— О мёртвых плохо не принято.
— Арсений Петрович — подскочил Немигайло, держа в руках какую-то маленькую прозрачную пластиковую трубочку, со светло-розовым порошком внутри — смотрите, в нижнем ящике нашёл!
— Кокаин?
— Он, родимый, кто, как не он?
— Нет! Нет! — закричала хриплым голосом Белла, прижимая руки к груди — Женя не был наркоманом! Это только в последнее время. С ним что-то страшное случилось!
— А что с ним случилось?
— Я… не знаю…
— Вы не помните, что за бумагу искал здесь Балясин за два дня до смерти?
— Когда Анфиса приходила?.. Не помню… Он не сказал.
— Не понимаю. — Колапушин отчётливо видел, что Бэлла постоянно что-то не договаривает. — Чего вы все так боитесь?
Слёзы, давно стоявшие в глазах Беллы, покатились по щекам. Не пытаясь их вытирать, она горько всхлипнула.
— Ничего. Всего-навсего умер хороший человек, и нам всем очень плохо. Можно, я уйду?
— Идите Бэлочка — сочувственно сказал Колапушин — вы, наверное, очень устали.
— До свидания — всхлипнула Белла, и, стараясь держаться прямо, всё так же, не вытирая слёз, медленно вышла из кабинета.
Глава 8
Плотно прикрыв за Беллой дверь кабинета, Колапушин повернулся к Немигайло. Тот, похоже, собрался разразиться длинной тирадой, но Колапушин предостерегающе поднял руку.
— Погоди, Егор. Ты, лучше, попробуй в двух словах объяснить: как ты понимаешь — что здесь творится?
— Чертовщина какая-то, Арсений Петрович! — выпалил Немигайло.
— Вот, вот. Чертовщина, не чертовщина, но что-то странное во всей этой истории явно присутствует. Подпихнул нам Савелий работёнки, чтоб его… Сообразить даже не могу: с чего тут начинать. У тебя хоть какие-нибудь мысли есть?
— От музыки это всё, Арсений Петрович! Крутят её с утра до вечера — вот крыша и поехала. А хозяин окончательно свихнулся. Чего улыбаетесь? Надо мной молодёжь живёт — так они иногда так заведут — потолок трясётся! Сестра тоже жалуется: племяш день и ночь слушает — им с Пашкой хоть из дома беги!
— Ну, что от громкой музыки можно на стенку полезть, тут я с тобой полностью согласен, особенно, если музыка плохая. Только ты не учёл одного — здесь такая музыка самая что ни на есть обыкновенная. И громкостью их тоже не удивишь — работа такая. Конечно нервы они себе этим испортят, но не сразу. Потом с чего ты взял, что хозяин свихнулся?
— А, вот — сами посмотрите — Немигайло потащил Колапушина в дальний угол кабинета, где стояли журнальный стол с двумя креслами. На столе и на стенной полке, висевшей рядом, стопками и поодиночке стояли и лежали десятки разнокалиберных книг. Многие блестели новеньким целлофаном современных обложек, но были и старые, а две или три на вид могли рассыпаться просто от одного взгляда.
— Ну?! Будет нормальный человек это читать?! — Немигайло потрясал в воздухе каким-то толстым, старинным на вид фолиантом — Библий одних — четыре штуки! Белая магия, чёрная магия… Доктрина какая-то тайная! От одних картинок свихнёшься. Это что — нужно чтобы компакт-дисками торговать?
— Да не кипятись ты так. Балясин, ведь, не только дисками торговал. Он и музыкант известный. Кто знает, что ему для вдохновения нужно было? Он такой не единственный вовсе. Да и интересно. Я вот эту книгу сам с удовольствием почитал бы.
Немигайло аккуратно вынул из рук Колапушина небольшой томик.
— «Тибетская книга мёртвых» — вслух прочитал он название и положил книгу на стол. — Нет, Арсений Петрович, вы нам ещё живой нужны. Ладно, согласен, Балясину вдохновение требовалось. А Белла эта, она то чего с глузду съехала? Ей что, тоже вдохновение требуется чтобы на арифмометре щёлкать?
— Молодой ты ещё, Егор — улыбнулся Колапушин — это на счётах щёлкали, а у арифмометра ручку крутили. С ней-то, как раз, всё понятно — подумав, добавил он — просто, любила она его.
— В интимном смысле? — моментально насторожился Немигайло.
— Опять для Лютикова сведения собираешь?
— Самому интересно.
— Что-то между ними, наверное, было. Тем более, что и знакомы давно.
— А вы откуда знаете, — удивился Немигайло — вроде разговора об этом не было?
— Тоже мне, сыщик! — Усмехнулся Колапушин — Преступников по фотографии опознаёшь, а тут оплошал!
— Погодите… Это — та, что у Анфисы на фотографии была? Девчонка школьница?
— Наконец-то дошло до тебя!
— Так выросла она с тех пор, красивая стала. Голос, вот, только хриплый.
— Плакала, наверное. Слушай, давай, всё-таки, делом заниматься. Надеюсь, с чёрной магией всё?
— Нет, не всё — к удивлению Колапушина, ответил Немигайло. — Вы картины-то на стенках видели?
— А что там с ними такое?
— Не с ними, а на них! Ужасы сплошные. И повесили их недавно — плакаты, чтобы место освободить перевешивали, и следы остались. Не выгорело под ними.
Заинтересованный Колапушин подошёл к стене, где, среди рекламных плакатов висели репродукции картин. Подбор их, действительно, казался случайным — «Девятый вал», «Последний день Помпеи», несколько офортов Гойи из цикла «Капричиос», Иероним Босх — три картины из «Искушения св. Антония», потом, видимо, что-то из Сальвадора Дали и несколько других — их он вообще раньше не видел. Похоже, Немигайло был прав, все репродукции объединяло одно — тема безысходности перед предстоящей катастрофой, спасения от которой нет! Но Колапушин не собирался сдаваться вот так, сразу. Углядев «Семь смертных грехов», тоже Босха, он, торжествующе, ткнул в неё пальцем.
— Это ужасы, по-твоему?
— А трубы, Арсений Петрович? Видите, в трубы трубят. Небось, это и есть, те самые, Иерихонские трубы?
— Ошибаешься. Конечно, и то и другое из Библии, только грехи, наверное, в книгах Моисеевых, а Иерихонские трубы — позже.
— В Библии? — моментально заинтересовался Немигайло. — А где?
— Тоже, где-то в начале. По-моему, в книге Иисуса Навина… или в книге Судей Израилевых — сейчас точно не вспомню, искать нужно.
— Я посмотрю, Арсений Петрович? А вы, пока, вот над этим покумекайте.
Немигайло поднял с пола плакат Вари Шаманки.
— Смотрите, я сначала подумал, что так и было, а оказывается, круг с крестом не напечатан, а сверху нарисован. И, вот, карточку нашёл под столом. Она на ней тоже, и знак такой же. Я то думал, что Паршин этот, шиза полная. А теперь вижу — похоже прав он был. Недаром, он даже говорить об этом боялся.
Немигайло знал, чем взять — Колапушин, действительно, серьёзно задумался. Фактами, конечно, назвать это было трудно — скорее ощущениями. Но общая картина получалась странной, нелепой, непохожей ни на что, с чем Колапушину приходилось сталкиваться раньше. Нельзя же было всерьёз рассматривать версию нечистой силы. И заключение экспертизы было совершенно определённым — в него Колапушин верил. Балясин умер от инфаркта, мало того — то, как он жил в последнее время, к чему-то подобному и должно было привести. И, всё же… каким то шестым чувством Колапушин ощутил… неправильность, что ли, происходящего. Что-то во всём этом было не так, что-то тёмное, иррациональное, не поддающееся логическому объяснению.
— Вот! — загремел торжествующий голос Немигайло. — Правильно старые люди говорят — в Библии всё написано, только уметь читать надо.
— И что же ты там вычитал?
— «Как скоро услышал народ голос трубы, воскликнул народ громким голосом, и обрушилась стена города до своего основания…» — Немигайло, торжествующе захлопнул Библию и добавил, под сильным впечатлением от прочитанного: — Сильная вещь — эти трубы Иерихонские.
— Ты о чём? — не совсем понял Колапушин.
— В Библии об Иерихонских трубах написано. Израильтяне город штурмовали. Господь велел им семь дней ходить вокруг стен и дуть в трубы. Потом они крикнули все вместе и стены рухнули. А ведь в то время что-что, а крепости хорошо строили!
— Пока ничего нам эти трубы не объясняют.
— Всё объясняют. Трубы — это тоже музыка! Что-то такое эта Шаманка знала, недаром и прозвище у неё такое. Может, чувствовала, что умрёт скоро — вот и напела. А Балясин слушал это всё время и помер, и рыбки подохли.
— Дались тебе эти рыбки. Они тут эту музыку каждый день слушали, если вообще слышать умеют. Не тем чем-нибудь накормили, вот и всё.
— Забыли, Арсений Петрович. Белла говорила, что Балясин с детства рыбок разводил, и сам за кормом для них ездил. А как напела тут эта колдунья про трубы Иерихонские, так они и дохнуть начали. А лично меня вот очень волнует, почему сдохли рыбки.
— Именно рыбки? — изумился Колапушин.
— Рыбки! — убеждённо повторил Немигайло. — Оксана моя аквариум притащила для Светки. С рыбками — этими, как их — неоновыми. Ребёнок расстроится, если чего с ними случится.
Даже Колапушин, привыкший к неожиданным извивам мыслей Егора, не сразу нашёлся, что сказать. Слишком уж неожиданным был поворот темы. Но сама мысль была интересная, стоило хотя бы проверить.
