Друзиллой, в которую был страстно влюблен. Но поскольку он, по словам Светония, «жил в привычном инцесте со всеми своими сестрами», то, вероятно, был готов к тому, что мог сам оказаться отцом и этого ребенка. Но даже если так, интерес Калигулы к мальчику, несомненно, угас, когда он заметил на его головке нежные волосы ярко-рыжего цвета как у всех Агенобарбов. Маленький Нерон определенно был Агенобарбом, и этот факт привел в некоторое замешательство Калигулу, у которого еще не было детей и который, таким образом, увидел в этом малыше старшего кузена и соперника любому его собственному будущему сыну. В его мрачном подозрительном сознании начало расти недовольство Агриппиной, Гнеем и их ребенком, и вскоре это недовольство обернулось неприкрытой враждебностью с обеих сторон.
Через несколько месяцев Друзилла внезапно заболела и умерла. Калигула был вне себя от горя. Неделями он отказывался бриться и стричь волосы. Мрачный и неистовый, он метался из одного города в другой, нападая, а иногда обрекая на смерть каждого, кто недостаточно убедительно демонстрировал сочувствие его горю. Некий сенатор, вероятно желая заслужить его благосклонность, заявил, что у него было видение, в котором Друзилла возносилась на небеса в компании всего пантеона. После этого Калигула издал декрет, предписывавший отныне поклоняться ей как богине, и на Форуме была установлена ее статуя из золота.
Вскоре после этого его восемнадцатилетний кузен Гемелл встретил свой конец. Юноша страдал от навязчивого кашля и однажды явился к обеду, источая сильный запах микстуры от кашля. Калигула обвинил его, что он принимает лекарство не для того, чтобы облегчить свое состояние, а чтобы защитить себя от яда. В то время в Риме было обычным делом, когда человек, собиравшийся отобедать с врагом, принимал перед едой антидот.
Гемелл стал возражать против такого обвинения, и возникла ссора, в результате которой после обеда Калигула послал Гемеллу записку, предписывая ему убить себя. Посланец передал юноше меч, но Гемелл, плача и кашляя, сказал, что никогда не видел, как совершают самоубийство, и с трепетом попросил совета, как лучше это сделать. Посланец, видимо, объяснил, что нужно приставить острие меча к сердцу между ребер и затем упасть на него. Несчастный юноша сделал, как ему велели, и замертво упал в лужу крови.
Обнаружив, что его приказ был так быстро исполнен, Калигула начал развлекаться тем, что приказывал самым разным людям совершить самоубийство, и очень радовался, когда они один за другим убивали себя. Это заставляло его чувствовать себя похожим на бога, распоряжающегося жизнью и смертью людей, и вскоре он начал заявлять, что он и есть бог. Калигула говорил, что постоянно общается с Юпитером, и иногда его можно было видеть со сдвинутыми бровями и приставленной к уху рукой, словно он прислушивается к какому-то божественному замечанию, после чего он важно кивал и что-то шептал в ответ. Когда на небе светила луна, он называл ее своей возлюбленной и мог вслух потребовать, чтобы она шла к нему в постель.
Калигула приказал поставить в храмах свои статуи, чтобы им поклонялись, и требовал, чтобы ему в жертву приносили только самых прекрасных птиц: павлинов, фламинго, фазанов и тому подобных. Следующим его шагом стало, конечно, возведение себя в ранг верховного жреца, что может показаться парадоксом, но при ближайшем рассмотрении оказывается вполне логичным, так как являлось теологической нормой на Древнем Востоке – земное воплощение божественной сущности отдавало дань уважения самой себе. Но иногда Калигулу приводил в замешательство вопрос: должен ли он одеваться как верховный жрец, чтобы возносить молитвы самому себе, или ему нужно, нацепив фальшивую бороду, как у Юпитера, забираться на пьедестал и в качестве бога принимать поклонение смертных, собиравшихся в храме. У него была установлена машина, издающая звуки грома, которая при повороте ручки издавала рев и грохот, когда он стоял и, подобно богу, смотрел сверху вниз на толпу. Иногда Калигула вызывал Юпитера на дружеское состязание, но если случалась настоящая гроза, то он обычно сам так пугался, что прятался под кровать.
Однажды, когда он, прицепив фальшивую бороду, изображал в храме бога, какой-то старик-рабочий расхохотался. Калигула велел подвести его ближе и воскликнул: «Глупец, разве ты не знаешь, кто я?!» – «Знаю, – ответил старик, продолжая смеяться. – Ты забавный дурак!» Ошеломленный император в страхе оглядел собравшихся вокруг людей. «Кто этот человек?» – выдохнул он. Один из людей объяснил, что это один из тех кельтских невежд с севера Галлии, или из Британии, или откуда-то еще. К всеобщему удивлению, Калигула отпустил старика, даже не наказав его.
Калигула страстно любил театр, особенно ему нравилась музыка и танцы. Говорят, он не мог пройти мимо, чтобы не присоединиться к пению или не начать повторять движения актеров. Ему нравилось участвовать в частных постановках, в особенности если роль давала ему возможность переодеваться в женские одежды, а его повседневные наряды часто поражали великолепием драгоценных украшений.
По-видимому, он обладал своеобразным чувством юмора. Однажды, когда какой-то господин слишком шумно возился, устраиваясь на своем месте во время театрального действия, Калигула велел привести его и приказал ему немедленно отправляться в Северную Африку с письмом для царя Мавритании. В письме, написанном на клочке бумаги, значились только следующие слова: «Не делайте подателю письма ничего хорошего и ничего плохого». Иногда на своих пирах он вдохновлялся музыкой и начинал подражать профессиональным танцорам, заставляя всех смеяться над своими нелепыми кривляниями. Или мог нарядиться Венерой или какой-нибудь другой богиней и уставиться на своих друзей немигающим змеиным взглядом, так что они не могли понять, шутит он или серьезен. А иногда Калигула мог уставиться на окружающих с такой жуткой гримасой на лице, что они думали, будто он готов перебить их всех. Однако стало известно, что эти гримасы он специально репетировал у себя в комнате перед зеркалом.
Был случай, когда Калигула за обедом вдруг разразился смехом. Когда его льстивые друзья спросили, что так рассмешило его, ответ вызвал оторопь. Калигула сказал, как забавно думать, что достаточно ему один раз кивнуть, чтобы все они перерезали себе горло. У него был любимый конь по имени Инцитат, которого он поселил в красиво обставленном доме с целой свитой слуг. В этом доме от имени коня как хозяина устраивались пирушки с ужином.
В довершение этой шутки Калигула сделал коня священником в своем храме и даже поговаривал, что сделает его консулом.
Своей аморальностью он далеко превзошел своего предшественника Тиберия и предавался всем возможным порокам. Других людей Калигула считал столь же безнравственными, как он сам, поэтому присутствие порядочного мужчины или женщины
