Ты
представь себе,
что
я – девушка твоей мечты…
Лягушка начала петь, томно, четко выводя каждую фразу, и одновременно стала танцевать, бросая на подручного такие взгляды, от которых у него в штанах мог начаться пожар. Ксавье стал трясти головой, – чур меня, чур!- объятый страхом, граничившим с ужасом. Представление длилось добрых пять минут. После чего лягушка раскланялась, вернулась в свой ларец и даже крышку за собой закрыла – щелк!
Ксавье долго стоял без движения, будто вкопанный, потом снял свою розовую каску, плюнул в нее и снова надел на голову, прекрасно сознавая полную бессмысленность такого действия, но и удержаться от этого нелепого поступка он никак не мог. Парнишка схватил ларец и быстро пошел в направлении лестниц, но никак не мог их найти, потому что на дне котлована было уже совсем темно; однако чувства его были в таком паническом смятении, что он как-то умудрился вскарабкаться по обрывистой стене котлована и выбраться на улицу. Однако, когда подручный там оказался, он понятия не имел, в какую сторону ему надо было идти. Он не знал, где находится, есть у него дом или нет, а если есть, то где именно.
Его так и подмывало поднять ларец над головой, размахнувшись, швырнуть его на дно котлована, а потом броситься со всех ног в порт, сесть на любой корабль, прокрасться на борт хоть безбилетником, если другого выхода не будет, лишь бы тот корабль плыл куда-нибудь подальше, далеко-далеко от берегов этой Америки, этого сущего ада, где могут твориться любые чудеса.
Тут он услышал, как кто-то его окликнул. Парнишка как безумный стал оглядываться по сторонам, думая только о том, как бы поскорее отсюда сбежать. Но путь ему уже преградила тележка, неожиданно возникшая из темноты.
Глава 4
Тележку тащил человек, согнувшийся чуть не до земли из-за тяжести наваленного на нее скарба. Ксавье испугался, решив, что наткнулся на банду разбойников, – бездомные, оставшиеся без крыши над головой, нередко становились опасными преступниками. Но за мужчиной шла женщина, прижимавшая к груди ребенка, а рядом с ней, держась за ее юбку, шагал мальчуган лет шести или семи. На жестоких бандитов они похожи не были. Тележка была наполнена доверху, как мусорный бак. Стулья, матрасы и еще какая-то мебель, перевязанная веревками так, что вся эта груда вещей держалась на честном слове. Ксавье узнал женщину. Именно она в панике выскочила из того дома, дверь в который Пески сорвал с петель ударом головы.
Кивнув в сторону Ксавье головой, мужчина сказал жене:
– Смотри, Мария, этим людям мало того, что они наши дома сносят, они потом возвращаются, чтоб разграбить наши пожитки.
Ксавье сделал жест, который должен был опровергнуть утверждение мужчины.
Тот опустил ручки тележки на землю и направился к Ксавье, который отступил на шаг назад.
– Что ты тут делаешь? А? Ну-ка, отвечай!
– Джорджио, пожалуйста, не трогай его, ты разве не видишь – он еще ребенок, – негромко сказала Мария, и слова ее согрели сердце парнишки.
Пристальным взглядом Джорджио смерил Ксавье с головы до ног: тощий, длинный парень, которого трясло от страха и усталости.
– Значит, ты у нас разрушитель, так получается? – спросил мужчина уже не так резко, как говорил раньше. – Ты вроде на них не похож.
– Только подручный. Всего лишь ученик.
Мужчину, казалось, заинтриговало совсем не то, что волновало Ксавье.
– И сколько тебе уже стукнуло? Семнадцать, восемнадцать?
Ксавье не ответил. Мужчина повторил вопрос, но Ксавье молчал, будто воды в рот набрал. Наконец он выдавил из себя:
– Я всего лишь подсобник. Еще даже не рабочий.
– Да, я знаю. У тебя каска розовая.
На некоторое время Джорджио погрузился в раздумья.
– А этот твой акцент… Ты уже давно в Америке?
– Не знаю. Может, месяца два с половиной. Может, итого меньше. Не могу вам точно сказать.
– Не знаешь?
– Не знаю.
– И ты хочешь стать рабочим-разрушителем?
Ксавье только хлопнул ресницами, длинными и как будто завитыми кверху, что само по себе его всегда удивляло, когда он смотрел на себя в зеркало. Парнишка перенес вес тела с правой ноги на
левую ногу.
– А это, скажи мне, пожалуйста, что у тебя такое?
И Джорджио протянул руку. Ксавье отпрянул, защищая ларец. Быстрыми, судорожными движениями он ощупывал свой ящик, напряженно соображая, что бы ему соврать.
– Это подарок моей сестры, которая осталась в наших краях, – чтобы я завтрак свой брал в нем с собой на работу.
Мальчуган, державшийся за материнскую юбку, спросил, не крыса ли сидит в том ящике, потому что, как гласила легенда, которую знали дети всех бездомных, разрушители Гильдии питались в основном летучими мышами и крысами, и несколько раз, когда Ксавье шел домой после работы, дети донимали его пересказами этих жутких поверий.
Мария успокоила ребенка.
– Так, что же ты искал в котловане в такое время? – продолжал гнуть свою линию Джорджио, не закончив еще допрос.
И снова Ксавье воздержался от ответа. Он только заверил мужчину в том, что не украл свой ларец, в котором, он поклялся, нет никакой крысы, и Джорджио понял, что если он еще слегка нажмет
на парнишку, тот тут же расплачется. Мужчине стало не по себе, и он отвел глаза в сторону. Мария спросила подручного, как его зовут. Но не получила ответа.
– У тебя же должно быть имя, как тебя зовут люди?
Ее голос ее был полон такой теплоты, что у парнишки отлегло от сердца, и он ответил:
– Ксавье, так они меня называют.
Сказав это, он инстинктивно бросил взгляд на свое левое запястье. Джорджио это заметил. Он без грубости взял парнишку за локоть. Спросил, какого черта имя КСАВЬЕ написано у него на запястье несмываемыми чернилами. И снова парнишка ничего ему не ответил. Мужчина отпустил его локоть и заложил руку за спину. Он уже начал раздраженно сопеть, и потому Мария спросила подручного еще более участливо:
– Из какой страны ты приехал? Где ты жил до того, как приехал в Америку? Ты сказал, что оставил в родных краях сестру. Где ты ее оставил?
– Я иммигрант из Венгрии, – в конце концов задумчиво ответил Ксавье, как ученик, не уверенный в том, что ответ его правильный.
Брови Джорджио, изогнувшись, взлетели вверх. Он вопросительно взглянул на жену, которая озадаченно пожала плечами. Джорджио прочистил горло.
– Значит, ты говоришь, что зовут тебя Ксавье и ты приехал из Венгрии?
Ксавье снова хлопнул длинными ресницами и еще раз, как бы подчиняясь какому-то рефлексу, взглянул на запястье, и тут же к лицу его прилила кровь, потому что это выглядело так, будто он хотел убедиться в том, что именно так его и зовут. В этот момент до них донесся звук скрипящих колес, и появился человек, сгорбившийся на велосипеде. На заднем багажнике сидела старуха, крепко обнимавшая руками мужчину за шею; она была перевязана множеством шалей, концы которых развевались на ветру. Поравнявшись с ними, велосипедист, сжимавший зубами сигару, чуть притормозил, слегка кивнул Джорджио и поехал дальше своей дорогой. Они молча следили, как он удаляется, пока странная парочка не исчезла из виду.
Ксавье охватила паника; мальчуган глубже зарылся в материнскую юбку, он чуть не кричал от страха.
– В чем дело? – спросил Джорджио, сам готовый запаниковать.
Лягушка стала колотить в стенки ларца с таким остервенением, что невольно напрашивалась мысль о кастаньетах.
– Так ты мне скажешь, в конце концов, или нет, что там у тебя такое в этом ящике?
Мальчик завопил:
– Там крыса! Он крысу в своем ящике спрятал!
Ксавье почувствовал, что у него раскалывается голова. Он бросился бежать.
– Нет! Подожди! – кричал Джорджио. – Мы не хотим тебя обидеть. Есть масса вещей, о которых мне надо с тобой поговорить! Ксавье!
Но он был уже далеко, часто и тяжело дышал и очень страдал от того, что у него кололо сердце, потому что, когда он бежал, у него всегда сердце кололо; и теперь он старался идти так быстро, как только мог, хоть из-за боли в сердце шел слегка прихрамывая. Подручный дошел до конца улицы и понял, что попал из огня да в полымя. Именно там находилась часовенка, вокруг которой группами стояли бездомные, их много было на лужайке, на паперти и в самом здании. И – надо же такому случиться!- Ксавье оказался в самой их гуще в одежде разрушителя. На другой стороне улицы были припаркованы три или четыре полицейские машины. Некоторые бездомные указывали пальцами в сторону колокольни и кричали полными вековой скорби голосами: «УБЕЖИЩЕ!.. УБЕЖИЩЕ!» Полицейские отвечали им презрительными усмешками; раньше или позже они всех этих бродяг пересажают за решетку. С наступлением ночи спала дневная жара. Стало даже зябко, тут и там начали разжигать костры и печь в углях свеклу и картошку. Вокруг огня собирались люди: мужчины чинили обувь, женщины кормили детей; бородачи в очках, тощие личности в обносках размахивали тростями и судачили о политике, пальцы их пожелтели от табака; какие-то старики настолько впали в детство, что приветливо махали полицейским и смеялись как дети. Обездоленные всех мастей были поглощены своими нищенскими нуждами – штопали, латали, подвязывали, перешивали, и повсюду на горемычных своих подстилках рядом с тележками, как две капли воды похожими на ту, что катили Мария с Джорджио, маялись хилые и хворые.
