— Недалеко! — радостно ответил я Костроме и Дунаю.
— И сколько нам идти? — уточнил Дунай.
— Вот ты сейчас серьёзно?! — возмутился я. — Хочешь таких подробностей — сам спроси! А мне достаточно того, что за день управимся. Ну это если тормозить не будем…
— Значит, вернёмся завтра утром! — вздохнула Кострома. — Ходоки из нас так себе… Даже в нормальной обуви.
Обувь! Мы, конечно, не брали себе одежду на Алтаре Вознаграждения. Однако это сделали за нас Туз с его прихлебателями. А мародёрку никто не отменял. Как пелось в одном древнем юмористическом ролике, на который я наткнулся, разгуливая по видеосервисам родной Земли: «Хорошие кроссовки остались после Бори! Хорошие кроссовки! Ну зачем в них хоронить?».
Ну, ладно, не совсем так пелось. И не Бори, а кого-то ещё. И не кроссовки, а ботинки. Главное, смысл-то в итоге сводился к тому, что хоронить покойного стоит со всем уважением, но в сланцах. А ботинки — оставить имяреку, который хотел пойти куда-то танцевать.
Вот и я теперь рассекал в кроссовках Бориса: у нас с ним оказались похожие размеры ноги. Веселее всех выглядел Дунай, которому достались штиблеты Туза. Костроме подошли тапочки Илая. Пришлось, правда, в носок набить травы, а то болтались сильно…
Нормальной я бы эту обувь не назвал, но она была лучше, чем сланцы из пищевых лотков. Они, кстати, лежали в удобных рюкзаках, которые мы взяли с собой. А всё потому что, в отличие от «нормальной» обуви, сланцы можно подлатать на коленке прямо во время похода. К сожалению, тапочки, штиблеты и кроссовки срочному ремонту не поддавались.
Рюкзаки у нас тоже на две трети были трофейными. Один взял в своё время Дунай. А два — гопники. Оставшаяся часть их группы возражать против присвоения не стала. Да куда там возражать-то? Сегодня народ в лагере как раз собирался доесть последние пищевые пайки. А идти к обозлённым соседям за добавкой почему-то никто не спешил.
Сочинец и так решил организовать пост на промоине, по которой можно было взобраться на наш обрыв. Не то чтобы он мстителей по-настоящему боялся — скорее, опасался, что они проявят фантазию в вопросе отмщения. И теперь на этом посту друг друга сменяли Прокачун, Чемодан и Мелкий. Группа Романа и культуристы в этом плане считались людьми ненадёжными. А Мелкий, бывший гопник, пошедший против Туза — вроде как «ваще чот нормальный пацан».
Ох уж это его «ваще чот»… Прицепилось выражение так, что не оторвёшь. Полгруппы активно «ващечотали», а полгруппы делали это в шутку и реже. Но помнили и знали все до единого. А мне, если честно, эта новая мода «ваще чот» не нравилась. Ладно, я её тоже подцепил, чего уж там...
Итак, наш сборный отряд из людей и четвероногих двинулся в путь. Мы прошли вдоль склона с валунами, ведущими к лесу, а затем свернули дальше — в горы. Звери уверенно трусили вперёд, приподняв костяные пластины на спинах. Выглядело это наподобие закрылок у самолётов.
— Чего это они? — удивился Дунай.
Но ему никто не ответил. Потому что никто и сам не знал. Разве что СИПИН, а тот, как всегда, не собирался лишать нас «радости новых открытий». Но, наблюдая за нашими провожатыми около часа, я начал догадываться, что они так регулируют температуру тела. Чем быстрее двигался отряд, чем больше была нагрузка, тем вертикальнее вставали костяные пластины.
Наше плоскогорье примыкало к крутым горным склонам, которые уводили вверх, к белоснежным шапкам ледников. Никто из нашей группы до этого далеко на юг не ходил — что там искать-то? Камни? Ещё камни? И ещё камни?
Ещё там был снег и лёд, но этого добра в первые дни нам и без того хватало. Сейчас-то уже было не так холодно, как в первые дни или во время бурана, но всё ещё чувствовалось, что не май-месяц.
Мы выбрались на плато и двинулись к горам. Шли часа два, никуда не сворачивая — будто по линейке. Судя по тому, как переглядывались Дунай и Кострома, они считали, что зря мы идём в ту сторону. Я, кстати, тоже так считал.
А вот звери упрямо трусили вперёд. И ещё периодически призывно помахивали хвостами: мол, чего тормозите, двуногие? Мясо само себя не добудет! И вскоре выяснилось, что они правы, а мы — дуралеи, которые мало что знают о мире вокруг. Между горами и плоскогорьем обнаружился длинный каньон, пробитый мелкой горной речушкой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Его склоны были большей частью крутыми, хотя попадались и пологие участки. Однако и там, и там они густо поросли местной зеленью. Чего там только не было… Грибовидные растения, которые раскрывали шляпки, как корабли — паруса. Стручки всевозможных размеров и расцветок. Пучки высокой травы, маскирующейся под деревья. Густые кусты с почти привычной листвой… Всё это биоразнообразие густым слоем покрывало каменные склоны. А под ногами пробивалась молодая поросль, активно пожирающая останки предшественников.
Местные леса были куда ярче и пестрее, чем на Земле. Помимо зелёного, в расцветке стволов и листвы виднелись белые, бежевые, бледно-розовые вкрапления. Правда, я вот ни разу не уверен, что где-нибудь в земных джунглях нет такого буйства красок — если, конечно, забраться куда-нибудь подальше.
— Ох, ну надо же!.. — удивлённо выдохнула Кострома, осматривая каньон. — Кто бы мог подумать…
— А зверушки-то местность знают! — добродушно согласился Дунай.
А я потратил несколько секунд, чтобы затолкать поглубже незаслуженную гордость за своих подопечных. И потому не успел вставить ни единого слова. А отряд уже двинулся дальше, к ближайшему спуску вниз.
Звери остановились на самом дне каньона, у берега реки, начав лакать воду. А мы встали рядом. Казалось, нас поведут дальше, но один из трёх питомцев посмотрел мне в глаза, и я чётко понял — всё, пришли. Конечная!..
— Говорят, тут надо зверя бить… — заметил я, оглядываясь.
Мы стояли на низком берегу реки, поросшем мелкой растительностью. Эдакий заливной луг, где ничего высокого не вырастало. А ещё, судя по утоптанности земли в некоторых местах, здешние обитатели частенько ходили сюда на водопой.
— Здесь — значит, здесь! — легко согласился Дунай. — Наверно, хорошее место. Попробуй объяснить зверюгам, какую добычу выслеживать. Ну и что их помощь нужна! А то будут стоять прохлаждаться… И, если что, нашими трупами и подзакусят.
Прежде чем объяснять, пришлось дожидаться, когда звери наконец-то допьют. Я уже понял, что приём-передача мыслеобразов происходит глаза в глаза. А пока они носы в реку уткнули, можешь хоть что себе воображать — не услышат!..
А твари пили совершенно по-скотски: долго, с наслаждением, не отвлекаясь. Я даже уверен, что они специально издевались над нами — неуклюжими, странными, глупыми зверушками. Мне-то, как хозяину, довелось с ними общаться дольше остальных (что в предыдущий день, что сегодня с утра). Поэтому я уже улавливал их отношение.
Вот старая самка почему-то уважала меня. Не знаю уж, чем заслужил, но она относилась ко мне с осторожностью и некоторым, я бы сказал, пиететом. Но, так или иначе, она ушла, подбросив молодняк мне на воспитание. А вот они явно испытывали к нам, людям в общем, и ко мне, в частности, лёгкое презрение. И хорошо ещё, если лёгкое…
Когтей нет, зубов нет, хвоста нет, лапы кривые. И как это вообще можно уважать?
Наконец, один из зверей оторвал голову от воды, неторопливо почесался… А потом нехотя, с ленивым ожиданием, уставился на меня. Мол, чего тебе, двуногий, надо? Я его, кстати, уже мог отличить от других. Звери были, конечно, похожи, но у каждого имелись свои мелкие особенности.
Этот был заводилой. Он вечно пытался строить своих сестёр. А ещё у него над правым глазом был шрам, который рассекал бровь и заходил на костяную пластину на лбу. Кость заросла, а вот след остался.
Я попытался передать ему, что добыча нужна трусливая, слабая, но крупная. В ответ получил образ гнилого пенька и сидящего на нём таракана. То ли предлагал ловить таких, то ли просто намекал, что этот таракан — я. Разбираться было лень. И как-то даже стыдно, что ли…
Вторая попытка тоже не увенчалась успехом. А затем, в результате тяжёлых умственных усилий (и почёсывания затылка), я догадался сам спросить, кого здесь можно поймать.
