Не извольте сомневаться, рыцарственный коллега Су Цзен, сэр, стародавняя французская кухня возместит нам энергозатраты ничуть не хуже антикварной ханьской гастрономии…
Вне всяких сомнений, сражаться они станут при аппаратно отключенных БИМах, поскольку оба владеют этой разудалой методой, едва ли не капитально наказуемой законом метрополии и командованием корпуса рейнджеров. Если на программно отключенный мониторинг боевого имплантанта, загрузку ложных данных, даже перевод БИМа в спящий режим — чаще всего смотрели сквозь пальцы (вполне простительный проступок, эх, каждому порой нужна временная неприкосновенность частной жизни) то полная аппаратная дезактивация БИМа и его системы самоликвидации ныне подлежали дисциплинарно-криминальной ответственности за нарушение режима безопасности. За такой криминал излишне рисковый комбатант мог реально загреметь в резерв пост-мортем на веки веков и оставаться в имперском депозитарии, пока красное расширение Вселенной не сменится на ее голубое сжатие. Или вообще никогда более не дождаться посмертной реституции.
Когда буква закона мертва, а техногенная эволюция животворит, во Вселенной обитаемые миры гибнут значительно реже, чем свершается правосудие, как бы ни хотелось обратного присяжным юристам, а также законодателям всех времен и народов. Как водится, с древних веков римского права и далее в экуменическом пространстве-времени Звездной империи Террания подвластные народы, свободно действуя на свой страх и риск, компенсируют частной инициативой благие общественные пожелания, распоряжения и законы, произвольно устанавливаемые власть имущими. Тем более это справедливо при авторитарно-либеральных имперских порядках, где никакой вам социально-технологический контроль априори не способен выстроить неодолимые стены между постоянным большинством, демократически царствующим на выборах, и временным меньшинством, избираемым или назначаемым для отправления включительно ограниченных властных полномочий и прерогатив.
Без исключений не бывает правил, нисколько не претендуя на оригинальность, полагали рыцари Конгрегации хладного металла, а посему в сражениях и поединках с кое-какой толикой аутентичности реставрировали старину, надежно отключая анахроничные, неподобающие устройства: боевые имплантанты с полноспектральной периферией и гравиоптикой, пансенсорные коммуникаторы, псионические анализаторы ментальной активности и универс-пояса с генераторами защитных полей. Все же до абсурдного ригоризма реставрационные старания никто не доводил. Уж слишком отсталым представлялся современным рыцарям праисторический воинский реквизит: хрупкое холодное оружие из древней булатной стали, мгновенно теряющей остроту заточки; так же изготовленные по старинным кузнечным технологиям негигиеничные железные доспехи-скафандры, вдребезги разбиваемые одним ударом кулака в металл-хитиновой перчатке; неспешно летящие в белый свет метательные снаряды пружинных арбалетов, луков, инженерно не предназначенных для скорострельности и бронепроницаемости, а также прочий военный антиквариат, считавшийся коллегами Дина Ли и Су Цзена чем-то вроде детских игрушек не более травматичных, чем оловянные солдатики из музея.
Разумеется, любой предмет в руках умелого бойца лихо становится смертельным оружием, причем без всяких скидок на пресловутую технозависимость суперлативной цивилизации. По компетентному мнению Дина Ли и многих его рыцарственных соратников, истинные воители сами по себе суть смертоносные стражи Вселенной без экивоков на историческую относительность уровня развития метагалактического человечества, вооруженного разумом и орудиями уничтожения всего чуждого и враждебного людскому роду. Так было в прошлом на изначальной Земле, а в результате Панспермии есть в настоящем и беспредельно пребудет в доступном пространстве-времени имперской Экумены.
В вопросе долговременного выживания человеческой расы одноклубники Дин Ли и Су Цзен сугубо стояли на позициях безудержного оптимизма, что, наверное, объяснялось их общим военно-историческом хобби. И тем, как после практических учебно-тренировочных боев и театрализованных батальных шоу, популярных у определенной суперлативной публики, вживе жаждавшей кровопролитных зрелищ не меньше древних римлян, прославленные рыцари сэр Либен-Мельхиорент и сэр Янцзен Даосский, частенько отдавали дань философии военного дела.
— Идеология извечной войны всех против всех, благородный сэр Либен, — дело поразительное и местами удивительное. Примера ради возьмем типичного узколобого милитариста, убежденного в том, что оружие есть продолжение его тела. Меч или нечто более продвинутое в тысячелетиях у него, нашего милитариста психологически врастают в руку, становясь своего рода эффектором рефлекторной дуги. А чтобы достичь несбыточного физиологического совершенства, наш гипотетический воин едва ли не с пеленок учится владеть мечом иль топором. И потом же годами непрестанно упражняется…
— Не вижу в этом ничего, достойного удивления, сэр Цзен. Нас с вами, позвольте напомнить, упорно учили рефлекторному прицеливанию боевой перчаткой и другими средствами поражения по той же, берем по малому счету, апробированной методе.
— Так-то оно так. Но с годами у нашего милитариста подкрепляются не воинские условные рефлексы, а возникает навязчивое состояние, мономания, привязывающая его к данному конкретному виду вооружения, его типоразмерам, массе, рычажной балансировке, декоративным украшениям. Не случайно на изначальной Земле в темные века феодальной Европы было принято давать мечам клички, словно боевым коням или псам. Дальше — хуже. Оружие одушевляется и отчуждается от своего носителя в отдельных клинических случаях. Налицо синдром психологической зависимости от куска углеродистого железа. И оно же определяет в бою модель поведения зависимого субъекта, а затем тактику и стратегию подразделений и воинских частей, состоящих из тождественных ему милитаристов. Теперь поместим их в иные технологические условия с обновленными видами вооружения…
— Вы совершенно правы, сэр Цзен, — подхватил мысль собеседника Дин Ли. — Это уже можно назвать ригидной технозависимостью и однажды получить неприятный афронт и постыдную конфузию, подобно закованным в железо неповоротливым французским шевалье здорово схлопотавшим от маневренных английских лучников-йоменов в битве при Азенкуре. Технозависимость высокородных железных болванов оказалась велика, вероятно, поэтому прикормленные менестрели тут же возопили якобы о неблагородстве и подлости метательного оружия.
— А не напоминают ли вам, сержант Ли, те давние дворянские вопли и поэтические сопли то, с какой неприязнью и нежеланием использовать кое-кто из наших коллег, состоящих на действительной рейнджерской службе, неоднозначно приветствует нынче штатный многоцелевой гранатомет Бармица?
— Однозначно, генерал Цзен, сэр, сила привычки к старому оружию и морально устаревшим боевым технологиям есть симптом технозависимости, сэр.
— Тогда сэр Ли рассмотрим другую крайность, когда какой-нибудь пацифист считает личное оружие столь чуждым ему предметом воинского обихода, что чувствует себя безвольным оружейным придатком. Ему кажется, будто бы не он управляет смертоносным вооружением, а оно само злонамеренно руководит им, по натуре мягким, гуманным, мирным, так сказать, цивилизованным человеком. Наш пацифист тоже склонен одушевлять и давать имя собственное мечу, топору, копью — приписывая безмозглым железякам антропоморфные зловредительные умыслы.
— Ну, здесь все просто, сэр. Старая басня. Мол, виновато вино, а не пьяница, злоумышляет меч, а не рука. Стоит разоружиться, воткнуть злой меч в наковальню, а копье — в кучу металлолома, и все станет тип-топ. У пацифистов оно, скажем, копье — один из партикулярных случаев, когда они ищут и находят соответствующие оправдания, позволяющие им без ущерба для собственной тщательно лелеемой миролюбивой совести участвовать в войне и убивать так же результативно, как и столь нелюбимые ими милитаристы. Согласно моему скромному опыту и предвзятым наблюдениям, на недоразвитых планетах, где в ходу воинская повинность и насильственный государственный призыв в армию, пацифисты-дилетанты временами отчаянно воюют получше иных профи. При всем при том наши воинственные миролюбцы суть индоктринированы, часто становясь полноценными комбатантами по идеологическим, религиозным, политическим мотивам.
— При этом заметьте, мастер-сержант, сэр, в исключительно добровольческом корпусе рейнджеров наличествуют как мотивированные милитаристы, так и пацифисты, если рассматривать многих рейнджеров, с кем нам довелось служить, в качестве психологических типажей по отношению к оружию. Вы со мной согласны? — вопросительно резюмировал бригадный генерал красного резерва Сунь Янцзен.
