Тут речь шла не только о первом контакте и Сулла хорошо знал, что должен считаться также с влиянием Югурты, опасного союзника Бокха: последнему трудно было расторгнуть союз, так как Югурта был женат на одной из его дочерей, к тому же имел шпионов среди советников своего тестя. Этот Югурта был опасной личностью, которого никакие сомнения не могли остановить в его желании распространить свое могущество: он убил двух своих кузенов, законных наследников трона Ну мидии. Затем, как только Рим объявил ему войну после организованной им резни всех италиков, находившихся в городе Цирта (Константина), он не поскупился на средства, добиваясь от римской дипломатической миссии представления выводов, предлагающих не вести трудную и дорогостоящую войну за морем. Но как раз коррупция членов делегации оказалась слишком очевидной, и Югурта был приглашен в Рим свидетельствовать в рамках следствия. Тут опять пригодились его деньги, потому что уже в момент, когда трибун плебса, председательствовавший на заседании, пригласил его предстать перед судом для свидетельских показаний, другой трибун, используя свое право заступничества, запретил ему брать слово. И не оказалось никакой возможности довести следствие до конца.
Югурта также сумел воспользоваться иммунитетом, который был ему предоставлен на время пребывания в Риме, и убил одного из своих самых ярых противников, нашедшего здесь укрытие. Рим не мог вынести терроризма в своем лоне, но и не мог также лишить Югурту его иммунитета; сенат принял решение о его изгнании. Югурта, покидая Город, повернувшись к нему, бросил знаменитую фразу: «Рим — продажный город, и ему конец, как только найдется покупатель!»
И все же в 106 году нумидийский царь убавил свое высокомерие: Рим нанес ему кровопролитное поражение, в котором сыграла решающую роль введенная в критический момент конница Суллы. Югурта хотел воспользоваться некоторым временем для восстановления сил, когда при отступлении был истреблен самый важный из его отрядов, а самому еле удалось спастись. Боясь быть преданным Бокхом, он удвоил бдительность и постарался быть в курсе деталей переговоров.
В действительности царь Бокх, по совету Суллы, отправивший делегацию в Рим, чтобы добиться дружбы римского народа, и получивший ответ, что он должен заслужить ее актом, подтверждающим искренность его намерений, еще не выбрал того, что бы показалось ему более выгодным: сдать римских послов, и особенно Суллу, который представлялся самым важным лицом, Югурте, как требовался от него последний, или, наоборот, сдать римлянам Югурту, что, вероятно, было бы более надежно, хотя и существовала опасность реакции своих подданных на такое семейное предательство, совершенное в пользу врага, чьи жестокость и жадность вошли в поговорку.
Очевидно, нерешительность сопровождала Бокха до последнего момента, и Сулле потребовалось проявить твердую волю, чтобы форсировать решение: покинув римский лагерь с маленьким отрядом легко вооруженных солдат, чтобы оставаться маневренными, он отправился в Мавританское царство вновь встретиться с царем Бокхом. После пяти дней марша римляне столкнулись со значительным отрядом африканской конницы под командованием Волукса, сына Бокха. Обеспокоенные в первое мгновение, они начали готовиться к бою, но во время переговоров выяснилось, что, по утверждению Волукса, он прибыл встретить римскую делегацию, чтобы обеспечить безопасность ее передвижения. Но через два дня марша, когда к вечеру Сулла приказал разбить лагерь, разведчики сообщили о присутствии поблизости солидной нумидийской армии под командованием самого Югурты. Тогда Волукс разыскал Суллу и предложил ему спастись вместе с ним ночью, подчеркнув, что шансов на успех будет тем больше, чем меньше их будет при попытке бегства.
Почувствовал ли Сулла западню, что будет сдан Югурте без боя? Неизвестно. Он просто ответил молодому принцу, что не подобает магистрату римского народа бросать своих солдат, и, если даже его гибель неизбежна, он предпочитает остаться, чем платить бесчестьем за презренную жизнь, которую может отнять у него случайная болезнь через несколько дней; в любом случае он не боялся врага, над которым столько раз одерживал победы. Сказав это, он полагал поднять лагерь как можно более незаметно, среди ночи, не вызывая подозрений у противника. Чтобы осуществить задуманное, Сулла приказал своим солдатам быстро подкрепиться и зажечь большие костры для создания иллюзии, будто они должны провести здесь всю ночь. И при наступлении сумерек в полной тишине покинули лагерь.
После ночи марша, когда Сулла приказал найти место для лагеря, чтобы предоставить усталым солдатам небольшой отдых, мавританские конники сообщили, что Югурта находится опять перед ними, примерно в двух милях (три километра). Никто не мог поверить, что Волукс неповинен в этом, и Сулле потребовался весь его авторитет, чтобы предотвратить панику среди солдат и помешать им убить мавританского принца. Он обратился к воинам с речью, как если бы они немедленно должны были вступить в бой, призывая их стойко держаться: чем меньше они будут щадить себя, тем больше у них будет шансов обеспечить себе победу. Затем, воззвав к Юпитеру, он приказал Волуксу покинуть лагерь, потому что тот повел себя как враг. Но молодой человек умолял выслушать его: он был совершенно не виновен в маневрах Югурты, у которого, без сомнения, есть своя служба осведомителей. Впрочем, нумидийский царь, будучи ослабленным и в ожидании помощи от Бокха, определенно не предпримет ничего против сына своего союзника и лучше бы римляне прошли мимо лагеря Югурты под охраной его войск.
Это было рискованное мероприятие, но Сулла тотчас же решился попробовать: отказаться от предложений Волукса — значит отправить его на сторону Югурты и, следовательно, быть вынужденным противостоять и его коннице в добавление к нумидийской армии. Стало быть, лучше сделать вид, что помощь мавританцев принимается, разместив их таким образом, чтобы в случае измены они оказались как можно менее маневренными. И не колеблясь Сулла отдает приказ выступать. Югурта поражен такой решимостью; его собственные войска вымотаны и сильно деморализованы предыдущими поражениями. Мгновение он колебался, но позволил римлянам пройти, ничего не предпринимая.
Однако Сулла хорошо понимал, что, ускользнув от Югурты на поле брани, преодолел трудности в отношении переговоров. Удары тут были менее громкие, и его противник, без сомнения, находился в лучшем положении, чем он, наводнив своими шпионами совет царя Бакха. Последний, чтобы помешать подслушиваниям обременительного союзника, организовал двойную систему переговоров. Первые, официальные, на которых присутствовал Аспар, шпион Югурты, и где определялось, что Бокх ответит на мирные предложения римлян по прошествии десяти дней (что должно было ему позволить посоветоваться со своим зятем); вторые, ночные и очень тайные, давали возможность более скрупулезной дискуссии. Царь рассыпался в комплиментах личным достоинствам Суллы, прежде чем просто признать, что он взял в руки оружие только для защиты своих подвергшихся нападению территорий, и можно не сомневаться в искренности его намерений. Сулла поблагодарил царя за добрые слова и добавил, что обещаний совершенно недостаточно, так как его победили в войне, и если он хочет доказать свою добрую волю, то должен сдать Югу рту римлянам. Это была бы для него прекрасная возможность вызвать расположение Рима, подкрепленное союзническим договором, в котором были бы гарантированы сформулированные им территориальные притязания на часть Нумидийского царства. Дискуссия была резкой, потому что Бокх опасался враждебности своих, но после многих часов переговоров он, кажется, согласился с доводами Суллы.
Со своей стороны, Югурта, которому дали знать о возможной мирной конференции с римлянами, объявил своему тестю, что тот волен создавать видимость переговоров обо всем, что он хочет, но важно, чтобы эта комедия послужила причиной поимки Суллы лично. По тому, что известно (благодаря Саллюстию), Бокх еще долго колебался, раздумывая, чью сторону принять. Накануне дня, назначенного для генеральной встречи, он еще не знал, какой шаг предпримет. И уже ночью послал за Суллой, дабы объявить, что он сдаст ему Югу рту, и разработать план западни. Он расставил вооруженных людей вокруг маленькой возвышенности, на которую прибыл раньше Югурты. Последний, сопровождаемый небольшим эскортом, в свою очередь достиг этой высоты, но по сигналу, данному Бокхом, эскорт уничтожили солдаты, находившиеся в засаде. Югурта был схвачен и сдан Сулле.
С пленением царя Нумидии закончилась Африканская война: почести за эту победу достанутся Марию. Но политические распри, которыми было отмечено назначение различных руководителей этой африканской экспедиции, тем не менее не стихли, вовсе нет. В Риме многие полагали, что Марий только и делает, что присваивает урожай, собранный другими. На волне скандалов, разразившихся в связи с коррупцией, использовавшейся Югуртой, Марий заставил доверить командование ему. Он представлялся как «новый человек», обладающий компетенцией и честностью и обещающий римлянам привести их к победе теперь, когда они освободились от «жадности, невежества и спеси» (представителей знати). Но ситуация в Африке по его прибытии складывалась неплохо, и он был слишком хорошо осведомлен, чтобы этого не знать: консул 109 года Квинт Цецилий Метелл, у которого он был легатом, взял ситуацию в свои руки, реорганизовав армию, заняв основные стратегические пункты, принуждая Югурту укрыться на границах с пустыней. Новый факт, перед которым оказался Марий, был союз, который нумидиец заключил с Бокхом. Но в Риме, в сенатских кругах, считали, что дело уже практически урегулировано: сенат дал согласие Квинту Цецилию Метеллу отпраздновать триумф; по этому случаю последний взял второе прозвище — Numidicus (Нумидийский), которое, в соответствии с традицией, ставшей обычной во II веке до н. э. и систематической в его роду, ясно демонстрировало, что он берет на себя честь в одерживании решающих побед.
