Опасность варваров продолжала существовать — кимвров, потому что они встретили неожиданное сопротивление испанских кельтов и поднялись в Галлию, и тевтонов, потому что, опустошив Галлию до Руана и будучи отброшенными бельгийскими народами с севера Сены, не имея другого решения, они отхлынули к Южной Галлии на этот раз со стремлением вторгнуться в Италию. План нашествия был прост: оставив часть своих обозов на Рейне под охраной 6000 человек, многочисленные тевтоны должны, были спуститься по долине Роны, чтобы проникнуть в Италию через приморские Альпы, в то время как кимвры, следуя Рейном, пройдут в Венецию через Бреннер. В принципе два движения должны быть скоординированы, и таким образом, чтобы их остановить, нужны были две римские армии. Марий (которого римляне, исключительный случай, все годы, начиная с 104-го, переизбирали консулом с задачей закончить войну) выступил против тевтонов в районе Аэкса; его коллега по консулату в 102 году Квинт Лутаций Катул, представитель старой сенатской аристократии, честный, но мало сведущий в вопросах войны человек, должен был преградить проход через Альпы. Легатом он взял Суллу, амбиции которого стали несовместимыми с амбициями Мария.
Марий добился победы над амбронами и тевтонами в двух достопамятных сражениях, в которых приняли участие даже женщины варваров. Это была настоящая резня. Плутарх рассказывает, что земли, где проходили сражения, стали более плодородными, чем все другие, удобренные огромным количеством разлагающихся трупов, и добавляет, что местные жители находили достаточно костей, чтобы ими огораживать свои виноградники.
Со стороны Катула все оказалось менее удачным: нужно сказать, что задача была трудной, потому что двумя легионами (то есть менее чем 25 000 солдат, считая все вспомогательные войска) нужно было «охранять» Альпы, чтобы, насколько возможно, воспрепятствовать потоку в Италию более чем 100 000 варваров. Не зная, каким путем пойдут кимвры, Катул решил расположить свой штаб в Кремоне, откуда было возможно обеспечить наблюдение за южными склонами Альп между порогом перевала Резия на Верхней Адидже и перевалом Симплон. Эта стратегия имела преимущество в том, что не надо было разделять немногочисленные войска и предотвращать возможность нашествия по многим дорогам, а также включала интенсивную дипломатическую и военную деятельность, которая предоставила Сулле случай особенно отличиться, подчиняя варварские народности, занимавшие эти горные районы: нужно было избежать того, чтобы в решающий момент они приняли сторону кимвров. В ближайшее время назрела необходимость установить систему эффективного осведомления.
Как только Катул узнал, что войска варваров идут по дороге через Бреннер, он спешно поднялся по долине Адидже, чтобы преградить им проход: немыслимо ожидать, что удастся противостоять им в открытом сражении на равнине. Принимая во внимание диспропорцию в численности, лучше было поискать удобное место вдоль реки. Первая встреча состоялась в окрестностях Больцано, но закончилась плохо: очень быстро конница под командованием сына знаменитого Марка Эмилия Скавра, первого сенатора, повернула лошадей, преследуемая кимврами, которые таким образом опередили главные силы римских войск, заблокированных в долине. Нужно было хитрить: Катул сделал вид, что располагает свой лагерь на высоте, и когда враги разбили свой и многие занялись, естественно, заготовкой провианта, ему удалось спуститься со своей армией по долине неожиданно для врага.
Катул попытался воспрепятствовать нашествию во второй раз, перекрывая проходы к Верону на уровне Риволи. На этот раз он расположил свои войска на двух позициях: основной лагерь на правом берегу Адидже и второстепенный лагерь на укрепленной высоте левого берега; мост позволял осуществлять связь между двумя расположениями. Но страх, который римляне ощутили во время первого столкновения, охватил их снова. И правда, кимвры перед опасностью демонстрировали бесшабашность, так что солдатам было чему поразиться: они наблюдали, как варвары, взобравшись на покрытые снегом вершины, уселись там на огромные свои щиты и устремились в головокружительное скольжение по краю пропасти. Теперь они попытались перекрыть течение Адидже, со своими щитами спустившись в реку. И так как им удалось только утопить кое-кого из своих, они начали сооружать запруду, сбрасывая в реку огромное количество земли, камней, низвергая туда же деревья, которые смогли выкорчевать. Когда легионеры оказались свидетелями устрашающего зрелища потрошения гигантских холмов, чтобы остановить реку, их охватила паника; чувство незащищенности было тем больше, что поток гнал стволы деревьев с корнями, которые, ударяясь, расшатывали мост, обеспечивающий связь между двумя лагерями.
Наибольшая часть войска основного лагеря пустилась в бегство без оглядки. И Катул был вынужден примириться с катастрофой, чтобы собрать и перегруппировать беглецов, но, делая это, он потерял когорты, находившиеся в соседнем лагере. Последние победоносно отбивали атаки кимвров. Затем, поскольку трибун, который осуществлял командование ими, колебался в решении рискнуть, центурион Марк Петрей собственноручно убил его, повел войско и, успешно осуществив прорыв, догнал армию Катула. За этот подвиг он был удостоен почестей, совершенно исключительных для центурионов.
В конечном итоге потери оказались ограниченными. Но Катул не располагал достаточно надежными силами, чтобы одержать верх над варварами, поэтому он был вынужден ретироваться в ожидании, когда войска Мария соединятся с ним. Тут снова роль Суллы оказалась вдвойне значительной: он регулярно обеспечивал провиантом войска, ему удалось поднять их моральный дух.
Кимвры ожидали тевтонов. Когда они узнали о своем поражении под Эксом и о том, что им снова было отказано в землях, необходимых для поселения, то решили дать сражение, которое сами считали решающим. С римской стороны тоже знали, что от этого сражения зависит исход войны, и соперничество возобновилось вновь. По мнению Плутарха, Марий, бывший верховным главнокомандующим (в 101 году он снова был консулом, в то время как Катул — лишь проконсулом), решил разместить войска с таким расчетом, чтобы это позволило ему присвоить всю славу от успеха: он поместил 20 000 человек Катула в центре и расставил своих 32 000 человек с одной и другой стороны этого ядра, о котором было известно, что благодаря своей позиции он был меньше задействован. Но в действительности, когда развернулись первые сражения, поднятая пыль в конце июля была такой, что Марий и его люди прошли рядом с врагом и в своем порыве потерялись на равнине Верцелл. Таким образом войска Катула, как раз под предводительством Суллы, привели к финальному результату.
Победа дала основание для ужасных сцен: кимврские женщины убивали отступавших, детей и себя самыми различными способами. Говорят, что одна из них повесилась на конце дышла, после того как повесила своих детей, каждого за лодыжки. В целом у Верцелл нашли смерть 120 000 варваров всех полов и возрастов, и римляне захватили 60 000 в плен.
Если Катул и Марий и соединились в триумфе, в глазах Истории именно последний является победителем кимвров и тевтонов, несмотря на протесты Катула, который написал книгу о своем консулате, чтобы отстоять часть славы, а также на попытки, предпринятые позднее Суллой, восстановления правды: в «Мемуарах» он детализировал рассказ о сражении при Верцеллах и стремился воздать должное качествам армии Катула, одним из командующих которой он был.
Относительно самого себя Сулла считал, что теперь он достиг достаточной известности, чтобы сделать прекрасную политическую карьеру. Он решил заняться ею. Но так как несколько запоздал к моменту получения доступа в квестуру, и это опоздание еще больше увеличилось из-за военных кампаний в Африке и Галлии, он счел возможным не представляться в городское управление, а стать кандидатом прямо в претуру. Несомненно, он переоценивал впечатление своих подвигов на избирателей; если сенатская аристократия хорошо знала Суллу и в настоящее время была заинтересована в его выдвижении, то совсем по-другому, не так восприняли его подвиги среди народа, который на данный момент благоговел только перед Марием. И еще он преуменьшал влияние своих противников, вовсе не заинтересованных сделать легкой карьеру личности, которая так явно выбрала противоположный лагерь.
Провал был унизителен, и позднее в «Мемуарах» Сулла постарался дать ему достойное объяснение: его дружба с Бокхом явилась причиной того, что задействовать его хотели в городском управлении, прежде чем избрать претором; без сомнения, мавританский царь доставил бы для игр, которые тот должен быть организовать, хищных зверей, участвующих в сценах охоты или битвах животных.
Как бы то ни было, но когда он предстал на выборах лета 98 года, чтобы стать претором на 97 год, на этот раз он вел кампанию серьезно и был избран. Его противники, как будто справедливо, не преминули упрекнуть в подкупе избирателей; впрочем, не было никого, включая даже определенных представителей знати, кто был бы достаточно близок с ним, чтобы упрекать его в этом: тогда как во время одного спора с Гаем Юлием Цезарем Страбоном (который остался в памяти римлян как человек замечательный именно своими ораторскими способностями), Сулла утверждал угрожающим тоном, что он будет использовать против него полномочия своей собственной должности. Тот ответил ему смеясь: «Ты прав, полагая, что твоя должность принадлежит тебе, так как ты ею владеешь, потому что купил ее!» Но все это относится к традиционной полемике, и, несомненно, не следует обращать на это особого внимания. Не потому что электоральная коррупция не практиковалась, но она была, вне всякого сомнения, значительно меньшей, чем в последующие десятилетия. Сулла вызвал расположение народа главным образом, наверное, благодаря обещаниям и действиям рекламного характера (установка в Капитолии монументальной группы, заказанной Бокхом и представлявшей пленение Югурты).
