из новой коллекции? Ведь его же не должно было быть в городе! Черт! Черт! Черт! Н-да, хорош, ничего не скажешь. Черт! Хорошо, хоть пятно с внутренней стороны, а снаружи-то я еще вполне ничего, кажется, он даже не заметил, как я уставилась на него в первые секунды. И не заметит, уж я гарантирую.
Ой, что это ))) Невеста-то у него тоже беременная, да еще похоже живот-то побольше нашего ))) Батюшки свет, да это же Ларочка! И Гогик!
– Ну, как вы?
Это воробушек с тушкой спрашивают у них.
– Придумали, как назовете сына?
– В честь папы – Гогиком!
Ну, Ларочка просто цветет. Вся такая круглая стала, румяная. А палантин хорош, хорош. С трудом сдерживаю себя, чтобы не взглянуть на его мягкую короткую шерстку. Что это, интересно, неужели норка? Такая белая… Господи, не дай умереть от зависти!…
Наконец-то все переженились, нагулялись и опять отправились в холл гостиницы. Оставили меня в лимузине. Рядом с палантином. Лежим на одном сидении. Касаемся друг друга. Он такой шелковистый. Мягкий. Теплый. От него так вкусно пахнет. Я не смотрю в его сторону, вовсе нет. И даже не слушаю, что он мне там говорит. Хорошо, что ему не видно моего пятна.
Любовь, говорите? Замужество? И почему я всегда так категорично была настроена против них? Наверное, все-таки надо будет попробовать как-нибудь.
Тринадцать месяцев
Я не заметила, как он пришел, его как будто и не было. Я не думала о нем, его присутствие не мешало. Это был Декабрь, и он ничего от меня не требовал. Мне захотелось что-то ему сказать, но он не спросил, и я промолчала.
Потом, шумно распахнув дверь, явился Январь. Вид у него был самый обычный, но в следующую секунду из одного кармана он достал огромный торт, из другого – бутылку шампанского, из которого тут же вылетела пробка, вытряхнул из маленьких рукавичек конфетти, и я смеялась до слез, глядя, какие смешные он корчил рожицы, пугая ими моего кота, который в испуге забивался под кровать и выглядывал оттуда, сверкая зелеными глазами.
С Февралем было скучно. Он без конца чертил какие-то графики, складывал и вычитал, делил и умножал, бубнил себе под нос и смотрел на меня неодобрительно, как будто ожидая, что я буду заниматься тем же. Я попробовала, но чертежи получились кривоваты, задачи были решены неверно, единственное, что получилось здорово, это белая лилия, которую я нарисовала на полях какой-то диаграммы. Она была нарисована простым карандашом, но почему-то было понятно, что у нее желтая серединка и зеленые листья. Слишком желтая серединка и слишком зеленые листья, сказал Февраль, в природе таких не бывает. Отвратительный рисунок, добавил он, и диаграмма тоже отвратительная. И снова что-то невнятно забубнил себе под нос, вернувшись к своим числам и графикам.
Я вздохнула с облегчением, когда его сменил Март. Но радость оказалась преждевременной, потому что тот оказался педантом. Он знал что, как и в какое время должно происходить и что нужно делать, чтобы это происходило в назначенный срок, и нельзя было ошибаться ни в чем. Он был такой умный и такой опытный, мне так хотелось произвести на него хорошее впечатление, но когда я выжала апельсиново-мандариновый сок вместо мандаринно-апельсинового, мы поссорились. Я больше не приду, сказал он. Как не придешь? – удивилась я. А кто же будет вместо тебя на следующий год? Он ничего не ответил, только демонстративно хлопнул дверью.
Когда мне стало совсем грустно, ворвался Апрель. Мы с ним носились по городским улицам и лесным тропинкам, висели на заборах и пускали мыльные пузыри, лепили из теста пирожки с земляникой, черникой и клубникой, кидались друг в друга подушками и посылали друг другу бумажные самолетики. И почему бы всем месяцам не быть таким как Апрель? – подумала я, но тут явился Май.
Он вкатил в мою комнату вешалку с пышными свадебными платьями и начал деловито примерять их на меня. Зачем столько свадебных платьев и почему они все розовые? У меня даже жениха нет! Будет платье – будет жених, говорил мне Май, и как ни странно, оказался прав. Я не заметила, как оказалась завалена кружевами, рюшами, страусовыми перьями и нитками жемчуга. Кот фыркая пробирался сквозь это романтическое изобилие, залегая время от времени как в засаде за чем-нибудь розовым или перламутровым, а Май учил меня танцевать вальс и то и дело отчитывал меня за невнимательность.
Потом ко мне пришла девочка. Я не сразу поняла, что она и есть Июнь. Ну как девочка может быть месяцем, да еще таким хрупким и нежным? Оказывается, такое тоже возможно. Это была очень строгая и очень умная девочка, но она не знала, что все ее разумные речи, с которыми я соглашалась, важно кивая головой, выветрятся из моих мыслей, как только придет Июль.
Он влез ко мне через окно. Как он сделал это, ведь я живу на седьмом этаже! Он легко перекинул свое поджарое тело через подоконник и тут же упал передо мной на одно колено, взял в руки мою ладонь и высыпал в нее из своей горстку мака. Влажные черные крупинки пристали к коже, и он слизывал их языком с моей ладони смешливо и волнительно глядя мне в глаза. У меня по спине бежали мурашки и так хотелось тоже упасть на колени рядом с ним, но как же Май и розовое свадебное платье? Хотя ведь я никогда не хотела, чтобы оно было розовым.
Август все расставил по своим местам. Он был очень аристократичен и утончен, так что я тут же забросила розовое платье и отмыла руки от мака. Сшила себе брючный костюм и сделала строгую прическу. Но он все равно не остался со мной. Сказал, что я сама не знаю, чего хочу, поэтому Сентябрь, который не заставил себя долго ждать, потребовал от меня, чтобы я написала план на год. Я спросила, писать план на следующий год или брать за точку отсчета текущий момент? Сентябрь подумал, взявшись за подбородок, и сказал, что надо написать два. Август был прав, я не знала, чего хотела. Но я знала, что чего-то хочу.
Октябрь приходил, когда я спала, устав от составления планов, поэтому я не увидела его. Говорят, он очень, очень, очень красив, и я так хотела на него посмотреть! Специально напилась кофе и открыла окно, чтобы холодный осенний воздух помог мне остаться в бодрствующем состоянии, но все равно
