— Я вас где-то видел! – сказал Сталин.
— Так точно, товарищ Сталин. Летом этого года на параде, в День авиации!
— Да-да! Припоминаю, вас тогда очень хвалил товарищ Чкалов! А кстати, где он? — обратился он к Николаю Николаевичу.
— Он в отпуске, два года не был в отпуске, пока был перерыв, ждали моторов, я разрешил отдохнуть за два года. — сказал Николай Николаевич.
— Ну и ладно, пусть отдыхает! Он хорошо поработал в эти два года! А кто за него?
— Он – товарищ Андреев!
— Такой молодой? И справляется?
— Справляется, товарищ Сталин!
— Хорошая у нас молодёжь подрастает, товарищи!
Сталин сказал небольшую речь, в которой поздравил моторостроителей с большим успехом и пожелал успехов самолётостроителям. Сказал о большой угрозе, которую представляет фашизм в Европе и о неизбежности военного столкновения с ним. Затем, на импровизированном митинге выступили и другие участники, большинство из них говорили о кратчайших сроках выпуска нового самолёта в полёт. Я заметил, что товарищ Сталин морщится. При этом он несколько раз посмотрел на меня. Затем он поднял руку, все замолчали, и попросил на этом закончить митинг, а руководству завода и ответственным товарищам пройти в управление. Я вопросительно посмотрел на Николая Николаевича. Он головой показал следовать за ним.
В управлении собралось 15–20 человек: начальники всех отделов, главный конструктор, кто-то из Авиапрома, потом я узнал его фамилию: Беляйкин, Сталин, Каганович и незнакомые мне люди. Я сел подальше, но Сталин нашёл меня в зале и сказал, чтобы я сел в первый ряд, так легче будет работать. Первым он предоставил слово Николаю Николаевичу, который очень хорошо и очень осторожно осветил те технические и технологические проблемы, которые придётся решать, т. к. новые двигатели много мощнее и несколько тяжелее, чем планировалось, что имеющегося технологического парка совершенно недостаточно для решения одновременно четырёх разных проектов. Возникает необходимость создавать новую модификацию основного истребителя ВВС И-16 с новым двигателем М-62ФН, не совсем понятно, что делать с И-153, который, пока, так и не полетел, и продолжать работу по И-180 и ИВ-4. И, новые двигатели фактически ставят крест на И-15бис и, вообще, на бипланах!
— Т. е., Николай Николаевич, вы хотите сказать, что новые двигатели "убивают" бипланы? А как ваши слова согласовываются с нашей концепцией тактики ВВС, где монопланы работают как перехватчики, а бипланы используются для маневренного боя? Что скажут наши лётчики и командование ВВС? — задал вопрос Сталин?
— А давайте и спросим у лётчиков! — парировал Поликарпов.
— В зале только один лётчик, и тот – молодой!
— Насколько мне его характеризовал товарищ Чкалов, он – выдающийся воздушный боец, конечно, он, пока, побеждал лишь в учебных боях, но самолёты мы строим для них.
— Хорошо! Давайте послушаем! — у меня в голове раздался голос Сергея: "Говорить будем с места, важно видеть лицо Сталина!" Я понял, что сейчас говорить будет он.
— Товарищ Сталин! Я, только что, прослушал вашу речь на митинге! Впереди война с немецкими фашистами. Немцы не строят больше бипланы, только монопланы. С пушечным вооружением, с обязательной приёмо-передающей радиостанцией, высотные, цельнометаллические. С высокой скоростью пикирования и возможностью вертикального манёвра. Летают парами или четвёрками, эшелонированными по высоте. Это – новый стиль воздушной войны, где основной упор делается на скорость и согласованность действий. Где командование ударной группы пользуется данными выносных постов наведения и имеет постоянную связь между всеми постами и каждым самолётом в группе. В результате, 20 "мессершмиттов" перекрывают своей активностью всю Республиканскую авиацию, и свободно выходят из боя на пикировании, а вместо них подходит сверху другая пара или четвёрка, с полным боезапасом и полными баками.
Мы, сегодня, получили великолепные двигатели для малых и средних высот. Хотелось бы получить к ним хорошую радиостанцию, радиокомпасы, мощное оружие и новую систему управления воздушным боем. Ну и, желательно, сделать эти двигатели всевысотными. А бипланы? Они очень хороши для первоначального обучения лётчиков! Надёжные, хорошо планируют, на них можно отрабатывать высший пилотаж. А воевать на них уже не с кем.
В зале стояла гробовая тишина.
— Молодость всегда решительна и безаппеляционна! — неожиданно улыбнулся Сталин. — Мы подумаем над вашими словами, товарищ Андреев! — и переглянулся с Кагановичем. — ваше мнение, Николай Николаевич?
— Очень логично, товарищ Сталин! Мне, вообще, нравится этот молодой человек. В том числе: глубиной анализа, своими знаниями, умением организовать свое дело и своим кругозором.
Сталин встал.
— Не буду вас больше задерживать, товарищи! Уделите основное внимание модернизации И-16! Об остальном поговорим с вами чуточку позже, Николай Николаевич! Провожать меня не надо!
Когда Сталин и сопровождающие его лица вышли, Поликарпов устало сел.
— Готовьте И-16 к установке М-62ФН. Приступайте. Андрей Дмитриевич, зайдите ко мне!
По дороге в кабинет главного, успел перекинуться несколькими мыслями с Сергеем: "Кажется, мы влипли!" "С чего ты взял? Всё нормально, я видел всё и контролировал ситуацию!" "Но Поликарпов не в себе!" "Тебе это только кажется!"
Николай Николаевич, зайдя в кабинет, нажал на какую-то кнопку и вытащил из открывшегося шкафчика две рюмки и бутылку армянского коньяка. Не говоря ни слова, налил обе до краёв и пододвинул одну ко мне.
— Ты понимаешь, сколько врагов мы сегодня нажили, Андрюша?
— Точно сказать не могу, Николай Николаевич, но мне кажется, что много. И вы этого хотели!
— Да: "король бипланов" отказывается от бипланов!
— Я что-то не то сказал?
— Нет. На удивление всё сказано точно и просто! Как будто бы повторил мои мысли. Я, вообще, удивляюсь тебе! Тебе сколько? Восемнадцать? Двадцать?
— Через два дня – двадцать два!
— Молодо выглядишь! У тебя мысли и слова, как у человека, который прожил много больше! Спасибо за поддержку! С богом! Давай! — он опрокинул рюмку. Я сделал глоток. — Каганович и Яковлев нас попытаются сожрать! Тебя – в первую очередь! Надо срочно вызывать Валерия!
— Они были в зале?
— Конечно! Ты что, их не видел? Ах, ну да! Ты же их не знаешь! У меня огромная просьба! Будь осторожен эти дни, пока не приедет Валерий!
— Что значит: осторожен?
— Даже, если с тобой что-нибудь произойдёт, говори, что ты ничего такого не говорил. Что только сказал то, что хотел услышать Сталин! Правду! Договорились?
— Не совсем понял, о чём вы, Николай Николаевич, но договорились!
В дверь кабинета постучали. НН убрал рюмки и бутылку и сказал: "Войдите!" Вошёл Аркадий Дмитриевич.
— Я только что от Сталина!
— Андрей! Выйди!
— Пусть сидит, его это тоже касается!
— Вот как?
— Иосиф Виссарионович подписал ходатайство о Сталинской премии за ФН! Сказал, что будет ходатайствовать о "высоких правительственных наградах для всех участников создания двигателей", включая тебя, Андрей! На ближайшем ЦК рассмотрят. Но Яковлев и Каганович что-то замышляют! Оба пытались позвонить Самому, но он не брал трубку. Ты же знаешь, что у Него очень громкие телефоны! Настроение у Самого – очень решительное! Несколько раз спрашивал у меня про тебя, Андрей. Похоже, что ты его сильно заинтересовал. Отдай мне его, Коля. Он у меня целее будет! Верну, когда всё успокоится! Я нового наркома НКВД не знаю, только бы не ещё один Ежов.
Помолчав немного, Николай Николаевич достал из стола всё, что спрятал, подошёл в стене и достал ещё одну рюмку.
— Забирай! Спасибо, что понимаешь и поддерживаешь, Аркадий! Но он мне нужен! Насовсем – не отдам! С богом! Бум здравенькими! — выпили на посошок, сели в громадный "паккард" и через пять минут пересели в DC-3. Взревели моторы и мы взлетели курсом на Пермь, Николай Николаевич помахал нам в след. "Что скажешь, Сергей?" "Эти двое – за нас! И на нашей стороне Сталин! Теперь повоюем!" Мне даже показалось, что я слышу, как Сергей довольно потирает руки!
Летели долго, с двумя посадками, приземлились в Бахаревке, на военном аэродроме, оттуда минут пятнадцать-двадцать ехали до завода. Завод огромный! Целый город! Меня поселили в гостевом домике внутри завода. "Так спокойнее": – сказал Аркадий Дмитриевич. На следующий день после прилёта состоялся митинг, на котором я выступил от имени авиаторов. Что говорил – не помню, просто радовался вместе со всеми, что новые двигатели появились. Побывал на испытательном стенде, пощупал всё своими руками. Послушал новые двигатели, посмотрел диаграммы, задавал и отвечал на кучу вопросов. Был немного не в своей тарелке, не привык к такому количеству внимания. А вот когда собралось конструкторское бюро, разговор пошёл серьёзный. Говорили о том, что поршневые двигатели подходят к своей вершине, что дальнейшее наращивание мощности мало чего даст. На вопрос, какой путь развития авиации я вижу, мой ответ был: "Реактивный." Мне даже зааплодировали. Когда пошли уточняющие вопросы, я сказал, что нет, не ракетный, а воздушно-реактивный двигатель уже совсем скоро станет главным в авиации.
