— Значит, Татьяна — певица? — спрашивает Мервин.
— Нет, Татьяны не существует, — отвечает Донна.
Все видят, что это ясно как божий день, но Мервин ничего не хочет понимать.
Слушая его, Ибрагим думает, что это как пытаться поговорить с Роном о футболе. Или о политике. Или вообще о чем угодно. Мервин называет их теорию «абсурдной». Он даже произносит словосочетание «полный бред», что, по мнению Ибрагима, является самым сильным ругательством, на которое когда-либо отваживался Мервин. Он продолжает сопротивляться. Мервин говорит, что у него есть еще много других фотографий, личных сообщений, признаний в любви и вот этого всего. Он даже хранит их в отдельной папке, что заставляет Ибрагима отнестись к нему чуть теплее.
Теперь эстафету принимает Джойс:
— Вы когда-нибудь слышали о такой штуке, как «любовная афера»?
— Нет, но я слышал о любви, — отрезает Мервин.
— Об этом есть целая телепрограмма, — продолжает Джойс. — Она идет сразу после «Завтрака Би-би-си».
— Я не смотрю телевизор, — отвечает Мервин. — Я называю его «дуроскопом».
— Да, многие так говорят, — замечает Элизабет. — Мне кажется, это выражение придумали не вы.
— Наверное, совпадение, — вмешивается Ибрагим, — и я не имею в виду ничего такого, но у удивительного числа серийных убийц никогда не было телевизора.
Алан, песик Джойс, лижет Ибрагиму руку, то есть занимается своим любимым хобби. Остальные усматривают в этом глубокую связь между ними двоими, не зная, что Ибрагим всегда кладет в карман мятные конфетки «Поло», после того как обнаружил, что Алан питает к ним страсть.
Донна открывает новое окно на ноутбуке, в котором появляется еще больше фотографий.
— Мошенники используют одни и те же фотографии раз за разом. Здесь есть канадская женщина-пилот, юристка из Нью-Йорка, Лариса и множество других, похожих на нее как две капли воды. Банды «любовных аферистов» просто пускают такие фотографии по кругу. Им нужен типаж красивой женщины, не внушающий опасений.
— Как раз такой образ мне по душе, — замечает Джойс.
Донна показывает Ибрагиму женщину-пилота, и он не может не отметить ее привлекательность. Довольно сильную.
Мервин по-прежнему непоколебим. Он заявляет, что разговаривает с Татьяной уже пять или шесть месяцев. Много раз в день.
— Разговариваете?
— Ну, переписываюсь — это вообще-то одно и то же, — раздраженно уточняет Мервин.
В воображении Ибрагима возникает образ одинокого человека, не знающего, чем заполнить пустые часы жизни. Никто ему не звонит, никому он не нужен.
Затем Джойс напоминает Мервину, что он отправил Татьяне пять тысяч фунтов стерлингов, и в ответ тот хвастается, что, конечно же, отправил. Ведь если кому-то, кого ты любишь, нужна новая машина или, скажем, виза, то обязательно следует помочь. Это вполне естественно!
— Вы всё увидите сами, — добавляет он. — Татьяна приедет 19 января, и когда она появится в Куперсчейзе, то кто-то должен будет признать свою неправоту. Я рассчитываю на извинения.
Все чувствуют, что эту тему пока лучше закрыть. Они собирают вещи и отправляются обратно к Джойс, обдумывая затруднительную ситуацию. Элизабет возвращается домой к Стефану, поэтому Джойс решает воспользоваться возможностью и расспросить Донну о ее Рождестве с Богданом.
— Неужели у него везде татуировки?
— В основном да, — подтверждает Донна.
— И даже на…
Донна перебивает ее:
— Нет! Там нет. Джойс, вас когда-нибудь называли извращенкой?
— Не будьте ханжой, — отвечает Джойс.
Ибрагим задается вопросом: что им делать с Мервином? Несомненно, это тяжелый случай, и он попал в их поле зрения лишь потому, что Джойс не смогла устоять перед густым голосом и ощущением таинственности. Но он одинокий человек, и им воспользовались. Кроме того, было бы неплохо, если бы у Клуба убийств по четвергам появился смежный проект, более мягкий, чем основной. Что-то новое и менее убийственное.
Глава 6
Поздним вечером Саманта Барнс пьет джин с тоником и добавляет подпись Пикассо и порядковый номер к нескольким карандашным рисункам голубя. На протяжении многих лет Саманта так часто подписывалась именем Пикассо, что однажды случайно поставила его подпись вместо своей на бланке заявления о закрытии ипотеки.
Ее мысли блуждают. Это самая приятная часть работы. Помимо момента получения денег, конечно.
Подделывать Пикассо намного проще, чем может показаться. Конечно, не большие картины, для них нужна серьезная квалификация, которой Саманте не хватает, но эскизы и литографии — в общем, все, что люди покупают онлайн, не особо присматриваясь к деталям, — подделывать проще простого.
В настоящем антиквариате водятся деньги, что очевидно, но в поддельном их гораздо больше. В поддельной мебели, в поддельных монетах, в поддельных эскизах.
Допустим, Саманта покупает письменный стол Арне Воддера[7] середины прошлого века за три тысячи двести фунтов стерлингов и продает его за семь тысяч. То есть прибыль будет три тысячи восемьсот фунтов стерлингов, что, конечно, очень приятно, покорнейше благодарю.
Но если Саманта заплатит пятьсот фунтов стерлингов человеку по имени Норман, который работает в здании старой маслобойни в Синглтоне, за изготовление точной копии письменного стола Арне Воддера, после чего продаст стол за семь тысяч, то ее прибыль уже составит шесть с половиной тысяч фунтов стерлингов. Это, как настаивает ее Гарт, чистая математика.
Точно так же, если Саманта проведет вечер за изготовлением литографий Пикассо из ограниченного тиража — как, например, она сделала сегодня, вернувшись домой из бридж-клуба, — то стоимость исходных материалов может дойти до двухсот фунтов стерлингов. Однако к тому времени, когда через интернет она продаст литографии покупателям из Лондона, которых прельщает идея обзавестись картинами с подписью Пикассо и не слишком заботит вопрос об их происхождении, то ее прибыль составит около шестнадцати тысяч фунтов стерлингов.
Собственно, поэтому у Саманты Барнс больше нет ипотеки.
Она приступает к съемке картин Пикассо для своего интернет-магазина. Саманта поставит цену в две с половиной тысячи фунтов стерлингов за штуку и с радостью возьмет за них по тысяче восемьсот.
Когда-то Саманта была законопослушной, честное слово. В те времена, когда жила с Уильямом. Маленький магазинчик в Петворте, поездки по всей стране для пополнения ассортимента, постоянные клиенты, торг — все это было прекрасно и приносило умеренную выгоду. Но с каждым годом магазин становился слишком привычным и терял былое очарование. То, что некогда казалось уютным и безопасным, сделалось маленьким, как дом детства. Поездки по стране превратились в рутину, в которой одни и те же лица продавали одних и тех же фарфоровых кошечек.
Короче говоря, они начали играть по-маленькому — Саманта и Уильям. Сэм и Билли. Чисто потехи ради, ничего более. Надо же чем-то заполнять дни, верно? И вот одна конкретная игра привела ее к тому, чем она занимается теперь. И чем же? Подделывает Пикассо в лучшем доме Западного Сассекса, слушая прогноз погоды по радио «Би-би-си».
Она часто вспоминает, с чего все началось.
Уильям принес домой чернильницу — невзрачную, унылую вещицу среди множества товаров, которые он приобрел в Мерсисайде. Они уже хотели выбросить ее, когда Уильям вдруг предложил спор. Он вызвался продать бесполезную чернильницу за пятьдесят фунтов стерлингов раньше, чем это сможет сделать Саманта. Не кому-то из своих постоянных клиентов, разумеется, и не тому, кому это будет явно не по карману, а просто в качестве приятного развлечения. Они заключили пари и продолжили распаковывать настоящий антиквариат.
На следующий день Уильям поставил чернильницу в отдельную запертую стеклянную витрину и прикрепил бирку с надписью: «Письменный прибор, предположительно богемский, предположительно XVIII века, цену, пожалуйста, уточняйте у продавца. Принимаются только серьезные предложения».
