К кровати приблизился Юрочка в своем любимом домашнем халате, который она привезла ему на Новый год из Франции. Это он уже, оказывается, с Катей встречался. Любовь уже у них была. А халату тогда обрадовался, как дитя:
– Мой любимый цвет, мой любимый размер!
Винни Пух окаяннный! Или кто там радовался любимому размеру? Иа-иа, вроде. Да какая разница!
Юрочка улегся справа от нее, раскрыл принесенный с собой лэптоп. Она услышала дробный глухой перестук клавиш.
– Письмо счастья посылаешь? Мог бы до утра подождать. Или надо срочно осчастливить? – спросила она тускло.
– Ну, зачем ты так? – отозвался Юра, не переставая строчить свое послание.
Видимо, удовлетворение от хорошо выполненного наконец-то дела переполняло его, требовалось срочно поделиться с любимой.
Тина лежала и думала, что оказалась теперь совсем-совсем одна. Вот она, оказывается, какая жизнь на самом деле! Старших никого не осталось. Муж ее давно, как выяснилось, разлюбил. Почему она никогда не думала, что такое возможно? С другими же случалось сплошь и рядом – и она это видела, и комментировала, что, мол, обычное дело, такая нынче жизнь. Но про себя просто уверена была: никогда родной муж не перестанет ее любить. Он же родной! Самый близкий! Они – одно целое! И столько лет вместе. И у них взаимопонимание. И вообще – они собираются жить долго, счастливо, состариться вместе и умереть в один день. Вот – ее родителям удалось же именно так прожить! А образ жизни – он тоже передается по наследству. Это такой тайный код судьбы, что-то типа генетического, только он пока не расшифрован, руки у ученых еще не дошли. Ха! Она ведь на полном серьезе так все время думала. Ну, вот и расшифровался код сам собой.
Лушка, конечно, останется с отцом. У них полное взаимопонимание. Она всегда была папиной дочкой. Внешне – как две капли. И характер упорный – в отца. И, если что, ему звонит, а не матери. К тому же комната у нее тут – лучше не придумаешь. И с огромным балконом, и обстановка дизайнерская – настоящий шедевр. Не пойдет Лушка на Кудринскую. Там и мебели вовсе нет. Тина мебель специально до сих пор не покупала: некоторые жильцы не хотят хозяйскую мебель, завозят свою. Особенно те, кто надолго планирует снимать. Так что из обстановки там – только кухня, встроенные шкафы и прекрасно оборудованные санузлы. А так – пустота. Будущую ночь придется спать на полу. Ну, и фиг с ним. Такая нынче жизнь. У всех такая. И у нее оказалась ничем не лучше. Как-то надо привыкать.
Но – не может быть!!! Не может быть!
Так – фоном – кричало что-то внутри нее:
– Не может быть! Это просто страшный сон. Вот сейчас… Проснись! Давай! Просыпайся!
Проснулась она от собственного воя. Оказывается, ничего не приснилось. Все, как было, так и есть: она в плаще с капюшоном на голове, мирно похрапывающий Юра рядом, не проснувшийся даже от страшных звуков, которые она непроизвольно издавала. Умаялся вечером, открывая нелюбимой жене свою возвышенную душу. Провалился в сон. Сколько же она спала? Тина достала из кармана плаща свой мобильник. Всего час ночи! Не может быть! Так долго тянется это ненавистное время! И на сон ей отпущено было высшими силами не более получаса. И что теперь? Как лежать рядом с предателем?
– Да какая разница! – снова сказала она себе, – На войне всякое бывает. И с предателем оказываешься в одном окопе. Главное все знать о том, с кем рядом.
А она теперь знала.
Вдруг догадка пронзила ее: она наконец получила исчерпывающие ответы на некоторые вопросы, которые время от времени не могли не появляться, но которые она, по собственной слепоте, отодвигала от себя, как несущественные или даже ложные.
Главный вопрос состоял в том, что в последние месяцы Тине казалось, будто кто-то незримый присутствует в ее жилище. Словно бы какой-то параллельный мир случайно вторгался в ее пространство, не желая ничего нарушить, но оставляя после каждого вторжения следы. А если проще говорить, повсюду появлялись какие-то необъяснимые вещи: дамский дезодорант, которым никогда не пользовалась ни Тина, ни Луша, непонятная заколка для волос, расческа. Вообще-то Тина думала, что это дочкины подружки разбрасывают свои вещи, но Лукерья уверенно, честно глядя в глаза, настаивала, что никто у нее давным-давно не был, а если бы и был, зачем бы она это скрывала. Логично, конечно. Но на кого в таком случае было думать? Только на дочкиных подружек, забежавших на минутку в отсутствие родителей, и забывших по девичьей рассеянности какую-то свою вещицу. Впрочем, все это были ерундовские мелочи, хотя Тина и продолжала им удивляться. Кстати, она никогда не выбрасывала чужие предметы в мусорное ведро. Ну, забыла девчонка, вернется – заберет. У них, юных глупышек, денег лишних не водится, зачем выкидывать то, что тебе не принадлежит, а хозяйке вполне еще сослужит службу. Дезодорант, кстати, дорогой, известной фирмы, так и стоял на ее полочке. И до сих пор стоит. Заколка исчезла, а дезодорант остался. Запах его Тине не нравился: слишком резкий, приторный. Ну и что с того? Не так много места занимает, чтобы о нем лишний раз думать.
Сейчас Тина поняла, что это за параллельный мир к ней вторгался. Пылкая влюбленная Катя метила территорию. Старая штука, известная еще в пору ее молодости: приходишь к парню, оставь у него что-нибудь, хоть заметно, хоть незаметно. Пусть твоя вещь поселится в его доме. Сначала вещь, а потом и сама потихонечку переберешься. Как лисичка из сказки: пусти, зайчик, моё ушко погреться, пусти, зайчик, мой носик погреться, пусти, милый, мои лапки погреться. А потом, глядь – а вся избушка ее.
Значит – старо, как мир? Выходит так.
А почему же она это не принимала во внимание? Почему думала, что древние знания о жизни ее не касаются? Дура была, да? Или время ее тогда еще не подошло? Всякому тесту время нужно, чтобы взойти. Иначе пирог не получится. Сейчас, значит, взошло. И Юра, как заправский кондитер, это почуял и старается вовсю.
И еще кое-что было. Тоже поначалу непривычное, но Тина старалась не придавать значения. То есть – сознательно выбирала слепоту и глухоту как способ счастливого семейного существования. А теперь прозрела. Юрочка в последние годы часто выступал за границей. Даже очень часто. Когда-то они вместе летали: она заодно делала свои дела, отыскивала на блошиных рынках чудом незамеченные сокровища. Но вот в последний год Юра ее с собой не звал. Да и ладно. Все равно Лушку боязно было оставлять одну. Удивляло же ее вот что: Юра, никогда не покупавший сам себе одежду и жутко тяготившийся посещением магазинов, из каждой поездки теперь привозил себе какие-то обновы: то пальто, то ботинки, то сапоги. Даже трусы однажды привез – невыразимо кокетливые трусы, хотя Тина ему в дорогу все, как обычно, собрала: и белье на каждый день, и рубашки, и все остальное.
– Юрка, это – твое? Или случайно чьи-то прихватил? – шутливо спросила она.
– А? Да! Мои, Тиша. Я почему-то подумал, что ты меньше, чем надо, положила, вот и купил, – спокойно пояснил Юра.
– Ты теперь в магазины полюбил ходить, да? – просто так произнесла Тина, – Раньше было не затащить.
Юра вдруг словно ощетинился, хотя – что она такого сказала?
– Я не по магазинам полюбил ходить: ненавидел, терпеть не могу и не полюблю никогда. А полюбил я, Тиша, свободу. И личное пространство. И собственное право выбрать вещь по своему вкусу, а не по чужому распоряжению.
– Пожалуйста, кто ж против? – удивилась она тогда, – Кто тебе твою свободу ограничивает?
Он махнул рукой и ушел в свой кабинет.
Вот, значит, в чем заключалась его вожделенная свобода! В поездках вместе с Катей и в том, чтобы Катя выбирала ему обновки. Трусы – это, конечно, была Катина дамская шалость. Это она тоже – территорию метила. Женщины – мастерицы ювелирных деталей, умеют очень тонко намекнуть. Только слепым намеки не видны. А Тина была слепа давно и основательно. К слову сказать, одежда, которую привозил в последнее время Юра, очень ему не шла. То есть – сидело все хорошо, но словно не ему предназначалось. У него вообще-то было чувство собственного стиля, он понимал толк в элегантности. Новые же его приобретения выглядели слишком пафосными: так в свое время одевались богатые рыночные торговцы-кавказцы с Центрального рынка. Мама все время говорила:
– Смотри, и кепок-аэродромов теперь не носят, и вещи дорогие, но сразу видно, кто их хозяин.
Увы. Оказалось, что с возрастом Юрочку стало тянуть на дешевый шик. И тут не было смысла спорить. Это действительно – его свобода выбора.
А выходит – никакой свободы. Вернее – он боролся за свободу Катиного выбора. Потому что Катя была его давней мечтой, теперь осуществившейся. А она, Тина? Кто она? Ответ на вопрос стал ей той жуткой ночью абсолютно понятен: она – подвернувшаяся под руку закомплексованному юнцу, получившему дважды отказ от девушки его мечты – доверчивая идиотка, дурачина-простофиля. Вот, кто она. Это изначально. Сейчас же, кроме того, она – домработница, кухарка, прачка и воспитательница его дочери. Не жена вовсе, а многофункциональная прислуга, которую он терпел из жалости. Или из опасения, что Катя в последний момент передумает. Могли быть у него и такие опасения, он человек предусмотрительный.
