МАРИНА. Но ты… не обидишь его?
МАКСИМ. Я постараюсь, чтоб дороги наши не пересекались. Буду стрелять и есть его фазанов. А стает снег – уйду. И никогда не вернусь.
МАРИНА. Сыночек…
МАКСИМ. Без нежностей, мама. Выходи поскорее замуж.
Обращается к Питеру Джеку.
Женись на ней и добейся, чтоб слушалась. Да не откладывай. Она увертлива, точно угорь.
МАРИНА. Максим, не говори так, это ужасно!
МАКСИМ. Прощайте. И оставьте меня в покое – все. Слышите, все!
В ы х о д и т.
МАРИНА. Максим!
ПИТЕР ДЖЕК. Оставь его.
К Хансу Джозефу.
Теперь ты согласен?
ХАНС ДЖОЗЕФ. Что люди подумают?
ПИТЕР ДЖЕК. Подумают: что прошло, то прошло.
ХАНС ДЖОЗЕФ. Так не бывает. Из вчера рождается сегодня. Ничто не проходит без следа. Нельзя страдать, как страдали мы, а потом перевернуть страницу, словно ничего не было.
ПИТЕР ДЖЕК. Но мы можем кое-что изменить, сделать жизнь достойной и менее жестокой. А большее никому из смертных не под силу.
ХАНС ДЖОЗЕФ. Я уже стар, Питер, стар и глубоко, безнадежно несчастлив. С тем, видно, и в могилу сойду. Ничего мне на самом деле не нужно. Но его милость прознает, и тогда случится страшное…
ПИТЕР ДЖЕК. С чего бы его милость вдруг прознал? Если, конечно, ты сам не проговоришься.
ХАНС ДЖОЗЕФ. Ладно, так тому и быть. Смолчим.
ПИТЕР ДЖЕК. Спасибо.
ХАНС ДЖОЗЕФ. Максим прав. Женись на ней. Если охота. Женись поскорее.
В ы х о д и т.
ПИТЕР ДЖЕК подходит к Марине, хочет обнять ее, она уклоняется.
ПИТЕР ДЖЕК. Даже дотронуться до себя не даешь.
МАРИНА. Мне неприятно.
ПИТЕР ДЖЕК. Я понимаю – эти страшные годы, с ним…
МАРИНА. Господи, ну почему я кругом виновата, во всем, перед всеми!
ПИТЕР ДЖЕК. Я тебя не виню. Марина, мы ведь обручились?
МАРИНА (равнодушно). Да.
ПИТЕР ДЖЕК. Ну – не надо, если не хочешь.
МАРИНА. Я же не виновата.
ПИТЕР ДЖЕК. Я знаю. Старик делал с нами что хотел. Захотел тебя. И взял. Но теперь…
МАРИНА. Его милость такой приятный господин.
О б в и н я ю щ е.
Очень ты быстро ему про нас выложил!
ПИТЕР ДЖЕК. Не надо было?
МАРИНА. Нарочно рассказал, чтоб я отступиться не смогла.
ПИТЕР ДЖЕК. Но ты же сказала "да", ты согласилась!
МАРИНА. Прости… Просто я не в себе. Я ломаная, крученая и прежней уже не стану – невозможно это… Ты наверняка считаешь, что я тебе должна быть по гроб жизни благодарна – за любовь твою. Может, и так. Может, я и благодарна, но… Ох, Питер, пустая душа у меня, понимаешь, выжженная. Всю меня переворошило, никогда не пройдет…
ПИТЕР ДЖЕК. Пройдет. Заново научишься жить, обниматься, целоваться.
МАРИНА. Разве в этом дело. Я ведь хочу, чтоб за мной ухаживали, заботились… Не хочу, чтоб просто владели, вещью быть не хочу.
ПИТЕР ДЖЕК. Но, Марина, я не собираюсь тобой владеть.
МАРИНА. А куда ты денешься? Жена – что раба. Все мужчины одинаковы. Сейчас ты добрый. А как поженимся, ты меня беречь и жалеть перестанешь. А потом и вовсе помыкать начнешь. Все вы одним миром мазаны…
ПИТЕР ДЖЕК. Марина, что ты несешь! Ты же знаешь, я всегда любил тебя, с самого детства. Знаешь, как терзался, когда ты замуж вышла и – потом… Я же готов тебя день и ночь на руках носить, я буду любить и беречь тебя всегда, до гробовой доски. Ты меня знаешь – насквозь. Ну, посмотри же в глаза!
МАРИНА. Да, я знаю тебя насквозь. В том-то, наверно, и беда. Ты – это ты, вечный, надежный. Вроде радоваться надо. ан нет… Понимаешь, есть во мне такое, с чем тебе не совладать. Хочется чего-то, пусть даже ужасного… Ох, если б уехать! Я в жизни дальше реки не бывала!
П а у з а.
Прости, Питер. Я выйду за тебя, конечно, выйду. Все уж решено. Особенно теперь, когда и его милость узнали…
ПИТЕР ДЖЕК. Вот поженимся, и ты утихомиришься, заживешь по-новому – счастливо и покойно. Станешь совсем другой.
МАРИНА. Да не хочу я утихомириваться, другой становиться… А хочу… Слышишь?
Далекий звук.
Патрис играет на скрипке. Я и музыки другой не знаю, кроме цыганской скрипки; да еще в церкви красиво поют. Только скрипка лучше. Она – особенная. Ничего лучше в мире нету.
ПИТЕР ДЖЕК. Когда мы поженимся, я тоже успокоюсь и… ревновать тебя ни к кому не стану. Хорошо, хорошо, не трогаю… Ты, верно, презираешь меня за долготерпение. А я все-таки дождусь, чтоб ты привыкла ко мне – как к мужчине. Подожду, потерплю, но только – после свадьбы.
МАРИНА. Ага, загонишь птичку в клетку…
ПИТЕР ДЖЕК. Я люблю тебя.
МАРИНА. И я тебя люблю, милый. Только без жару, печально как-то… Не досталось мне в жизни радости да веселья…
ПИТЕР ДЖЕК. Любовь важнее веселья.
МАРИНА. Правда? Да, наверно, ты прав.
Скрипка Патриса все не смолкает.
МАКСИМ и МИКИ сидят на полу, на авансцене. За ними виден приоткрытый буфет. МИКИ учится читать.
МАКСИМ. Ну, давай, давай.
МИКИ.
Тигр, тигр, жгучий страх,
Ты горишь…* МАКСИМ. Ты это уже читал. Ты эти строчки наизусть знаешь.
МИКИ.
Тигр, тигр, жгу-чий страх,
Ты го-ришь в ноч-ных ле-сах.
МАКСИМ. Ты же не читаешь. По глазам вижу. Наизусть шпаришь. Гляди, вот здесь, другой кусок… Читай!
МИКИ. Не могу, тут все закорючки другие.
МАКСИМ. Если б ты читал, а не притворялся, были бы все те же самые.
МИКИ. Сам сказал, что это другой кусок.
МАКСИМ. Вот тупица!
МИКИ. Не понимаю. Не знаю я, как читать.
МАКСИМ. А как ты, интересно, намерен из этой дыры выбраться, если даже читать не умеешь?
Из буфета доносится мерзкий звук – пилят смычком по струнам. МАКСИМ сердито вскидывается, но решает не обращать внимания.
Ну, гляди, узнаешь эти буквы? Я тебе их сто раз показывал.
МИКИ.
Тигр, тигр, жгучий страх,
Ты гор…
МАКСИМ. Нет, вот здесь. Гляди на буквы. Это какая?
МИКИ. "К".
МАКСИМ. Верно. А это "Т". А это "О". А вот наша подружка "С". Помнишь "С" – собака. Дальше опять "К", потом "Р", "У", "Т", "И", "Л". Теперь читай оба слова вместе. Ну? "Кто скрутил". Давай дальше.
МИКИ…И, Д, Л…
МАКСИМ. Дурень, слова читай, а не буквы.
МИКИ. Ты сам велел говорить буквы.
МАКСИМ. Потому что из букв складываются слова. Буквы сами по себе ничто. Главное – слова.
МИКИ. Так зачем я столько времени буквы учил?
Снова мерзкий скрипучий звук из буфета.
МАКСИМ. Да заткнись ты! Ну же, Мики, гляди!
Кто скрутил и для чего
Нервы сердца твоего?
МИКИ.
Кто скрутил и для чего…
МАКСИМ. Нервы сердца твоего?
МИКИ. Нервы сердца твоего. Мура какая-то.
Снова резкие звуки: смычок по струнам, потом бренчание.
МАКСИМ. Да заткнись! Не то твою чертову скрипку об твою же голову обломаю. Давай снова.
МИКИ. Кто скрутил и для чего.
МАКСИМ. Не надо наизусть. Читай!
МИКИ. А я так могу выучить. Слушаю тебя, слова и запоминаются.
МАКСИМ. Ты же читать учишься, а не предложения зубришь!
МИКИ. Все равно ерунда это все, и книжку ты мне дал детскую. Хочу настоящую читать.
МАКСИМ. Конечно, ерунда. Но начинать-то надо с чего попроще. Давай снова!
МИКИ. Я уже забыл.
МАКСИМ. Если забыл, значит, не читаешь. Гляди, вот здесь.
МИКИ. Это закорючки, а не слова.
МАКСИМ. Самые настоящие слова. Только печатные.
Визг струны. МАКСИМ вскакивает. ПАТРИС поспешно запирается. МАКСИМ стучит кулаками в стенки буфета.
Берегись, цыган! Убью! Слышишь, убью, если еще полезешь не в свое дело. Понял?
ПАТРИС с силой оттягивает струны: "блямс, блямс…" А, черт!
Последний раз ударяет кулаком в стену и возвращается к Мики.
Ну, давай еще попробуем.
МИКИ (разражается плачем). Не могу я, не понимаю, чего ты от меня хочешь.
МАКСИМ. Вот бестолочь!
МИКИ. И госпожа меня не зовет. Сама обещала, я с ней буду жить, красивый, разодетый…
МАКСИМ. Да она забыла двадцать раз. Им слуги – что игрушки. Позволишь из себя ручную мартышку сделать – уши надеру. Ну, где наша книжка?
МИКИ. Не могу я, у меня от закорючек в голове так грустно делается. Не буду, не хочу! Это все детские забавы.
Уклонившись от руки Максима, начинает приплясывать вокруг него.
Тигр, тигр, жгучий страх,
Ты горишь в ночных лесах.
Чей бессмертный взор, любя,
Создал страшного тебя?
А Максимка толстый свин
Носом целых пять аршин.
Положил свой нос в кровать,
Нос сказал: "Не буду спать".
МАКСИМ. Ты сам еще ребенок-поваренок. Так на кухне всю жизнь и проторчишь. До седых волос сковородки будешь мыть. Ладно! Я пошел!
В ы х о д и т.
Осторожно, чтобы не заметил сын, появляется Марина. Смотрит вслед Максиму.
МИКИ.
Тигр, тигр, жгучий страх,
Ты горишь в ночных лесах.
МАРИНА. Не вопи. Иди-ка сюда. Мики, ты случаем не проболтался Питеру Джеку о нас с Патрисом?
МИКИ (пытаясь вырваться из ее цепких рук). Тигр, тигр, жгучий страх… Ничего я не говорил. Уй, больно! Я на тебя госпоже пожалуюсь!
МАРИНА. Перестань голосить. Сам себе больно делаешь! Стой на месте! Не смей никому ничего говорить, понял?! Не твоего ума это дело.