– Уж где придётся, – кивнул унтер.
Скопин быстро шагал по темной спящей улице – Сущевская часть была недалеко, за баней. Газовые фонари горели тускло, в сыром воздухе висел плотный запах дров и угля. Время от времени взлаивали сторожевые собаки, но так, для порядка. Иван Федорович старался держаться досок, проложенных по краям улицы, чтобы не увязать в осенней грязи мостовой, но время от времени сбивался и, чертыхаясь, тер подошву о край доски, счищая комья земли. На краю площади, около Екатерининского института для благородных девиц, стояла полосатая будка. Из крыши будки торчала чугунная труба, обложенная кирпичом. Дымок от трубы поднимался вверх – значит, будочник не спал еще.
Скопин перешел площадь по краю и оказался на Селезнёвке. Тут тоже спали, было тихо, но фонари стояли чаще и светили ярче. Наконец, миновав баню, Скопин увидел каланчу Сущевской части и по подъездной дороге подошел к крыльцу.
Дверь была не заперта. Иван Федорович толкнул ее и чуть не столкнулся нос к носу с молодым человеком невысокого роста в темно-серой сюртучной тройке, но с офицерской выправкой, со светлыми волосами и усами щеточкой.
– Доброй ночи, – сказал Скопин, посторонившись, чтобы дать этому человеку выйти.
Но тот остановился в дверях, держа в руках потертый цилиндр.
– Вы Скопин? – спросил молодой человек.
– Так точно.
– Это я вас вызвал. Разрешите представиться: Архипов Захар Борисович. Следственный пристав. Прошу.
Он сделал шаг назад, впуская Скопина.
– Здесь жарковато, – сказал Иван Федорович, снимая фуражку и расстегивая шинель.
– Вероятно, – пожал плечами Архипов. – Я не замечаю.
Может быть, он действительно не замечал, насколько жарко натоплено в помещении, но вот самого Ивана Федоровича сумел рассмотреть быстро и подробно – как учили в Петербурге.
Скопин был выше него на два вершка, лицо имел помятое, со светло-серыми глазами, обведенными темными кругами от недосыпа и пьянства. Щеки его покрывала русая щетина. Все лицо, фигура и тихий голос были полны усталости. Кроме того, Скопин время от времени вдруг морщился, как будто окружающее не нравилось ему – Архипов не знал, что следователь был ранен, и рана эта побаливала. Но самое неприятное, что от этого Скопина разило перегаром!
Пока они молча шли по грязному, плохо освещенному коридору, Архипов досадовал, что придется передать дело такому вот субъекту, который, вероятно, просто подпишет протокол и уйдет домой или в кабак.
Скопин и сам бы, без провожатого, дошел до нужной комнаты – в Сущевской части он бывал много раз по службе. Да и молодой пристав не показался ему с первого взгляда: сухой, как прошлогодняя вобла, одетая в штатское. Скопин сам служил в армии, но в Туркестане не налегали на шагистику – было некогда.
Архипов открыл перед следователем дверь и пропустил вперед себя. Большая комната была хорошо освещена. Здесь стояло несколько столов, за которыми днем принимали посетителей или опрашивали задержанных. Между двумя зарешеченными окнами стоял большой шкаф с адресными книгами, сборниками предписаний и прочей справочной литературой, которую надо было держать под рукой. В углу – бак для кипятка, впрочем, теперь, в ночную пору, холодный.
В углу, на скамье, сидела девушка, закутанная в шерстяное казенное одеяло серого цвета, из-под которого торчало грязное по подолу коричневое домашнее платье. Девушка сидела, наклонив голову и обхватив себя руками.
Архипов положил на стол цилиндр и указал на девицу:
– Вот. Ее дворник привел из дома Перфильева. На улице подобрал. Думал, гулящая, ну, и отвел сюда, в часть. Мария Ильина Рожкова. Родилась в Тамбовской губернии. После смерти родителей приехала в Москву к дяде, Трегубову Михайлу Фомичу, мещанину. Утверждает, что сегодня вечером его дом был ограблен в отсутствие хозяина. Грабители вынесли много ценных вещей, поскольку дядя ее – коллекционер. Сам же Трегубов, вернувшись домой и обнаружив ограбление, обвинил во всем девушку и выгнал ее на улицу в одном платье.
– Это вы дали ей одеяло? – спросил Скопин, подходя поближе.
– Я.
– Но здесь и так хорошо натоплено.
– Она дрожит, – ответил Архипов. – Я подумал…
Он не закончил фразы. Скопин кивнул и сел рядом с девушкой.
– Значит, тебя зовут Маша? – спросил он, обращаясь к ней.
– Я послал за вами в порядке формальности, – сказал Архипов. – Считаю, что надо возбудить дело. Это по вашей части. Вы подпишете бумаги?
Скопин посмотрел на него и приложил палец к губам, а потом снова повернулся к девушке.
– Маша, посмотри-ка на меня.
Девушка подняла разбитое лицо с фиолетовыми синяками.
– Ох ты… – произнес Скопин участливо. – Это они тебя так?
Она кивнула.
– А за что? Ты хотела им помешать?
Она кивнула снова.
– Ну, посиди здесь, мы сейчас еще поговорим, – сказал Скопин, поднимаясь и делая знак Архипову, чтобы тот вышел с ним в коридор.
Притворив дверь, Скопин спросил:
– А вы уже выезжали на место преступления? И вообще, с чего вы решили, что девушка говорит правду? Разве не может быть такого, что она действительно обчистила своего дядю? И тот ее действительно выгнал?
Он снова поморщился из-за того, что рана в боку заныла.
Архипов, видя, что следователь явно пытается замять дело, напрягся.
– По закону я могу устроить обыск только после возбуждения дела. То есть с вашего согласия, Иван…
– Федорович, – подсказал Скопин.
– Иван Федорович, – повторил Архипов.
– Показания вы сняли?
– Да. Грабителей было двое. Она их подробно описала.
– Хорошо, – кивнул Скопин. – Потом дайте мне прочитать описания. Может быть, кого я и узнаю. Значит, вы предлагаете открыть дело? Но по какой статье?
– Девушка избита… – начал Архипов.
– И изнасилована, – добавил Скопин.
Архипов быстро взглянул на него.
– Она не сказала.
– Конечно, – кивнул Скопин. – Она не сказала. И не скажет. Завтра, когда придет доктор Зиновьев, попросите его сделать осмотр. Пусть он вызовет кого-то из женщин.
– Но Зиновьев – патологоанатом, – удивился Архипов.
– Это сейчас, – отозвался Скопин. – Вы посмотрите, как она сидит – вся сжалась в комочек. Я уже не говорю про кровь на ее юбке. Пятнышки небольшие, на коричневой ткани сложно заметить, но у меня глаз наметанный.
Архипов досадливо поджал губы – он не заметил крови на юбке девушки.
– Постановление об открытии дела я выпишу, – продолжил Скопин, растирая лицо ладонью. – Но лишь только по факту избиения. Про изнасилование мы пока ничего записывать не будем – вдруг я ошибся. Поедем сейчас к ее дому, посмотрим, что там. Если действительно произошло ограбление, думаю, там не спят. Так что никого и не разбудим. Девушку придется взять с собой. Дежурный экипаж есть?
– Есть.
– Хорошо, сходите, прикажите подавать, а я поговорю с потерпевшей.
Скопин вернулся в комнату для опросов и снова подсел к Маше.
– Мария, меня зовут Иван Федорович. Я – судебный следователь. Мы сейчас с тобой вместе поедем к твоему дяде, и ты на месте нам покажешь, что и как произошло, хорошо?
Маша поежилась.
– Можно я посижу тут? – спросила она шепотом. – Пожалуйста!
– Скажи, – продолжил следователь, будто не замечая ее просьбы. – Это дядя тебя так поколотил?
– Дядя? Нет, он стукнул пару раз, но – не сильно. Это он…
– Кто?
– Бандит. Молодой. Сёмка.
– Откуда ты знаешь его имя? – удивился Скопин.
– Тот, второй, сказал.
Скопин внимательно посмотрел на девушку.
– Главный… Он убьет меня. Так и сказал, – тихо проговорила Маша.
– Ерунда. Никто тебя не убьет. Они так всегда пугают, – ответил Иван Федорович. – Это они держатся, как волки. А я – волкодав.
– Я не прощу, – зло ответила Маша.
Скопин кивнул – девушку точно изнасиловали, иначе его слова не вызвали бы такой реакции.
– Теперь мы поедем в твой дом, поговорим с дядей, – сказал он.
– Я там не буду жить, – твердо сказала Маша, выпрямляясь.
– Хорошо, – согласился Скопин. – Но вещи твои мы заберем. Одежду. Что еще?
Она помотала головой.
– А потом пристроим куда-нибудь, – продолжил Скопин. – Ты ж совершеннолетняя?
– Да.
– Но это – завтра. А сейчас пошли, надо сделать дело. И дядю не бойся, я тебя в обиду не дам. Держись за мной и говори только правду. Договорились?
Девушка встала вместе со Скопиным, но тут же покачнулась, уперевшись локтем ему прямо в раненый бок. От боли он чуть не вскрикнул, но сдержался.
– Простите, – сказала она.
– Ничего.
Они вышли из дверей на темную улицу, где уже стоял служебный экипаж – старая черная карета, запряженная чалой кобылой. На козлах сидел пожилой солдат Чумыкин, знакомец Скопина. Иван Федорович дал ему адрес, пропустил вперед Машу, а потом и сам сел внутрь экипажа, где их уже поджидал Архипов.
– Едем.
Карета дернулась и покатила вперед, переваливаясь на кочках. Было слышно, как фыркает старая кобыла Изольда и скрипят ржавые оси. По крыше тихо застучали капли дождя. Скопин потянул на себя занавеску окна: в темноте мимо проплывали редкие фонари.
