— Теперь я здесь, дорогая. Все будет в порядке.
У девочки опустился уголок рта. Она что, не поверила мне?
— Ты иди спать. Я здесь со всем разберусь.
Девочка открыла рот, словно собираясь запротестовать, потом закрыла его и, как испуганный заяц, потрусила в соседнюю комнату.
Я поставила чемодан возле комода и уставилась на стену, разделяющую спальни.
Безусловно, тетя Адабель нуждалась в помощи. Я знала, что могу навести порядок в доме и готовить пищу, но я никогда самостоятельно не брала на себя ответственность за ребенка. На самом деле у меня вообще не было никакого опыта в общении с детьми, кроме младших учеников в школе. Но, кажется, Олли вполне самостоятельна. Очевидно, что до сих пор со всем в доме управлялась она.
Выйдя в коридор, я на ощупь, опираясь о стену, нашла лестницу и сошла вниз. Перед тем как шериф уедет, мне необходимо задать ему несколько вопросов. Выбившиеся кудри щекотали мне лицо, пока я неуверенно шла по направлению к освещенной комнате. Я остановилась и слепо заморгала, выйдя из темноты на яркий свет.
— Вот и она, Адабель! — В голосе шерифа была нежность, которая удивила меня.
Мои глаза привыкли к свету, а нос к ошеломляющему запаху камфары и мяты. Шериф стоял возле кровати и держал маленькую руку моей тети. Я изучала лицо уставившейся на меня из-под кучи стеганых одеял женщины. В ней я не увидела и подобия черт, сохранившихся в моей памяти как лицо тети Адабель. Не было и следа розовых щек и сияющих глаз. Ее кожа плотно обтягивала кости, а вовсе не была мягкой и здоровой, как запомнилось мне.
Я попыталась сдержать вздох, но он вырвался и разнесся в тишине комнаты.
Голова шерифа резко вздернулась. Он уставился на меня, будто по комнате вихрем пронеслись мои панические мысли. Потом он смягчился и показал, что мне следует взять стул и сесть возле кровати. Я сделала так, как он предложил, но была уверена, что, когда я взглянула на него, мои глаза были такими же большими, как кувшинки на глади водоема. Мама никогда не допускала меня в комнату больных. Когда болели папа или Уилл, она всегда ухаживала за ними сама.
Я попросила бы шерифа остаться.
Но он вряд ли сможет. Не на всю ночь. Не без компаньонки в доме.
Он пристально посмотрел на меня.
— Теперь ты в хороших руках, Адабель!
В знак согласия я слегка склонила голову. Я не уверена, что мои руки так уж хороши. Они молоды, неопытны, незрелы. А то, чем болела тетя, совсем не походило на симптомы гриппа, которые я видела раньше. Было очевидно, что тетя Адабель серьезно больна, эти ее запавшие темные глаза, бледное лицо. Я не знала, как ухаживать за такими тяжелыми больными.
Шериф Джефрис лишь кивнул.
— Доктор Ризингер придет снова, как только сможет.
— Спасибо… — раздалось с кровати сквозь хрип. Затем судорожный вдох — и изо рта вырвалось слово «шериф».
Мужчина поднялся. Я последовала его примеру и пошла за ним к двери.
— Вода в тазу, — сказал он мне. — Меняйте холодные компрессы.
— Кто… — Я едва проглотила комок, стоявший в горле. — Кто такая Олли? Я должна и о ней заботиться?
Шериф потер лицо рукой.
— Адабель заботилась об Олли Элизабет, ее братьях и сестре с тех пор, как умерла их мать. Пока их отец воюет с немцами, они нуждаются в ком-то, кто позаботится о них.
Я пыталась осознать сказанное. Братья? Сестра? Разве у них нет родственников?
— Я приеду завтра, хорошо? — Он надел шляпу и ушел прежде, чем ко мне вернулся голос и я могла бы запротестовать.
Наблюдать за внезапно опустевшей после его ухода комнатой было все равно что смотреть, как в колодец опускается веревка и исчезает в небытии, и только звук наполняемого ведра означает, что она достигла дна.
Мой знак о том, что дно достигнуто, пришел в форме еще одного судорожного вздоха, раздавшегося с кровати рядом. Я заставила себя улыбнуться, смотря в лицо больной. Вспомнив про компрессы и холодную воду, я опустила в таз сухую ткань, отжала ее и положила на лоб тети.
— Я думаю, вы не узнали меня, тетя Адабель. Я Ребекка. Моя мама — ваша сестра — послала меня приглядывать за вами. — Звук моего собственного голоса успокоил меня.
Тетю сотряс приступ кашля. Я отступила от кровати, лоскут ткани при этом повис у меня в руках, и подождала, пока кашель не затихнет. Она протянула мне руку. Я подошла к кровати, в животе все похолодело от паники.
— Красивая, — прошептала она.
Что она имела в виду?
— Уже осталось недолго. — Медленные, усталые слова.
— Не волнуйтесь, тетя Адабель! — Я обернула ее горящие щеки холодной тканью. — Теперь я здесь. Скоро вы встанете на ноги. Я обещаю.
Мой голос звучал куда более уверенно, чем я себя чувствовала.
* * *
Я дремала на стуле, временами просыпаясь то ли от тишины, то ли от стонов тети. Каждый раз, стряхивая сон с лица, ставила еще один холодный компресс на голову тети, пылающую от жара.
Наутро кожа тети Адабель стала еще темнее. Или, может быть, свет угасал? Я посмотрела на лампу, стоящую на прикроватном столике, но прозрачная колба показывала, что гам достаточно керосина, и ее пламя сверкало на прикрученном фитиле.
Я приложила еще один мокрый компресс к ее лбу. Коснувшись лица тети, мои пальцы нагрелись, будто я взялась за свежий хлеб прямо из духовки. Если бы только мама позволила мне наблюдать, как она ухаживает за теми, кого любит! Но она никогда не позволяла. Поэтому я продолжила делать то, что подсказал мне шериф.
Он обещал, что приедет доктор. Но когда? Дрожащими руками я попыталась собрать растрепанные волосы, стараясь заправить непослушные пряди в нужные места. Затем я принялась разглаживать переднюю часть юбки: ткань была помятой и выглядела как морщинистые руки старухи.
Мрак за окном начал сереть. Темные пятна, почти фиолетовые, исполосовали пепельные щеки тети. Разве это нормально при гриппе? Изо рта к подбородку потекла темно-красная струйка. Она коснулась верхнего края белого одеяла и окрасила его в кроваво-красный цвет.
Мое сердце практически остановилось. Я вскочила со стула и вытерла ее подбородок, прежде чем отодвинуться подальше от кровати и крови. Несмотря на всю мою неосведомленность, я тем не менее знала, что это не предвещает ничего хорошего. Моя спина коснулась стены. Я сползла на пол, подтянув колени к груди. Судорожные, дрожащие вдохи заполнили комнату. Я очень хотела убежать, послушать вместо этого шелест ветра среди деревьев или бег воды по камням в ручье. Я не ожидала этого! Мне хотелось лишь сбежать с фермы и отправиться на поиски приключений!
Через некоторое время после рассвета ко мне подошла Ол-ли — светлые волосы спутаны, глаза полны слез, которые никак не прольются. Она обняла меня за шею и прижалась щекой к моей голове. На меня снизошло облегчение, как только я ее обняла. Мы обнимались всего лишь мгновение, прежде чем я встала на дрожащие ноги и взяла Олли за руку. Мы пошли обратно к стулу возле кровати. Я посадила Олли к себе на колени. Она дотянулась до руки тети Адабель и держала ее в своих маленьких ладошках. Я вытерла тканью подбородок тети, который был уже весь залит кровью.
Тетя застонала, длинно и протяжно, все ее тело сотрясал кашель, затем пролилось еще много крови на одеяло, на этот раз и из носа. Олли не отшатнулась, когда я наклонилась, чтобы вытереть тетино лицо. Она лишь поднесла к губам ее восковую руку, поцеловала и положила обратно под одеяло.
Сверху раздались приглушенные удары. Я подняла голову, будто могла увидеть сквозь потолок, что там происходит. Облизала сухие губы.
Олли слезла с коленей.
— Я приведу их. — Девочка распрямила плечи. — Вчера вечером я замочила кукурузную кашу. Мама научила меня делать ее до того, как она… До того, как Дженни… — Девочка ушла из комнаты, не добавив больше ни слова, ее маленькое тельце склонилось вперед, как молодое деревце на ветру.
Что я здесь делаю? Здесь должен все взять в свои руки кто-то другой! Мама. Врач. Шериф. Точно не я.
