Те немногие, которые, может, и видели эту шатию, молчат. Боятся мести? Если так, значит, замешан кто-то из их знакомых. Знать, хотя бы, из какой деревни. А может, и что вероятней всего, просто не хотят сотрудничать с милицией. До чего ж это тошно, несправедливо до чего.
Обворуют человека, хулиган, либо пьянчуга начистит ему физиономию... да чего начистит, пригрозит только, и человек взовьется, куда тебе ураган. Пять пар сапог стопчет, по милициям шастая. А встретят его "добры молодцы" в темном углу, так его первое слово после "Караул!" будет "Милиция!" А когда не его лично касается, он, как в детсаду во время обеда, глух и нем. И что самое непонятное в таком отношении - слепота человеческая, глухота, равнодушие какое-то. Неужели не видят люди, что милиция к ним всей душой. Именно не службой, а душой. На дежурстве сотрудник не на дежурстве, но на службе он всегда. Он как пистолет со взведенным курком - в любую секунду готов выстрелить. И те, кто рядом, должны быть уверены, что осечки не будет, потому что осечка может обойтись дорого. Говорят, что милиционеры грубы. Они, мол, руки заламывают, толкают, а то и сунуть могут. Все до одного видят такие действия сотрудников. И дружно осуждают. Интересно! Чего же они сами не пытаются воздействовать на шпану лаской, когда она на них с кулаками лезет. Взяли бы да поюворили по душам. Он тебя по харе, а ты ему: "Ну, миленький, ну, хороший.. " Так ведь нет, милицию зовут.
А когда появится милиция и станет действовать согласно обстановке, обязательно вдруг жалостливые найдутся.
Куда недавнее возмущение девается. Давай все на милицию, парнп там здоровые, выдержат. Эх-ма, убрать бы на недельку милицию, предоставить ей массовый отгул, посмотрели бы тогда, как эти жалелыцики покуковали бы...
Такие отчасти верные, отчасти несправедливые мысли владели Николаем Степановичем Урвачевым, когда он объезжал на председательском газике свою анархию.
Кое-кому его думы могут показаться слишком субъективными, но не будем забывать обстоятельства, которые их вызвали, сделаем также скидку на возраст, и если не примем все эти мысли целиком, то во всяком случае согласимся, что рациональное зерно в них есть. А может быть, и два.
Окончательно уйти в рассуждения о людской неблагодарности и сделать далеко идущие выводы Урвачеву не дал все тот же возраст. Ибо хотя и был участковый молод, тем не менее уже перешел тот рубеж, когда некоторые безбородые старики каждую сугубо собственную неудачу возводят в глобальный масштаб и используют как повод для пространных рассуждений о несовершенстве сущего. Да и по складу характера своего Урвачев принадлежал к тому счастливому большинству, которое не ищет виновных на стороне, а личные промахи относит только на свой счет и не более. Поэтому, посетовав мысленно на тех, кто не хочет идти рука об руку с милиционером, Урвачев тут же принялся казнить себя. "По нашему району, - думал он, раскрываемость составляет почти девяносто семь процентов. Встречались среди преступлении и грабежи, и убийства, зарегистрировано даже разбойное нападение. И все они раскрыты.
Ведь и в тех случаях не теряли на местах преступлений личные документы и не оставляли факсимиле преступники. Тем не менее их находили. А вот я найти не могу.
Не только найти не могу, а толкусь буквально на месте.
Стало быть, я - дундук. И в этом надо признаться открыто, потому что страдает дело. То, что я пыжусь бесполезно - видят все. И я для всех в данном случае не просто Урвачев, а участковый инспектор, представитель власти. А значит, по мне судят о работе нашей милиции вообще. Если и сегодня все будет глухо, завтра же буду просить Павловского Следователь он опытный, и ничего страшного, побуду при нем на побегушках. Учиться никогда не зазорно, куда зазорней оказаться мыльным пузырем. А если я и научиться ничему не смогу, значит, я олух царя небесного и мне самое время подаваться коровам "хвосты вертеть".
Как всегда бывает, и о чем даже в песне поется, вслед тучам приходит солнышко, и настроение человеческое соответственно улучшается. Улучшилось оно и у клунниковского участкового, когда он перестал думать о себе и о своей роли в милицейской табели о рангах, а целиком переключил мысли на дело. Он стал представлять себе (в который уже раз) действия преступников, склонившихся над оглушенным сторожем. Он видел, как наяву, три склонившиеся над поверженным дедом Ермолаем фигуры. Одна из них бугайского склада, в плечах чуть шире дружинника Кошелькова, другая - ни дать ни взять Николай Дмитриевич Липовцев, колхозный зоотехник, ну, а третья... третья фигура была в общем расплывчатой, но на ней Урвачев не сосредоточивался. Он почему-то был уверен, что деда вязал кто-то из двоих: либо усатый, либо бугаистый. Скорее всего второй. Откуда возникла такая уверенность? Из узла, который мог использовать либо матрос, либо рыбак. Люди этих профессии представлялись Урвачеву созданиями крепкими, в чем он отчасти был прав. Разрабатывая версию поиска, участковый склонялся к мысли, что магазин ограбили люди случайные, действовавшие, так сказать, в порядке "вдохновения". Будь это рецидивисты, они наверняка бы воспользовались благоприятным стечением обстоятельств: есть транспорт, внимание милиции уже сосредоточено на Клунникове, а соседние деревни от "опеки", так сказать, свободны, к тому же и охраны там, по сути, никакой нет. Магазинишки крохотные, держать при них сторожей - себе накладней. А при всем при том поживиться есть чем. К тому же, коль приехали они "на гастроли", то не из-за одного же объекта.
Нет, это дело кого-то из района. Случайные орудовали.
Казалось бы, это должно облегчить задачу ищущего. Неопытные люди обязаны наделать столько ошибок, что профессиональному криминалисту только и забот - раскладывать улики по полочкам. Самое ходячее заблуждение. Опытные преступники прибегают к изощренным средствам следов, что само по себе, уже является следом, который у разыскников именуется почерком преступника и подсказывает направление поисков. Почерк - это привычные методы работы, привычка же, как известно, вторая натура. А здесь никакого почерка не было Было самое примитивное нападение на сторожа с примитивным же отвлекающим вопросом насчет выпивки, пробой вырван шинной монтировкой. Это скорее всего говорит о том, что преступление не готовилось, а замысел его возник экспромтом. Угнали неизвестные мотоцикл, может быть, даже с единственной целью - прокатиться, были, скорее всего, под хмелем, не под валящим с ног, а повергающим в то самое состояние, когда по колено кажется море. Тут-то и возникло решение. Покопались в багажнике, попалась под руку монтировка (на след, оставленный орудием взлома, стандартная мотоциклетная монтировка накладывалась точь-в-точь)... Итак, матрос или рыбак! Урвачев держал в руках бородавчатый круг руля, а пальцы словно ощущали шелковистую вязь капрона... вот конец узла подходит под затяжку, вот перехлестывает вязь капрона...
вот конец узла подходит под затяжку, вот перехлестывает струну шнура... Бессчетное количество раз Урвачев мысленно вязал этот проклятый узел. Не только наяву вязал, но и во сне, когда снились ему всевозможные кошмары, которые при бодрствовании забывались, но, тем не менее, оставляли на душе тяжелое щемящее чувство.
А потом вдруг Урвачеву стало мниться, что сегодня, именно во время этой поездки он найдет пропавший мотоцикл. Бывает же так: человек чего-то неукротимо хочет и желание непременно сбывается. И настолько заморочил себя такими иллюзиями участковый, что однажды прямо-таки обомлел: на опушке колка, чуть скрытый низкорослым черемушником, стоял темно-голубой мотоцикл марки ИЖ-Юпитер с коляской. Урвачев ни на секунду не сомневался, что номерной знак этого мотоцикла АЛА 27-... N° шасси Б 10... и т. д.
Но номер оказался иным. К тому же поблизости от мотоцикла находились хозяева. Колхозный скотник Матвей Кожемякин с женой рвали в колке землянику.
Они появились на опушке, едва Урвачев притормозил около их мотоцикла.
- Это ты, Степаныч? - миролюбиво сказал Матвей. - Правильно сюда подрулил. Ягоды полно. На втором взвозе обобрали, а здесь еще не тронуто.
- Прятать мотор надо, - в сердцах рыкнул еще не пришедший в себя участковый. - Останешься без личной техники.
- У меня секретка.
- Мало что. Народ умный пошел. Все электрики.
- Милиция найдет, - подмигнул Матвей, полагая, что участковому за его заботу надо польстить. - И в песне так поют: "Стоим на страже..."
- Веселый ты чего-то, - подозрительно сказал Урвачев. - Случаем не причастился?
- Можно бы, да нельзя. За рулем не пью. А вечером - отчего, - вдруг по-своему истолковал неприветливость участкового. - Заходи, Степаныч, вечером. Тоже, небось, с устатку-то...
- Еще чего.
Нажал Урвачев на стартер и двинулся своей дорогой. А Кожемякин посмотрел ему вслед и сказал жене назидательно:
- Вот что значит у человека служба сурьезная, с людями и то выпить нельзя.
