Сидя вот так, я почти могу представить себя нормальным… А потом Стеф бухает мне на колени коробку с бабочками, и я даже подпрыгиваю.
— Эй, ты перепугаешь моих бабочек! — спешу охладить ее пыл.
— Ничего, переживут, — почти огрызается она.
Похоже, все еще чем-то недовольна…
— Что с тобой?
— Устала и хочу есть.
Смотрю на нее с удивлением: не знал, что батарейки «Энерджайзер» нуждаются в подзарядке, а Стеф именно «Энерджайзер» и никак иначе. Хмыкаю и не произношу больше ни слова… Она ссаживает меня за углом — я сам попросил ее об этом — и помогает снова перебраться в коляску: это немного неудобно, а потому и унизительно одновременно.
Боже, как я ненавижу эту коляску! В последнее время особенно…
— Спасибо, — кидаю уже на ходу, спеша прочь от ее сумрачного вида. Та молча смотрит мне вслед, пока я не скрываюсь за поворотом…
У входа в кафе Эстер нет, и я решаю, что она ждет меня внутри: толкаю дверь и вкатываюсь вовнутрь, осматриваюсь… Да вот же она у окна в компании странного типа с серьгой в ухе. Ого! Они увлеченно спорят, не обращая внимания ни на кого вокруг. Волосы Эстер так и вьются из стороны в сторону в такт ее взволнованной тряске головой: нет, нет, нет, нет… Именно так я интерпретирую язык ее тела, и во мне включается режим защитника. Ни больше ни меньше. Срываюсь с места и устремляюсь в сторону конфликтующей парочки, под конец намеренно наезжая грубияну на ногу, тот разворачивается ко мне с перекошенным злобой лицом…
— Эй, что за хрень! — орет он на меня. — Места мало, маленький засранец?!
Я не обращаю на него внимания и произношу «здравствуй, Эстер», улыбаясь как можно приветливее.
— Здравствуй, Алекс, — отзывается она с натянутой полуулыбкой — нервничает из-за странного типа рядом. Как пить дать, нервничает…
Снова двигаю коляску и наезжаю нахалу уже на другую ногу… У того выпучиваются глаза: не от боли, нет, от моей преднамеренной жестокости, я полагаю, поскольку он шипит через зубы и мерно цедит:
— Ну ты и урод, пацан!
Я продолжаю улыбаться.
— У вас какие-то проблемы? Могу я чем-то помочь?
— Никаких проблем, — отзывается Эстер, стискивая свои идеальные руки. — Петер уже уходит.
— Договорим после, — снова цедит тот через зубы и размашистым шагом выходит за дверь.
Эстер падает на сиденье, и я чувствую себя рыцарем в сияющих доспехах, прогнавшим злобного дракона… Классное ощущение! Никогда такого не испытывал.
— Кто это был? — любопытствую я, все еще испытывая эйфорию от избытка адреналина в крови.
— Мой бывший, — отвечает Эстер. — Все никак не хочет смириться с новым статусом… — И тут же начинает хихикать над собой: — Как я только могла увлечься таким дуболомом? Сама не понимаю. — И заметив коробку на моих коленях, интересуется: — Это мои бабочки? Как здорово, что я с тобой познакомилась.
Ее слова вызывают новый прилив адреналина в моем организме, и я впервые чувствую… как бабочки порхают прямо в моем животе.
Еще одно новое непередаваемое ощущение…
4 глава
4 глава.
Мы заказываем капучино и сдобные булочки с повидлом — оба улыбаемся, когда сходимся на одинаковом напитке. Не могу не пошутить:
— Родственные души.
И Эстер вторит:
— Такое иногда случается!
С ней так легко и просто, как редко когда бывает с едва знакомым человеком… особенно если ты калека, и все против воли смотрят на тебя с жалостью. В Эстер нет этого абсолютно… Даже когда она замолкает, прихлебывая горячий напиток, а потом нарушает тишину привычным для меня вопросом, я не чувствую в себе раздражения (она спрашивает просто, словно интересуется, давно ли я играю в шахматы):
— Как давно с тобой это случилось? — и кивком головы указывает на мои ноги.
— Пять лет назад.
— Большой срок. Как все произошло? Не говори, если не хочешь.
Я усмехаюсь «да какая уж тут тайна» и выкладываю ей о своем увлечении велотриалом, о том, как боролся с тоской по матери, по-глупому (теперь я это понимаю) рискуя собственной жизнью, как доводил отца до белого каления, разбивая в кровь колени и ломая руки… и как однажды не рассчитал прыжок через забор, зацепился за перекладину и рухнул на асфальт с дикой болью в спине. Тогда я казался себе несокрушимым — подумаешь боль, поболит и пройдет! — не прошло… и через пять лет не прошло. Только теперь болит уже не только спина, но и сердце.
Сам не знаю, что на меня нашло, только слова льются сплошным потоком, словно дамбу прорвало, и я не могу остановиться: выкладываю Эстер все, вплоть до смерти матери и отцовском отчаянии, вплоть до самого сокровенного, о чем не говорил никому и никогда…
— В последнее время стало как-то особенно тяжело, — заключаю я свою речь, и рука Эстер ложится поверх моей сжатой в кулак ладони.
Ее участие, заключенное в этом простом жесте, как бальзам для моей растревоженной воспоминаниями души, и я чувствую тепло там, где обычно царило привычное онемение… В груди. Горло перехватывает… Концентрация кислорода в крови резко падает — я как будто в гипнотическом сне.
— А что говорят врачи? — спрашивает Эстер.
— Советуют уповать на чудо — отзываюсь с горькой усмешкой.
— Но ты не особо им веришь?
— Им или пресловутому чудо? — хмыкаю все в той же тональности. — Чудес не бывает, Эстер.
— А если все-таки бывают? — она глядит мне прямо в глаза и слегка сжимает мою руку. — Если все-таки чудеса случаются? Ты должен верить в это, Алекс… и я буду верить вместе с тобой.
Я не совсем понимаю, что она хочет этим сказать, но в ее устах это звучит как обещание: «ты будешь ходить, потому что я этого хочу!» Или я сам придаю ее словам этот смысл, как знать… Только верить приятно, и я толкую ее слова именно так.
— Когда твой день рождения? — интересуется вдруг Эстер, допивая свой капучино.
Неожиданная смена разговора, но я не могу сдержать улыбки.
— Через месяц. А что?
— Теперь я знаю, что тебе подарить, — загадочным тоном отзывается моя собеседница. Ее рука автоматически убирает волосы за ухо, губы изгибаются в многозначительной улыбке… Думаю, я тоже знаю, что хотел бы получить на свои именины, думается мне в этот момент, — ее, Эстер Райднер, и ничего больше.
Хочу поцеловать ее…
Коснуться иссиня-черных волос…
Прижаться всем телом…
— Уж, надеюсь, не горный велосипед?! — отзываюсь привычною шуткой, хотя рука почти дрожит от едва сдерживаемого желания.
— Колеса? — улыбается она. — Нет, я подарю тебе крылья, Алекс. — И подается вперед: — Признайся, ты ведь хочешь летать, правда? Как твои бабочки, Алекс… высоко в небе… вдыхая свежий разряженный воздух… не будучи привязанным к этому креслу… Хочешь?
Опять же не понимаю, смеется ли она надо мной или говорит на полном серьезе, только гипноз Эстер так силен, что я бездумно отзываюсь:
— Хочу.
Больше всего на свете… хочу.
— Тогда полетишь! — обещает она, касаясь моей щеки.
Я смущенно дергаюсь — она улыбается. Всепонимающе. С нежностью…
— И как же ты это устроишь? — глухо осведомляюсь я.
— У девушек свои секреты, — подается она еще ближе ко мне… Вдыхаю незабываемый аромат цветочных духов! — И некоторые из нас могут творить чудеса.
В этот момент я ни секунды не сомневаюсь в этом: Эстер Райднер может все, что угодно. Это неписаная истина!
Все в том же гипнотическом тумане я обмениваюсь с Эстер нашими номерами телефонов и выхожу на улицу, где мгновенно прихожу в себя при виде Стефани, поджидающей меня у своего автомобиля: волосы собраны в высокий хвост, лицо задумчивое и сосредоточенное — прямо боец перед спаррингом.
— Я же сказал тебе, что вернусь домой самостоятельно, — несколько раздраженно пеняю я девушке, мне хотелось бы избежать их с Эстер встречи. В противном случае Шарлотта сегодня же узнает о моей новой знакомой, а мне это ни к чему… Не хочу обсуждать Эстер ни с кем, особенно с новой женой своего отца.
— Я подумала, что так будет лучше…
