахваливал усадьбу.
Он периодически поглядывал на отца и выглядел как тот, кто готовится вот-вот получить нагоняй.
Примерно так оно и вышло.
Словно только сейчас вспомнив о нем, граф повернулся к сыну, взяв мою мать за руку.
— Кассандра, Дафнюшка, познакомьтесь, это мой сын Платон. Платон, теперь это твои мать и сестра, и я надеюсь, что при дальнейшем общении с ними ты продемонстрируешь свои лучшие манеры. А пока что это, — он поднял руку и несколькими круговыми движениями в воздухе обозначил заметно присмиревшую бурю, — никуда не годится.
В следующую секунду небо и вовсе полностью прояснилось, и лето вернулось в усадьбу как по волшебству.
— Я много раз говорил тебе, как опасно терять контроль над магией. Ты хочешь, чтобы кто-нибудь пострадал? Или вовсе умер?
Платон сердито пожевал нижнюю губу.
— А собака где? — без особой надежды спросил он.
— Что? — растерялся граф.
— Ты сказал, что привезешь мне нового друга.
— Я говорил о Дафнюшке.
Меня в который раз передёрнуло от подобного обращения. Как по мне, так это было что-то прямо рядом с "хрюшкой". Прицепится, потом не отдерешь.
Без особой надежды на успех я мило улыбнулась и помахала Платону рукой.
— То есть собаки не будет? — выцепил он из разговора главное.
Граф махнул рукой, словно не видел смысла в продолжении разговора.
— Фекла, — он обратился к одной из горничных, кажется, самой молодой, — покажи Дафнюшке ее комнату и помоги ей освоиться. С этого дня ты будешь присматривать за ней.
— Но ведь я уже присматриваю за юным господином, — растерялась Фекла.
Все мы синхронно уставились на Платона.
Его рубашка наполовину торчала из штанов, галстук был перекручен, ботинки явно не принадлежали одной паре, волосы находились в полнейшем беспорядке, а на лицо налипла какая-то грязь, как если бы он до встречи с нами лазил по дымоходу.
Вот пусть она и дальше присматривает исключительно за Платоном!
Мне такого добра и даром не надо, она же явно слепая.
— Не помню, чтобы я тебе это поручал, — граф предпочел сделать вид, что не заметил ничего странного.
— Вы же сами сказали!
— Тебя не устраивает твоя работа, Фекла? Хочешь получить расчет? Не уверен, что смогу выдать тебе рекомендательное письмо, но если тебя это устраивает, почему нет.
Девушка отрицательно замотала головой.
Блеск.
Кажется, я сейчас увожу чью-то служанку.
Невелика потеря, конечно, судя по виду Платона, и тем не менее.
Мне хотелось крикнуть:
Эй, Ваше Сиятельство, что вы делаете и зачем? Тут что, мало другой прислуги? И вообще — мне не нужна горничная горничная, я и сама найду комнату.
Я посмотрела вверх, на возвышающийся над нами дворец.
Ну или я найду портал в ад.
Но все же!
— Я подберу Платону кого-нибудь еще, — сурово поджал губы граф. — Позже. Разве он плохо знаком с усадьбой?
Фекла промолчала.
Она выглядела так словно вот-вот расплачется, и я понимала почему.
Покопавшись в памяти, я вспомнила, что Платон как-то вспоминал одну единственную горничную, которая действительно заботилась о нем и относилась как к человеку, а не как к надоедливому недоразумению.
Вероятно, это и была Фекла. Ах, ну да. Граф также отдал ее Дафне. Фекла сделала там что-то не так, Дафна впала в истерику, и Феклу уволили.
Но что именно сделала Фекла?
Отказалась подливать приворотное зелье в чай заглянувшему в гости цесаревичу Илариону?
Что ж, нормальное такое решение, как для того, кто не хочет попрощаться со своей головой.
Дафна, тебе следовало бы брать с нее пример, слышишь?
Граф повел мою мать любоваться садом, попутно выслушивая какой-то бубнеж управляющего, остальная прислуга как по волшебству испарилась, и я, Фекла и Платон остались наслаждаться напряженной тишиной.
— Пойдемте, юная госпожа, — сказала Фекла, ее взгляд снова скользнул к Платону, который продолжал безмолвно закипать, как сломанный чайник, то есть искрил в процессе. — Юный господин, обещаю, я сразу же вернусь к вам-
— А разве брат не может пойти с нами? — спросила я.
На меня уставились два в равной степени непонимающих взгляда.
— Граф сказал, что он хорошо ориентируется в поместье, наверняка даже лучше тебя, Фекла! Можно он пойдет с нами? Пожалуйста, пожалуйста!
Для верности я подергала ее за подол юбки.
И наконец встретилась взглядом с Платоном.
Жажды убийства в нем поубавилось, но и чего-то другого не появилось.
Эх, это плохо.
Мой изначальный план по выживанию был предельно прост — веди себя достойно, не пересекайся с Платоном, при встрече с цесаревичем Иларионом заблаговременно притворись мертвой, и — будет тебе счастье.
В смысле не будет тебе голова-с-плеч-долой, что, в общем-то, уже неплохо. Над остальным можно поработать и после устранения основной проблемы.
Вот только после того, что я сейчас увидела… Я чувствовала, что мой план резко сходит с рельсов и летит куда-то в пропасть с протяжным свистом.
Потому что я была взрослой, а передо мной был одинокий ребенок, мимо которого, если я хотела точно следовать своему плану, мне нужно было пройти. Вот только я так не могла.
Я только что, пусть и не по своей воле, забрала его горничную, и, боюсь, дальше станет только хуже.
В самом деле.
Я куда вероятнее организую себе неприятности, если просто оставлю все, как есть.
Я снова улыбнулась Платону настолько дружелюбно, насколько это вообще было возможно, так широко, что уже через несколько минут у меня заныли щеки.
Давай, смотри, я совершенно безобидная девочка-ромашка, милая и тупая, и я на твоей стороне.
Ну?
Ну хотя бы кивни!
Или скажи что-нибудь!
Ты же умеешь разговаривать, я же видела!
— Юный господин? — позвала Фекла.
Вместо ответа Платон повернулся к нам спиной и стремительно зашагал прочь.
Э?
Серьезно?
То есть ты вот настолько вот расстроен тем, что я не собака?
Глава 4
Молодой мужчина стоял напротив безымянной могилы: ни дат, ни имени, ни единого знака, который бы позволил случайному наблюдателю сделать вывод о том, кто покоится под плоским серым камнем на заброшенной лесной опушке, где трава выросла такой высокой, что доставала почти до колена.
В траве блестели капли росы, это было раннее утро, и несмотря на то, что уже рассвело, солнце еще не показалось на небе, лишь слегка залив его румянцем.
Он засунул руки в карманы и несколько раз перекатился с носка на пятку, прикусывая губу в нервной, изломанной манере, словно никак не мог решить, что сказать.
Полы его плаща трепетали на легком ветру.
Желтые глаза в прорезях маски горели едва сдерживаемой яростью.
— Я снова не принес тебе цветов, — наконец заговорил он, и это был тихий, нежный тон, которого совсем нельзя было ожидать исходя из общей атмосферы. — Я все еще не думаю, что это уместно.
