Дождь барабанит по крышам обеих машин все слабее и, наконец, перестает. Мы остановились в аллее высоких тополей в двенадцати километрах за Сегедом. Темнеет. Правда, мы бы еще успели пересечь границу и на всякий случай проехать по Югославии несколько километров, но тогда мы испортили бы радость друзьям, которые обещали приехать завтра утром из Белграда встретить нас у самого пограничного шлагбаума.
Иржи сидит за радиопередатчиком, в эфир летят сообщения о том, что мы в двух километрах от югославской границы, что завтра на рассвете покидаем Венгрию. Из приемника доносится голос нашего старого знакомого из Восточной Африки Робби, вместе с которым несколько лет назад мы провели не один вечер возле его передатчика в Найроби, в получасе езды от места, откуда прекрасно видна снежная папаха Килиманджаро.
— Спасибо за приветы, Робби, разве мы можем это позабыть! Тот кусочек лавы с вершины горы Кении, который ты нам подарил в Найроби на прощание, до сих пор хранится в нашей коллекции. Минутку, подожди нас немного на диапазоне, через пять минут я снова свяжусь с тобою, у меня гости…
У открытой дверцы синей машины стоят три пограничника с автоматами на груди. Сложный венгро-русско-чешский разговор длится гораздо дольше объявленных пяти минут. Наконец мы поняли, в чем дело: ребята хотят получить от нас письменное подтверждение, что они действительно были у нас и выполнили свой служебный долг. Подтверждение должно быть с нашей печатью.
— Печати, ребята, у нас нет, мы не канцелярия. А справку напишем вам с удовольствием. Как хотите — по-русски или по-чешски?..
Довольные, они засмеялись, сильно потрясли нам руки, а старшина сунул под фуражку листок бумаги, на котором было написано: «Подтверждаю, что в соответствии с разрешением венгерских властей я веду передачу в эфир с помощью любительской рации OK7HZ. 1 мая 1959 г. Подпись».
Мы снова услышали Робби по радио. Он сразу же стал деликатно с нами прощаться:
— Идите-ка лучше спать, Жорж энд Миро, у вас наверняка есть заботы поважнее, чем терять время со старым болтуном из Кении. А главное, поторопитесь, я бы хотел слышать вас уже из Албании!
Глава вторая
На юг от автострады Тито
«Калемегдан» — слово очень старое и очень турецкое. В переводе оно значит — Белград.
Калемегдан — это также и прекрасный парк на белой скале.
Калемегдан — живая история края, расположенного у слияния Савы и Дуная. Немного найдется в Европе мест, за которые в древности разыгрывалось столько битв, сколько их было за эту стратегически важную скалу. В те времена она называлась Сингидунум.
Турки изменили и ее название и ее облик. Над римскими крепостями они воздвигли огромный замок, один из своих главных опорных пунктов в Европе.
Еще позднее наследие Рима и Царьграда покрылось красными кирпичными коробками, мало чем отличающимися от австро-венгерских казематов на пражском Петршине и в Терезине.
А чтобы история была действительно полной, молодая Югославия в парке у крепости поставила символическую скульптуру Мештровича «А ла Франс», в самой крепости почтила мемориальными досками память героев партизанской войны против нацистов, ближайшую центральную площадь назвала именами Маркса и Энгельса.
А каков же полумиллионный Белград за окнами машины? Сначала показательная часть проспекта Революции, а затем — бесформенная грибница одноэтажных и в редких случаях двухэтажных домов и домиков из кирпича, глины и дерева. Среди них в самых неожиданных местах смело возвышаются здания из стекла и бетона, легкие и воздушные, удачно отличающиеся друг от друга цветом и материалами.
Первый минарет
На тысяча сто двадцать седьмом километре от Праги, если ехать через Вену и Будапешт и, миновав Белград, покатить по бетонному шоссе, называемому здесь автострадой Тито, начинаются Балканы. А если говорить еще точнее, то они берут начало в восьмидесяти пяти километрах западнее Белграда.
Мы сами не имели об этом ни малейшего представления и узнали только по приезде в Будапешт, когда на острове Маргит уселись за карты юго-восточной Европы, чтобы окончательно решить, куда двигаться дальше. Нужно было как-нибудь наверстать время, поэтому наш путь пролег из Белграда до Загреба и дальше вдоль адриатического побережья. Правда, кратчайшая дорога в Тирану ведет через Крагуевац и Митровицу, но, избрав ее, мы вообще потеряли бы возможность соприкоснуться с Адриатикой. Поэтому мы выбрали золотую середину — дорогу Белград — Сараево — Мостар — Дубровник — Титоград.
— Вы сделали хороший выбор, — поддержали нас друзья из белградского посольства. — По крайней мере сразу заберетесь на Балканы!
Прямые сквозные шоссе, особенно если они содержатся в хорошем состоянии, хотя и льют бальзам на душу автомобилиста, тем не менее лишают его общения с живым человеком. Ведь водителей машин, несущихся по бетону со скоростью сто двадцать километров в час, нельзя принять за живых людей. Эго скорее механизмы, оснащенные радаром и следящие за краями проезжей части, за стрелкой спидометра и в лучшем случае за температурой воды или масла. Подлинную жизнь тщательно скрыли от глаз путешественника геодезисты, проложив белую бетонную ленту так, чтобы с нее исчезли деревни, ревущие ослы, базары, люди с косами, мальчишки, пасущие небольшие стада овец, церкви и трактиры.
Автострада Тито не является автострадой в полном смысле слова. Это хорошее бетонное шоссе, однако, чтобы заслужить название «автострада», ему не хватает нескольких метров в ширину, двухстороннего движения и зеленого пояса посередине. Но и без этого оно дает возможность туристам, главным образом немецким и австрийским, направляющимся в Турцию, за три часа проскочить четыреста километров между Загребом и Белградом, наскоро пообедать з «Эксцельсиоре» или «Метрополе» и вечером оказаться на болгарской границе…
— Прошу тебя, Мирек, выйди спроси, не сбились ли мы с пути. Что-то здесь, кажется, не то.
Мы были в селении Кузмо, километрах в трех от того места, где свернули с автострады Тито, на пыльной, ухабистой дороге; перед нами была широкая деревенская площадь, и нам почему-то представлялось, что на юг надо ехать именно этим путем. Но дорожный указатель с мелкой надписью кириллицей «Биелина» неумолимо повелевал брать вправо, хотя на автомобильной карте в селении Кузмо вообще не значилось никакой развилки.
— Они говорят «десно», то есть направо. Биелина, Зворник десно.
— В таком случае поедем десно.
