зрения вышла очень хорошая прическа, стильная, по французской моде, с такой остриженной почти до корней челкой. А тогда это был кошмар и ужас. Но бабушка сестру тогда за это как следует отругала, а мне позже прилетело рикошетом от самой Наташи.
Однажды сестра для меня пирожки украла в школьной столовой. Бабушка у нас жарила пирожки на кулинарном жире, такие румяные, вкусные получались. Но большинство готовило пирожки на обычном подсолнечном масле. В общепите его не меняли, и пирожки выходили такими темненькими, зажаренными. Бабушка нам такие кушать запрещала: канцерогены, вредно вам такое. Ну а запретный плод сладок, мне подавай именно такие!
Вообще, с запретными плодами – это не моя типичная история. Если что-то нельзя – это не становится для меня более притягательным. То есть если мне интересно или неинтересно что-то, от того, запрещено это или разрешено, мнение мое никак не изменится. Но вот пирожки те любила очень!
И вот Наташа с двумя пацанами однажды пробралась туда, где в школьной столовой эти самые пирожки жарили, схватила их и набросала за шиворот, под платье этих горячих пирожков. И мне принесла. «Вот, ешь», – говорит. А пирожки эти мне в рот не лезут, я вижу, что у сестры на пузе аж волдыри пошли. Мне ее жалко, а она только злится, мол, что ли зря пирожки таскала, кричит: «Что встала, слезы утри и ешь давай, если бабушка увидит, нас убьет обеих».
Когда Наташа учила меня давать сдачи – а делала она это с завидной регулярностью, – я отвечала, что не могу ударить, потому что человеку будет больно. Но со временем эту мягкость в себе поборола и с той же завидной регулярностью мы дрались уже с сестрой. Кстати, во многом потому, что сестра меня лупила постоянно и не давать сдачи уже ну совсем не получалось.
Хотя по сей день поругаюсь с кем-то и быстро отхожу, всегда думаю, как бы больно никому не сделать, жалею всех очень. И это, наверное, не очень правильно.
Нет, конечно, быть жестокосердным – это не то, что я поддерживаю. Но понимаю и неоднократно испытывала в жизни, когда люди сочувствие и сопереживание рассматривают как проявление слабости, садятся тебе на голову, свешивают, как говорится, ножки и погоняют. Некоторые из моих отношений с мужчинами строились на этом сочувствии. Когда я старалась для человека, сопереживала, а меня воспринимали как ту «золотую антилопу» из мультика и требовали: «Еще, еще». Благодарности ноль, зато если отказываюсь делать – претензии в ответ, унижение. Я периодически прямо-таки теряла себя, не понимала, как действовать…
Для себя определила, как и не зачерстветь, и при этом не дать другим пользоваться твоим сопереживанием и вытирать об тебя ноги. Есть люди, которые свою эмпатию сконвертировали в массовую помощь, а не в способ манипуляции ими: принцесса Диана, доктор Лиза, Чулпан Хаматова и другие…
Мне до них, конечно, как до Луны. Я не благотворитель, не меценат, не посвящаю всю свою жизнь социальным вопросам. Но все равно примеры выше очень точные: я тоже стараюсь помогать адресно, причем тем, кто точно не сядет потом на голову, эту помощь получив. И потому я, например, особенно часто помогаю приютам для животных… Однажды накопления все свои в 150 тысяч рублей в приют отдала и сидела совсем без копейки какое-то время. Меня многие осуждают: с ума сошла, люди вон страдают, а ты деньги туда отправляешь регулярно, содержишь эти приюты и клиники. А я просто уверена, что животное, даже самое дикое, никогда не укусит руку помощи, которую ему протянули, не начнет манипулировать теми, кто его искренне полюбил.
Поиски себя
К 14 годам я уже четко осознавала, что хочу стать актрисой. Примеряла на себя какие-то роли и отыгрывала их в повседневных жизненных ситуациях так, что будь здоров: окружающим не всегда было понятно, в образе ли сейчас Маринка и играет или все происходит всерьез.
У нас вся семья с юмором, мы часто подшучивали вдруг над другом. Я же придумывала и отыгрывала настолько реальные сюжеты, что мне просто нельзя было не поверить. Например, что у бабушки корова ушла. Бабушка мчалась в коровник как угорелая, ведь я рассказывала обо всем придуманном в мельчайших деталях. Когда надо было, драму хорошо отыгрывала – в итоге меня уже бросались жалеть, а я еще повод, за что именно жалеть, не до конца придумала.
Когда я оканчивала школу, аттестат еще был важен. С плохим аттестатом было никуда не поступить. А для меня что математика, что естествознание – темный лес. Я гуманитарий в чистом виде! До сих пор, как вижу цифры или когда нужно что-то посчитать, – в предынсультное состояние впадаю! Но в школе мне некоторые оценки завышали. Я благодарна моим школьным учителям за красивый аттестат и за то, что не ломали меня.
Так как я панически боялась выходить к доске на уроках математики, тут к делу уже подключалась бабушка. Она ходила «на переговоры» к учителям и брала с собой разные подношения… То коробки конфет таскала, то сметану или яйца домашние. Только чтобы ее Марийку на математике к доске не вызывали, а то у девочки стресс от этого. И спасибо большое бабушке за то, что к доске на нелюбимых предметах меня и правда не вызывали никогда. Учителя говорили: «Да, конечно, не будем вызвать, ей есть где себя показывать, она вон и в хоре, и в школьной самодеятельности участвует».
Сейчас я прекрасно понимаю, что и без появлений бабушки в школе многие из учителей не стали бы меня мучить. Учительница математики мне так и сказала: «А смысл тебя к доске вызывать стоять, на сцене еще настоишься». И я очень благодарна за то, что во мне не просто видели какие-то способности, но и пытались их поощрять.
Правда, в тот момент я лояльность учителей списывала на важность «подношений». Ее для себя отметила, запомнила, и это наблюдение мне потом очень пригодилось.
Практически каждый год меня отправляли на лето с Украины в Пермь, к родителям. А если помните о моей самостоятельности, не удивитесь тому, что уже начиная с класса пятого я ездила одна. С пересадкой в Москве причем. И как-то я сажусь в поезд из Москвы в Пермь, у меня купе, а в нем со мной будут ехать три мужика… В дупель пьяные. Не успел поезд тронуться, а у них уже между собой какая-то разборка началась, что-то поделить не могут, и чую я: дракой пахнет. Мне и так
