— Как для меня, — резюмирует Марциано, — он у нас «работник года». Не волнуйся, — это он мне, — завтра тебе привезут машину прямо сюда.
«По щучьему велению, по моему хотению…»
Утром меня ждет на стоянке моя мечта: серебристый, сверкающий свежей полировкой трехлетний «Юндай» с какими-то жалкими сорока тысячами километров на спидометре. После короткой поездки на почту, чтобы оформить документы, я, по традиции, отправляюсь за тортами. Я обращаюсь со словами благодарности к коллективу, который мне как брат родной, имея в виду лично Марципана. Я прямо говорю им в лицо, какие они все хорошие, и как я горжусь честью работать среди них. А поскольку я «интеллигентный молодой человек», то речь моя полна многозначительной иносказательности.
И все-таки я не зря расточал комплименты — мне дарят «Большой Атлас Израиля». Мы с Инной вырываем его вечером друг у друга из рук и, перебивая друг друга, спорим, куда будет наша первая самостоятельная поездка. Инна с гордостью сообщает, что отказалась от очередной автобусной экскурии «Клуба Путешественников», изрядно нам надоевшего громким визгом детей и туповатыми массовиками-затейниками, копирующими друг у друга одни и те же шутки, загадки и затейки.
Обычно я паркую свою серебристую кобылку в укромном углу на самом дальнем месте, чтобы не испоганил израильский агрессор своей грязной дверью ее полированный бочок: «подальше положишь — поближе возьмешь». Я готов гордо дефилировать через всю стоянку в жару, под дождем и в темноте.
— Владимир Ильич, можно вас на минутку?
Цепенею на мгновение.
Потому что лет этак… несколько меня по батюшке никто не называл. Оглядываю вылезшего из стоящей рядом видавшей виды «Мазды» мужика с бородой, в черных пальто и шляпе. Я не разбираюсь в разных религиозных заморочках, для меня — все досы[18] на один манер. У меня выработалась за время, проведенное в Хоум Центре, некоторая хватка, умение оценивать людей. Иногда я даже не могу объяснить, на чем это основано, какие-то неуловимые черточки. Но сейчас я не могу определить ничего.
— Мы… э-э-э… знакомы? — спрашиваю, отчаянно пытаясь вспомнить обстоятельства, при которых мог видеть этого типа.
— Не знакомы, Владимир Ильич, не пытайтесь вспомнить.
— Откуда вы меня знаете?
— Позвольте вам все объяснить, но понадобится некоторое время. Поэтому давайте-ка я приглашу вас в ресторан.
— Но… — У меня мелькает мысль, что он может быть из ФСБ. Уехал-то я в Венгрию по турпутевке, а не в Израиль на ПМЖ.
— Я знаю, что конец недели, и вас ждет дома жена. Позвоните ей и придумайте какую-нибудь отговорку, работу, что ли, срочную, ревизию…
— И почему я должен это делать?
— Конечно, не должны, Владимир Ильич, просто…
— Что, просто?
— Я прошу вас уделить мне пару часов и обязуюсь компенсировать вам это — ну хотя бы просто хорошей едой. Мне нужно вам кое-что рассказать.
— Шантаж?
— Ну что вы, Владимир Ильич.
Инна меня сегодня не ждет — у них там какой-то очередной междусобойчик на работе, без мужей, и мне оставлен обед в холодильнике.
— Здесь неподалеку есть сносный ресторан. «Жако» вас устроит?
— «Жако»?! — я не могу поверить своим ушам, ведь там подают морских гадов, не то чтобы считающихся кошерными.
— Теперь все нормальмно, нет когнитивного диссонанса? — парень забрасывает в багажник реквизит: пальто, шляпу, парик с пейсами, накладную бороду.
— Зачем этот маскарад?
— Терпение, Владимир Ильич, вы креветки любите?
Хорошие креветки — моя страсть. За креветки в соусе «рокфор» я не задумываясь могу продать любой секрет шпилечного клапана для редуктора высокого давления.
— Сдаюсь, — говорю. — А вас как зовут?
— Марио.
— Тогда, зовите меня Влади, как все, а не Владимиром Ильичом. — А то, неловко как-то, меня уже давно так никто не зовет. А вы откуда?
— Я все вам объясню… Влади. Наберитесь чуть-чуть терпения.
Едем недолго, минут десять, и в моей голове вертится лишь одна знаменитая фраза: «Никогда не заговаривайте с незнакомцами». Полдневный народ уже схлынул, а до вечера еще далеко, и мы практически одни, если не считать пары посетителей, занятых десертом. По всему видно, что Марио здесь не в первый раз, также как и я. По праву хозяина он выбирает вино и, перед тем как окончательно решить, делает паузу — смотрит на меня и ждет одобрения. «Шардоне Гамла»[19] я всегда готов одобрить.
Когда официанты, заполнив стол салатами, отходят, я отпиваю вина и вопросительно смотрю на Марио. Но он не торопится, режет горячий хлеб, берет понемногу салатов, смакует «Шардоне». Он очень хорошо говорит по русски, чисто и без акцента, но у меня создалось впечатление, что его русский — не родной. То же самое и с ивритом — нечто неуловимое, не могу определить, но он явно не родился в Израиле.
— Я представляю «Ложу Профессионалов», — он смотрит на меня пристально. — Вы о ней что-нибудь знаете, Владимир Ильич?
— Влади, — поправляю его. — О «Масонской Ложе» я что-то там слышал, а вот «Ложи Профессионалов» — не припомню. Или это одно и то же?
— Вы ведь Профессионал, Влади? — Марио пропустил мой сарказм мимо ушей.
— Хе, был когда-то.
— А сейчас?
— Сейчас я краску замешиваю и кисти продаю с валиками.
— И как, идет?
— Вроде бы идет…
— А что не так? — Марио с бокалом в руке откинулся на спинку стула и рассматривает меня.
— М-да, — беру свой бокал и пью вино мелкими глотками.
«Уважаемый редактор, может, лучше про реактор…» в смысле — про редуктор, тот самый, шипящий на отказ. Задумывался ли я о том, что дальше? Спрашивал ли я сам себя, хочу ли я до пенсии краски продавать? Откровенно, как на духу — не спрашивал, наверное, просто боялся спросить. Я ведь уже давно плюнул на то, что мои разработки никому ни в России, ни в Израиле не нужны. И, я так подозреваю, ни в какой другой стране тоже. А мой собеседник как бы ненароком спросил. И тут меня посещает простая мысль: либо он шпион, либо представитель какой-нибудь безопасности (не той, которая у нас на входе в магазин), но в любом случае, дело-то скорее всего нечисто. Как он сказал: «Ложа Профессионалов»? Ну что за чушь! Скорее всего, меня-таки достала ФСБ за то, что от подлодок без разрешения на ПМЖ сбежал. Только долго что-то искали, ведь шесть лет уже прошло.
— Марио, — ставлю бокал на стол, — давайте начистоту: что вам от меня надо? И зачем вам было рядиться в черное пальто?
Реакция его, прямо скажу — нулевая:
— Как вы относитесь к паранормальным явлениям, Влади?
— Не знаю, — я растерялся. Такого вопроса я никак не ожидал. — А что вы имеете в виду?
— Экстрасенсорные способности.
Понятия, что мой собеседник от меня хочет, у меня нет никакого, и теперь я ловлю себя на том, что меня это начинает раздражать. Сдерживаю себя, потому что соображаю: неспроста это все. Решаю не играть в игрушки и говорить откровенно — кто его ведает, откуда взялся этот Марио.
— Честно говоря, не знаю, не сталкивался.
— А про других-то что думаете?
— Пишут много, а где правда, и где шарлатанство? Откровенно, я не слишком в это верю. Наверное, что-то есть.
На секунду мне показалось, что Марио улыбнулся впервые за все время.
— Если я вам, Влади, скажу, что вы — весьма сильный экстрасенс, то вы мне, конечно, не поверите?
— Не поверю, — сказал я твердо, как только мог, чтобы не оставлять и капли сомнения.
— Значит, вы просто продаете краски, — пробормотал Марио, как бы ни к кому не обращаясь, и замолчал.
Он подозвал официанта и попросил пополнить салаты, которые мы доели, и еще хлеба. Я отметил, что вкусы у нас во многом совпадают: острые восточные кушанья остались нетронутыми, а зеленая тхина, кабачки в соевом соусе, жареные баклажаны, селедка — все исчезло. Мне стало ясно, что «пара часов» было лишь оборотом речи.
— Скажите, Влади, вы не подвергаете сомнению факт существования экстрасенсов?
— Не подвергаю, — говорю. И думаю, что было бы как-то глупо подвергать.
— Хорошо, я тоже согласен, что шарлатанов больше, чем действительно способных людей. Но они ведь есть?
— Есть, наверное…
— Есть, есть. — Марио впервые проявляет некое подобие нетерпения. — Разные есть таланты. Вы про Ури Геллера, конечно, слышали?
— Который ложки гнет?
— Он самый. Действительно гнет, — добавляет Марио, видя мой скепсис, — только таких людей мало. И вообще, универсалы встречаются редко, гораздо чаще бывает, что проявляется лишь очень узкий, я бы сказал, специфический талант, как у вас.
— И какой же это талант?
— Краски. Вы, Влади, Продавец Красок.
— Ну да, я продавец красок.
— Вы не поняли — продав кому-то краску, вы с легкостью, можете изменить его судьбу.
— И как именно, в какую сторону?
