- Не надо! Пусть человек лучше в дальнейшем не ошибается. А то без конца ошибаться да извиняться - это и конца всему не видно. В жизни каждого человека, Костя, - назидательно, очень ласковым голосом заговорил он, - бывают ошибки. И лучше всего, если одна...
Очень уж Ниготкову не нравилась вся эта ситуация, что я уловил в нем какой-то там цвет... И он осторожно, аккуратно, как кобра, зондировал нечто малопонятное ему. То заигрывал, то вроде бы дулся, лишь бы разжалобить меня. Уж так ему хотелось, чтоб я раскаялся, во всем признался и пообещал никогда-никогда больше не травмировать его. И он всеми силами выговаривал на будущее, едва не выклянчивал у меня доброе расположение к нему. Видно было, что теперь его больше всего волнует вопрос: "Как быть?.. Как же быть?" И что я о нем знаю?
Мы вышли из гулкого туннеля.
- И надо же!.. Вот несчастье-то какое: струну слышишь, а людей не всех... - причитал он и шел, низко наклонив голову, то и дело впадая в задумчивость, словно считал булыжники мостовой. - Такой молодой - и на тебе, нервы! Вот ведь как... Цивилизация, как же! Пластмасса, хромосома теперь у вас... Ну а я какого цвета, а?
- Да и вы тоже серый, Демид Велимирович. Для меня теперь все черное и белое вокруг. Все бесцветное...
В настойчивом, будто бы праздном любопытстве Ниготкова сквозило беспокойство, вызванное утренним инцидентом. Из-за меня могла открыться какая-то тайна, в которой, как в скорлупе, Ниготков прятал свою вину... Какую? Этого я не знал.
Я мог ему сказать правду, какого он цвета. Мог расписать все во всех цветах, тонах и полутонах - ведь я знал, что такое цвет. Но с какой стати я должен был отвечать на его вопросы? Утром я проявил такую непосредственность и прямодушие! - и наломал дров. И до тех пор, решил я, пока мне в этом странном цветовидении хоть что-либо не станет ясно, нельзя бездумно разбрасываться оценками, бессмысленно спешить.
- А утром?.. - словно догадавшись о моих мыслях, прервал Ниготков наше молчание. - Утром, говоришь, я как клякса чернильная был?
- Утром цвета еще путались у меня перед глазами, а с обеда все стало белым и черным.
- Как снег и уголь?
- Да, примерно.
- Кто тебя знает... - вздохнул он. - Может, ты завтра, шалый, еще не то устроишь, - и кисло улыбнулся. - Лечиться тебе, Костя, надо. Не затягивай только болезнь. Профсоюз даст тебе путевку, отдохнешь на юге, нервишки поправишь, а там и все цвета увидишь. Если нужны связи с медициной, скажи, я помогу. Когда-то тоже врачевал. Правда, по ветеринарно-санитарной части... Так насчет медицины помочь?
- Нет, спасибо, Демид Велимирович. Мне должны дать направление или в какой-нибудь научно-исследовательский офтальмологический институт или в Научно-исследовательский институт глазных болезней имени Гельмгольца.
- А, ну смотри. Вон вы куда замахнулись! Прощай, Костя. Не унывай только. Если что, в любой час помогу. Но духом не падай!
- Не буду. До свидания...
Я нехотя пожал его посветлевшую розовато-фиолетовую руку.
Выделяясь яркой сиреневой кляксой среди прохожих, он быстро уходил вверх по улице.
СТРАННАЯ ПАЛИТРА
Мало-помалу я привык к новым цветам окружающего мира, привык довольно легко, потому что цвет, несмотря на всю его важность, все-таки главным в жизни человека не является.
Как ни медленно происходили в моем зрении изменения, заметное улучшение все-таки наступило: на фоне нейтрального, ставшего для меня безразличным цвета тау я уже способен был различать характерные, отличительные цвета живых существ - людей, растений, животных, птиц и насекомых. Но эти тона были далеко не теми, что видят люди обычно и что прежде видел я.
Например, едва уловимый цвет почти всех людей вместе с их одеждами находился в зеленоватой гамме. Тут господствовали бесчисленные оттенки травяно-зеленого цвета, смарагдового, зеленого, как плющ, чисто-изумрудного, хризолитового. Лишь изредка встречались мне люди золотисто-апельсиновых нюансов, голубых, вермильон, канареечно-желтых, терракотовых, огненноцветных, сепия, палевых, розовых, инкарнатных, бледно-песочных, ультрамариновых и иных. Люди таких единичных цветов были, как я установил в дальнейшем, или людьми редкой индивидуальности, или необычной судьбы, и видел я их очень редко. Разумеется, все эти оттенки были едва различимы, лишь чуть намечены на фоне цвета тау. Люди же яркого, почти ослепительного цвета встречались мне исключительно редко. Собственно, Ниготков пока что был единственным, если, конечно, не считать той золотисто-лимонной девушки, о которой я часто вспоминал.
Деревья днем, как правило, оставались тау-серыми. Ночью же стволы деревьев светились разбавленным ультрамариновым и прозрачно-голубым светом. Невозможно было отделаться от впечатления, что стволы из самосветящегося льда. Листья, кроны деревьев были мягкого голубовато-зеленого, пожалуй, даже хризолитового цвета, кроны иных деревьев, наоборот, тяготели к бирюзовому тону. Светлым, слабо-хризолитовым казался ночью и далекий лес. Трава темной ночью виделась мне сизовато-желтой, словно она была освещена высокой, невидимой луной. Когда же был ветер, трава, как и кроны деревьев, начинала светиться сильней, в ней появлялся какой-то странный, не травяной оранжево-зеленый оттенок, и тогда, после порыва ветра, хотелось посмотреть в небо и увидеть вышедшую из-за тучи луну, которой и в помине не было. Удивительно одинаковый цвет объединял детей. В основном это были спокойные бирюзовые, золотисто-лимонные и желтовато-зеленые тона. Животные отличались гаммой палевых, желтовато-белых и кремовых оттенков. Однако достаточно было мне, например, кошку рассердить, как она сию же минуту становилась ослепительно киноварно-красной, словно была из раскаленного металла...
Что еще интересно, теперь, кроме общего нейтрального цвета тау, я видел несколько таких необычных цветов, которые отсутствуют в любом спектре и никому из людей, пожалуй, неизвестны. Эти цвета очень трудно описать, и, конечно, они не имеют названий. Следовательно, мое цветовидение стало глубоко отличным от обычного: спектр воспринимаемых мною излучений сместился по отношению к обычному зрительному восприятию.
На первых порах я лишь смутно догадывался, что все это богатейшее цветовое разнообразие подчиняется какой-то закономерности, и поэтому с интересом занялся вопросом о значении цвета в жизни человека.
Я кое-что узнал о способности того или иного цвета оказывать определенное физиологическое воздействие на живой организм, вызывать у человека определенное психическое состояние. Например, синий цвет уменьшает мускульное напряжение и кровяное давление, снижает ритм дыхания, успокаивает пульс; красный - увеличивает мускульное напряжение, возбуждает и стимулирует мозг; голубой - снимает возбуждение, устраняет бессонницу, рассеивает навязчивые идеи; зеленый - расширяет капилляры, успокаивает, это освежающий цвет; коричневый - вызывает депрессию, усыпляет; в фиолетовом цвете есть что-то меланхолическое, он вызывает печаль, увеличивает органическую выносливость; розовый - расслабляет; белый вызывает ощущение ясности и чистоты; оранжевый - физиологически благоприятный цвет, тонизирует, это динамичный цвет, вызывает радость... И так далее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
