Капсулев недоумённо взглянул на него.
— Вдове, естественно, Анфисе.
— Вдова? А она-то его любила? — Лютиков, казалось, уже потерявший интерес к разговору, снова насторожился, но Колапушин твёрдо решил заниматься только делом, а не любовными романами.
— И что эта вдова, говорит по поводу слухов об убийстве?
— Мы с Анфисой почти не общаемся. У нас неважные отношения.
— Вы что, поругались?
— Ну… не любит она меня. Может, считает, что это я в чём-то виноват? Доказать я ей ничего не могу, тем более сейчас. Поймёт со временем, а нет — ну, тогда посмотрим что делать.
Глава 5
Анфиса, женщина порывистая нервная, но, несмотря на страдания, не утерявшая элегантности, делала всё резко и быстро. Поставив на плиту кофейник и сунув на стол кофейные чашки, сахарницу и пепельницу, она одновременно не переставала говорить громко, с вызовом, словно расплачиваясь с миром за все понесённые ею обиды.
— Вы курите, курите. Мы… я курю здесь. А Дима Капсулев… С него все наши беды и начались!
Колапушин и Немигайло сидели за столом на большой, великолепно отремонтированной и обставленной кухне Балясиных. Прекрасно смотрящаяся кухонная мебель, стилизованная под старинные дубовые буфеты с бронзовыми накладными петлями, мягко отсвечивала приятным матовым лаком. Потолок поддерживали, окованные в некоторых местах железными полосами, дубовые балки, которым, казалось, было, лет триста. На стене, красиво отделанной под старый неровный камень, были развешаны фотографии эстрадных и театральных звёзд — многие с автографами и посвящениями хозяевам дома.
Колапушин присмотрелся внимательнее, — похоже, изображения Вари Шаманки в этом доме не было.
— А разве не с Шаманки началось? — рискнул спросить он.
— Это отдельная песня. Сама себя наказала. А Дима — тот намного раньше, уж не знаю чем он Женьку купил. Он же нищий в своей шарашке сидел — одной водкой питался. Женька его оттуда вытащил, работу дал…
Воспользовавшись тем, что Анфиса поднялась за фыркающим кофейником, Колапушин вернулся к семейному альбому с фотографиями, лежащему на его коленях. Немигайло, неудобно вывернувшись на стуле, тоже попытался разглядеть — нет ли чего интересного?
На большой фотографии юные, длинноволосые Балясин и Капсулев, стоят обнявшись. Опять любительский снимок: одетые по моде двенадцати-пятнадцатилетней давности, Балясин с гитарой, какая-то девушка лет пятнадцати в школьном платье, Капсулев и Анфиса. На её плече мужская рука. Кому она принадлежала оставалось неизвестным — край фотографии был явно обрезан.
Всё так же резко Анфиса, начисто позабывшая о гостеприимстве, налила кофе в свою чашку, размешала сахар, нервно позвякивая ложечкой, и поднесла чашку к губам, не замечая голодного взгляда Немигайло.
Прикинув, что спрашивать о том, кто был на отрезанной части фотографии пока не стоит, Колапушин решил зайти с другой стороны.
— Так значит вы все давно друг друга знаете?
— Мы с Дмитрием учились вместе на физтехе. Он нас с Женей и познакомил.
Немигайло, видя, что кофе ему, похоже, не достанется, да и разговор, какой-то скучный, решил напомнить о себе:
— Анфиса Николаевна. У вас столько фотографий артистов всяких…
— У меня театральное агентство. Ищу работу для хороших актёров. Ещё рекламное агентство, и модельное. Я сама себе на жизнь зарабатываю.
— Капсулева вот вы, кажется, не любите. Интересно: а за что?
— А с чего, — вскинулась разъярённой кошкой Анфиса — вы мне скажите, Женя, который семь лет этого друга не видел, так потом его полюбил, что сделал вице-президентом фирмы и двадцать пять процентов акций своих отдал?! За какую такую дружбу?!
— Ну… бывает такая дружба — нерешительно ответил Немигайло, чуть-чуть, даже, напуганный, такой резкой вспышкой.
Анфиса отреагировала на его слова только презрительной усмешкой.
Видя, что страсти могут слишком накалиться, Колапушин решил: тему надо постепенно менять.
— Вы, сами-то, мужа об этом не спрашивали?
— Он о работе со мной не говорил, — неожиданно жёстко отрезала Анфиса — а в бизнесе не принято задавать лишние вопросы.
— Вообще, он много с вами разговаривал?
— Любил он вас, или нет? — настолько не к месту влез Немигайло, что Колапушин оглянулся на него с нескрываемой досадой.
— Савелий Игнатьевич просил узнать — постарался оправдаться Егор.
— Сплетнями занимаетесь — Анфиса невесело усмехнулась и поджала губы — а больше вас ничего не интересует? Может, как мы с ним..
Увидев извиняющиеся и протестующие жесты Колапушина и Немигайло, она сменила гнев на милость.
— Ладно. Просто уже с утра эти писаки бульварные… А про убийство, я думаю, сам Димочка и натрепал журналистам.
— Ему то зачем? — удивился Колапушин.
— Чтобы загрести всё, что осталось. Ну, как же, он ведь друг был, лучший! А у нас с Женей не ладилось в последнее время.
— Понял — спокойно и сосредоточенно сказал Немигайло.
— Что? Что вы поняли? Что вы вообще во всём этом можете понять?!
Опережая ответ Егора, Колапушин вытащил из кармана блокнот.
— Что вы не совсем справедливы к Капсулеву, Анфиса Николаевна. Как мы выяснили, ещё два года назад фирма «Бал-саунд-рекордз» была почти на грани банкротства. А с приходом Капсулева объём продаж вырос в несколько раз. И, главное, продолжает расти, стабильно и постоянно.
— У меня племянник уже штук двадцать этих ваших «бум — бум» закупил — снова припомнил Немигайло.
— Что за «бум-бум»?
— «Техно — модный танцевальный стиль» — процитировал по памяти Немигайло понравившуюся фразу.
— А… Кофе ещё хотите?
Егор с тоской посмотрел на свою, так и сияющую нетронутой чистотой, чашку.
— Нет, спасибо, много кофе вредно.
— Как хотите. Между прочим, именно с Капсулева весь этот «бум-бум» и начался.
— Он кто там у них, вообще? Специалист по маркетингу? — поинтересовался Колапушин.
— Нет — он звукорежиссёр. Записывает музыку в студии.
— Так какие же тогда конфликты могли быть у него с вашим мужем? Если только творческие?
— Он Женьке завидовал — не задумываясь ответила Анфиса — конечно, раньше ведь Димочка кандидат наук был, зарабатывал прилично. А Женька подпольный рок-н-рольщик. А потом всё переменилось: в Димочкином «ящике» теперь мебелью торгуют да «джипами» подержанными. Стал он безработный, безлошадный. Женя его из грязи вынул…
— Так чего же ему обижаться? — изумился Немигайло.
— Вот за это, как раз, некоторые и обижаются — вяло ответила Анфиса, устав держать агрессивную позу, и как-то сразу превратившись в обычную, несчастную женщину.
— А когда вы в последний раз видели своего мужа? — мягко спросил Колапушин.
Так же вяло и безучастно Анфиса попробовала вспомнить:
— Он тогда вообще из офиса не выходил… пил, кокаинил, слушал эту дурацкую музыку… Я не удержалась — сама приехала, где-то… за пару дней до его смерти…
За три дня…
Шикарная и, несмотря на злость, очень красивая Анфиса неслась по коридору офиса, увешанному афишами и рекламными плакатами. Выскочивший из своего кабинета Капсулев, безуспешно попытался прервать это стремительное поступательное движение.
— Анфиса — я тебя прошу: не надо сейчас входить. Он не в себе.
Анфиса, ничего не ответив, просто обошла растерянного Капсулева, как мебель.
Из раскрывшейся двери приёмной вылетел бледный охранник Витя.
— Дмитрий Александрович, я не знаю, чего сейчас будет!.. Он совсем уже невменяемый…
— Вот я и хочу увидеть! — непреклонно заявила Анфиса.
— Пойми, у него белая горячка!.. Не сейчас!..
— Пошёл вон!
Толкнув Капсулева так, что тот еле удержался на ногах, Анфиса влетела в приёмную, и там её поступательный порыв немедленно угас. Ничего не понимая, она обвела растерянным взглядом распахнутые шкафы, ящики, вытащенные из столов и, валяющиеся прямо на полу, груды бумаг. Даже кресла, сдвинутые с привычных мест, были перевёрнуты и их ножки торчали вверх какими-то нелепыми рогами.
Навстречу Анфисе, всхлипывая, бросилась Белла и уткнулась ей в плечо, словно надеялась найти в нём спасение от этого кошмара.
— Анфиса!..
— Что тут происходит? — непонимающе спросила Анфиса — у вас что, обыск?
— Белла! Бэлка, чёрт тебя подери! Ты где?! — послышался из распахнутой двери кабинета истошный, злой голос Балясина.
— Иду! — испуганно отозвалась Белла и жалобно попробовала объяснить хоть что-то:
— Он всех нас заставляет искать какую-то записку…
Видя, что дрожащую, перепуганную Беллу надо как-то спасать, Анфиса мягко отодвинула её в сторону и вошла в открытую дверь.
В кабинете царил такой же, если не больший разгром, как и в приёмной. На полу кучи аудиокассет и компакт-дисков вперемешку с большими скоросшивателями и, просто, кучами бумаг. Огромный письменный стол сдвинут с привычного места, рекламные плакаты сорваны со стен и разбросаны по всему кабинету. Музыкальный центр стоит, почему-то, на полу, а огромные колонки отодвинуты от стен и их толстые разноцветные провода почти перегородили проход. Тем не менее, музыка продолжала греметь, внося свой посильный вклад в этот дикий кавардак.
